Дожидаться Людоедку у дверей конкурсной комиссии оказалось весело. Мимо нескончаемым потоком шагала, прыгала и катилась праздничная толпа: мужчины и женщины в традиционных костюмах, европейских нарядах или причудливой смеси того и другого (особенно поразил Катерину суровый атлет в килте и традиционном головном уборе жреца), эфирники, в подпитии и хорошем настроении — многие из них даже перекололи значки с названием корабля на подкладку куртки, чтобы не дай бог не опозорить судно приписки своим легкомысленным поведением. Просто туристы: они глупо вертели головами, тыкали пальцами равным образом во все достопримечательности и в обнаженных рабочих, подновляющих облицовку одной из пирамид. Наконец, музыканты: молодые люди и девушки всех рас и национальностей, с такими инструментами, очертания которых могли разве что присниться в кошмарах.

Потом второму пилоту все-таки надоело, и скучающая девушка за стойкой любезно одолжила ей любовный роман на почитать. Не успела, однако, Катерина углубиться в сложную жизнь имения «Грозовой перевал», как появилась Людоедка, и пришлось оставить недочитанное. Жизнь эфирника щедра на подобные мелкие разочарования.

Когда они прибыли на вокзал, эфирный поезд уже стоял у платформы, пузатые, ярко раскрашенные вагоны голодной змеей застыли на рельсах. Со стороны локомотива сквозь гомон толпы слышался ритуальный хор машинистов, ублажающих духа поезда перед поездкой. Что-то по-испански, кажется, — слов за расстоянием разобрать не получалось. Они остановились напротив одного из пассажирских вагонов — грузовые традиционно цепляли в хвосте поезда. Если что случается с локомотивом, поезда просто «отбрасывают хвост», спасая людей. Выход из эфира на физическом плане внутри толстенных стволов реликтового леса или над морской поверхностью, а то и в толще скал — не то испытание, которое может выдержать средний пассажир.

— Катя, вот твой билет. Ехать почти семь часов, не скучай. Встретимся на перроне в Порто-дель-Мирабилис.

— Я думала, мы вместе, — слегка огорчилась Катерина.

— В одном поезде, это точно. Я буду сопровождать багаж — мало ли что, — несколько рассержено отмахнулась Людоедка. — Никому ничего доверить нельзя.

И Катерина не в первый раз подумала, что ей до Людоедки еще расти и расти, учиться и учиться. Как же ей везет, что жизнь сталкивает ее постоянно с такими удивительными людьми! Или вот Княгиню взять — чем не образец для подражания?.. А Сашка и Сандра просто очень милые. Особенно Сашка. Как щенок сенбернара. И даже сумрачная Белка не лишена своего обаяния — да она просто очень красива! Как миниатюрная статуэтка. Смотреть приятно…

Убаюканная такими мыслями, Катерина задремала на диванчике в купе. Окон все равно нет, смотреть не на что… Любовных романов в купе не оказалось — только журналы и детективы — поэтому читать Катерина тоже не стала.

В ее сне-дреме снились ей страстные признания, и головокружительные чувства, и томное стеснение в груди, и чарующе постоянная жизнь конторского служащего (рабочий день с девяти до четырех) — никаких тебе эфирных путешествий, филигранных посадок и выматывающих перегрузок.

Живут же люди.

Глава 29,

о перегрузках

— Grasias, yo voy a hacerlo mismo[53], - Берг задвинула тяжелую дверь ее вагона, задвинула засов и огляделась.

