— Мужчине, которого вы ищете, около тридцати лет. У него тяжелая болезнь позвоночника. Его инициалы «А. К». Он приехал со Среднего Запада, был врачом или студентом-медиком. Десятого июня тысяча девятьсот сорок восьмого года женился на женщине по имени Гризель. Вероятно, она родом из Шотландии. Ее девичья фамилия начиналась с буквы «М», она любила шить, и у нее были красивые каштановые волосы с медным отливом. Она умерла лет семь назад, и примерно в это время мужчина, которого Мы ищем, начал пить. Обстоятельства ее смерти, по-видимому, были необычными. Может быть, убийство или самоубийство.

— И это называется кое-какая информация? Черт возьми, да через несколько часов мы будем все знать. Врачи — люди известные, они не исчезают бесследно. Я сейчас же займусь этим. Если он работал в Нью-Йорке, то у него была лицензия на врачебную практику. Если к тому же Гризель умерла здесь, то это совсем просто. А ведь есть еще налоговые документы, страховки. Слава богу, что у нее необычное имя. Но даже если бы ее звали Мэри, то и тогда информации вполне достаточно. Вы уверены, что он был врачом?

— Да.

— И что об его исчезновении было заявлено шесть лет назад?

— Нет. То, что он исчез тогда, — это точно. Но вот было ли заявлено об этом, я не знаю.

— Странно.

— Да нет. Мы ищем человека, у которого не было близких друзей, или он растерял их, когда запил. Возможно, этот человек сознательно или бессознательно хотел убежать от чего-то ужасного.

Вернувшись вечером домой, Бэзил перечитал статью Лептона о последнем романс Амоса Коттла. Один отрывок привлек его внимание:

…Эдгар Вари, студент Чикагского университета, — главный герой романа Амоса Коттла «Страстный пилигрим». Действие начинается с того, что Варна исключают из университета за изнасилование студентки с Гавайев. Амос Коттл пишет об этом с деликатностью человека, понимающего, сколь трагичны могут быть отношения между людьми. И читатель следит за перипетиями излагаемых Коттлом событий затаив дыхание. Варн смиренно принимает обрушившуюся на него кару. Его огорчает лишь изменившееся отношение к нему друзей. Трогательное впечатление производят те страницы, где рассказывается, как Варн, отбыв срок, приглашает бывших друзей на вечеринку в свой бедный домишко. Однако к нему приходит только пьяный репортер-гомосексуалист. Варн с горечью понимает, что лицемерные друзья, эти снобы-буржуа, его отвергли, но даже тогда он находит в себе силы, чтобы думать о будущем. Варн становится барменом в одном южном ресторане, что дает Коттлу возможность нарисовать восхитительные портреты бродяг и проституток образы, вышедшие из-под пера Коттла, — земные, соленые, сдобренные озорным юмором и наделенные даром сострадания. Они непохожи на тех, кто бросил Варна в трудную минуту.

Однако легкая дорога к социальному признанию не удовлетворяет Варна. Его беспокойная душа ищет ответов на великие вопросы, которые человек издавна задает себе. Итак, Варн отправляется в паломничество к истокам знаний. Он читает все, что только попадает ему под руку. Поступает в Гарвардский университет на богословский факультет. Варн уже близок к цели, когда декан узнает о его прошлом.

Впервые Варна одолевают сомнения в непогрешимости Бога. Он отправляется в путешествие, которое приводит его сначала в Лондон, потом в Рим и на Дальний Восток, однако поиски его безрезультатны. В конце концов Вари умирает в одном из ночных клубов от сифилиса. Великолепно, волнующе написана исповедь Варна оказавшейся рядом с ним проститутке. «Я хочу с тобой проститься», — говорит он ей, но она даже не слушает его. И великая фута Коттла заканчивается плачем о жизни, которая вся — бесконечное падение. Равнодушная проститутка не слышит последних слов Варна. И он уходит в небытие, нелюбимый и забытый всеми…

Когда Бэзил отложил газету, его охватило сомнение. Может, Варн — автопортрет Коттла, в котором эротика заменила алкоголизм, а церковь — медицину? Со вздохом Бэзил решил, что ему придется прочитать роман Коттла. Однако браться на ночь глядя за четыреста пятьдесят страниц «Страстного пилигрима» Бэзилу не захотелось, и он отправился спать.