Несколько ящиков в углу — барабанная установка. Плюс пара футляров с инструментами. Медный защитный контейнер — стандартная тара для перевозки эль-кристаллов жизнеобеспечения. В самом углу — её сумка. Маловато предметов для аренды целого вагона, ну да у каждого свои причуды

Из сумки Людоедка достала мел, флакон с тяжело колыхающейся внутри жидкостью, папку, из папки — сложенный втрое лист. На листе тушью была начерчена сложная схема — иероглифы, переплетающиеся линии, выделены восемь жирных точек по краям. Женщина открыла пузырек, поморщилась — шибало в нос так, что спаси нас, Бездна, — вылила часть жидкости на пол. Приложила лист — тот мгновенно расправился и насмерть приклеился к доскам пола. Суперкарго еще раз оглядела получившуюся конструкцию, вздохнула и принялась аккуратно вычерчивать восьмиконечную звезду прямо по доскам. Она закончила до того, как поезд подал последний свисток. Людоедка хмыкнула. Поезд дернулся, раз, другой, медленно начал разгонятся на скрипящих деревянных рельсах. Отойдя от платформы, пошел ровнее, резкий рывок — и знакомое чувство падения-дрожания и невесомости. Состав втянулся вслед за локомотивом-чароносцем в эфир. Берг представила, как запаренные жрецы кидают и кидают топку жертвенной печи заговоренные поленья, помогая духу локомотива все быстрее лететь вперед по нитям-рельсам заклятий, как машинисты вновь тянут свой походный ритуальный гимн, и сдвинула защелки цилиндра.

Если поезд в эфире — все вагоны наглухо изолированы друг от друга. Самое время провести небольшой тест.

Верхняя часть цилиндра откинулась, повисла на ремнях, а из нижней Берг достала кристалл. Голыми руками. Будь на её месте обычный человек, ожоги до костей ему гарантированы в течение минуты. Через пять минут несчастного не спас бы и конклав магистров врачевания.

Женщина перенесла кристалл на центр рисунка, уложила поверх схемы. Линии ожили, озарились внутренним светом. Вскоре вся октограмма напиталась энергией. Точнее, должна была напитаться — как проверишь? «Пора,» — решила Людмила Иосифовна и буквально на волос сдвинула створку ворот. Не услышала истошного свиста уходящего в пустоту воздуха, после чего усмехнулась вновь, теперь уже победно.

Проверять результат на своей шкуре — конечно, не самая лучшая стратегия, но на безрыбье…

Людоедка откатила тяжелые створки в разные стороны, минуту, стоя у самого края, наслаждалась видом. Мимо проносились деревья, речушки, бескрайние поля до горизонта… мелькнуло несколько домиков на взгорке, вновь лес. Суперкарго подняла фляжку и, держась одной рукой за край ворот, вылила оставшуюся жидкость прямо на внешнюю стенку вагона. Начало дымить. Струйка дыма, упорно не рассеиваясь, уносилась за вагоном вдаль, поднимаясь все выше и выше. Сигнал подан, ждем гостей.

Весь день Сашка и Княгиня отрабатывали взаимодействие между двумя операторами: вот он, Белобрысов, управляет движением сразу двух парусов, и теперь у него всего одна мачта, а со второй капитан уже вытягивает бесконечный хлыст-канат в глубину эфира. Для этого каната Княгиня (она сидела рядом с Сашкой, спина к спине) самолично нанесла на стекло фонаря тушью модифицированные печати. Тушь высохла и стала надежным проводником для сенсорного управления. Печати были, по сути, обычными парусными контроллерами, но полотно эфирного паруса они ткали не по всей мачте, а только у самого конца вверху, свивая призрачную плоть движителя до практически материальной нити. Очень прочной и длинной нити. Нужно было координировать управление парусами и канатом посреди сложного маневра, какой и на параде показать не стыдно.

И все-таки сложность управления возросла весьма условно: ровное течение мелких стримов, которые они пересекали, по большой дуге приближаясь к планете, было до скучного предсказуемым. Убедившись, что штурман уверенно чувствует себя и с одной мачтой, а у нее самой канат не норовит «прилипнуть» к двум другим парусам, Княгиня занятие прекратила. Зато самая рутина досталась Сандре: вооружившись мелом, она в определенных местах корабля рисовала сложные, но мало отличающиеся друг от друга печати. Репетировать Белобрысову было не с кем — попробуй попеть под аккомпанемент одних только барабанов! — и он вызвался помочь подруге с ритуалом.

— Ты же рисуешь, как курица лапой, — насмешливо прокомментировала Сандра, но помощь приняла — одной было скучно.