11

В среду нью-йоркская погода сыграла очередную шутку: мороза как не бывало, температура подскочила до отметки двадцать пять [11], засветило яркое солнце, и люди при встрече говорили друг другу: «Красавица весна выглядывает из-за зимы».

Утром, когда дети собирались в школу, квартира Веси напоминала сумасшедший Дом. В теплые дни, не успев проснуться, Полли до самого выхода на все лады варьировала одну и ту же тему:

— Мамочка, посмотри, как тепло на улице! Никто из наших девочек не носит рейтузы. Салли Стивенс ходит в носках. Почему мне надо надевать рейтузы? Я их не люблю, а на улице светит солнце.

Хью был достаточно взрослым, чтобы спокойно одеться и быстро съесть завтрак. Полли умела одеваться сама, но о спокойствии пока и думать было нечего. Ее аппетит напоминал капризный апрель. Так что Мэг всегда завтракала после ухода детей.

В то утро Мэг как всегда с тревогой прислушивалась к тому, что ее голос звучит все резче и резче, а сама она все больше напоминает кудахчущую курицу. Гас, не обращая внимания ни на что, спокойно пил кофе и просматривал почту. Хью вышел пораньше, чтобы подождать школьный автобус на улице. Мэг накинула пальто и вместе с Полли спустилась вниз. Ждали они недолго. Медленным, величавым шагом принцессы, идущей на коронацию, Полли подошла к автобусу. Она ни разу не обернулась, ни разу не помахала рукой. Такое могут позволить себе только малыши…

Мэг вздохнула. Сначала детей увозят в детский сад, потом в школу, потом Полли поедет на работу, потом будет замужество и материнство, потом что-то вовсе неведомое. Неизвестно, что готовит детям ненадежное время. Когда Мэг попыталась заглянуть в будущее Полли, она всегда видела уходящую маленькую фигурку. Уходящую в неизвестность, где не будет ни мамочки, ни теплых рейтуз. На мгновение Мэг захотелось броситься вслед за дочерью, обнять ее и удержать время хотя бы на одно мгновение, хотя бы на один лишний поцелуй.

Мэг вернулась в столовую. Гас все еще разбирал почту. Он протянул ей внушительных размеров конверт:

— Пожалуйста, почитай сегодня. Ума не приложу, что с этим делать.

— Что это?

— Роман. В нем есть все: и хватка, и очаровательный фон, и живые характеры.

— Что же тебя смущает?

— В нем есть сюжет, — сказал Гас и вздохнул. — Зачем же мне впустую тратить время? возмутилась Мэг. — Отошли его обратно.

— Знаю, знаю. — Гас покачал головой. — Я ему уже говорил, что романы с сюжетом трудно продать, но у него просто психическое отклонение. Не может человек написать роман, не всунув в него сюжет.

Гас принялся читать другую рукопись.

— Займись лучше письмами, — сказала Мэг.

— Посмотри их, пожалуйста, сама, — ответил Гас.

Она разложила письма на три стопки. Одно письмо было личное, на нем стоял адрес отеля. Мэг вскрыла его и стала читать.

Услышав возглас Мэг, Гас отложил рукопись и подошел к жене. Она протянула ему листок бумаги.

— Это от Веры.

Гас нахмурился.

— Гас, ради бога, о чем она пишет?

Он немного помедлил, потом сказал:

— Будь я проклят, если знаю.

— Это похоже на… шантаж, — прошептала Мэг.

— Так оно и есть, — согласился Гас. — Но я не буду покупать кота в мешке. Придется ей высказаться определеннее. Думаю, она решила блефовать.

— Это неразумно, — медленно проговорила Мэг. — Что она может знать такого, за что ты должен ей платить?

— Вера блефует, — повторил Гас. — Она злится, что я получаю двадцать пять процентов, вот и думает, будто я обманывал Амоса.

— Какая нелепость! — воскликнула Мэг. — Вы оба столько сделали для Амоса. Кем бы он был без вас?

— Интересно, Тони она тоже написала?