Итак, хотя депутатство и стало для меня весьма ответственной общественной нагрузкой, зарплату мне платили все же за другое. Усилиями сотрудников моего сектора составлялись доклады, справки и меморандумы, а также экстракты из этих докладов, справок и меморандумов, используемые в дальнейшем для наиболее эффективного осуществления республиканскими структурами власти утвержденного высшими союзными органами внутриполитического курса. Естественно, никто не снимал с меня ответственности за каждое словечко, и тем более за каждую выходящую из сектора письменную рекомендацию. Положение обязывало, поэтому моим коллегам, приходилось, признаться, нелегко, ибо попытки схалтурить пресекались мною, как говорится, на корню и невзирая на лица. Вскоре однако все сотрудники сектора вынуждены были смириться с моими требованиями а, в результате, полагаю, наша общая деятельность оказывалась небесполезной для правительства. Мы занимались, выражаясь на канцелярите, современной грузинской молодежью, ибо она - молодежь - во все времена и на всех географических широтах, отличается повышенной социальной активностью и всегда привлекает к себе гласное и негласное внимание властолюбивых взрослых дядь. Оно и понятно: Настоящее обязано интересоваться Будущим, иначе оно рискует его потерять - неновая, в общем то, мысль. Вероятно, мы в какой-то степени дублировали чью-то работу, но наверняка так и было задумано с самого начала; ведь научный подход мог доказать свою пригодность лишь в условиях соревнования, хотя бы и негласного. Мы догадывались, что наши выводы сравниваются с аналогичными выводами, получаемыми в других ведомствах, хотя их содержание оставалось для нас секретом. Мы находились как-бы между небом и землей, или, если угодно, между молотом и наковальней, и степень нашей конкурентоспособности определялась степенью достоверности обрабатываемых нами материалов. Товарная цена скрепленных моей подписью рекомендаций базировалась на обширном статистическом расчете. Но сектор был малочислен и ребята, как они ни старались, подчас не в силах были обеспечить полноценное исследование поступавших к нам по различным каналам данных. Системный научный подход подразумевал собой и сравнительный анализ протекавших в обществе на различных глубинах и стратах тенденций; следовательно мы нуждались не только в сегодняшнем, но и во вчерашнем, даже позавчерашнем информационном сырье. Такое сырье, вообще говоря, уже было собрано самим потоком исторического процесса, но покрывалось пылью и плесенью в закрытых ведомственных архивах, поскольку у этих ведомств находились дела поважнее. Но нам необходимо было развиваться, если мы хотели выжить в конкурентной борьбе. На нашей стороне были все выгоды узкой специализации, и по моему хорошо аргументированному мнению, в случае допуска наших сотрудников к искомым архивным сведениям, позиции не только моего сектора, но и всего нашего учреждения существенно укрепились бы. Именно тогда, по моему убеждению, мне удалось одержать свою первую политическую победу. Вскоре после моего депутатского крещения, я обратился к директору Центра с предложением поднять на самом высоком в республике уровне вопрос о предоставлении вверенному мне молодежному сектору дополнительных информационных привилегий. Предполагалось, что регулярное получение нами - с соблюдением всех необходимых мер предосторожности - хотя бы части из дотоле полностью закрытых архивных материалов, значительно повысило бы качество наших рекомендаций и существенно облегчило бы тогдашнему руководителю республики более эффективно, - безусловно, в интересах будущего Грузии, - контролировать протекавшие в молодежной среде процессы. Уместно пояснить, что имена и фамилии конкретных людей нас, как правило, не интересовалию. Мы собирали Мысли, Соображения, Взгляды, и прекрасно обходились без паспортных данных на их носителей, нас вполне устраивали, например, псевдонимы. Хотя сотрудникам сектора и не запрещалось публиковать статьи в специальных научных журналах, но последнее слово, как и разрешение на публикацию, всегда, разумеется, оставалось за экспертной комиссией. Хотя все мои сотрудники были заблаговременно предупреждены об ответственности за разглашение служебной тайны, но мне вовсе не улыбалось лишать и их, и себя дальней перспективы. Первоначально вмешивать в дело своего приятеля-протектора (повторяю, тогда я ни сном и ни духом не ведал, что Элефтерос был секретным сотрудником самого ОССС), я не собирался, опасаясь слишком уж великой от него зависимости, и потому рискнул обратиться к шефу напрямую.

   Шеф, увы, отнесся к моей идее безо всякого энтузиазма. В действительности он попросту хотел избежать неприятностей. Будучи довольно мягким по природе человеком, он, как и многие другие руководители среднего ранга, страдал синдромом безынициативности и инстинктивно побаивался любых нововведений, способных - хотя бы теоретически - пошатнуть его положение. Да и связываться лишний раз с правоохранительными органами ему не хотелось. Депутатские нашивки, однако, прибавили мне смелости и я, бюрократическим канонам вопреки, пошел таки на поклон к Элефтеросу, упросив устроить мне аудиенцию с его официальным начальником - соответствующим секретарем республиканского ЦК. Приятель, сраженный красочным описанием открывавшихся перед Центром радужных перспектив, дрогнул и аудиенция состоялась уже через несколько дней. Секретарь выслушал меня внимательно и благосклонно и, быстро схватив суть моих предложений, направил к Генералу в Штатском. Генерал в Штатском показался мне весьма проницательным и эрудированным человеком, и хотя его колючие глаза поначалу сверлили меня словно буравчики, но к концу беседы заметно оттаяли, продолжив вести за мной наблюдение с ясным оттенком доброжелательности. Вспоминаю, что Генерал в Штатском очень быстро разобрался в существе дела, и вообще, с ним легко было беседовать - оставалось впечатление, что он понимает собеседника с полуслова. Его обещание обстоятельно подумать над поднятым мною вопросом прозвучало вполне обнадеживающе и я покинул его кабинет с чувством того, что дело сдвинуто с мертвой точки. Месяц спустя я с облегчением убедился, что интуиция меня не подвела. В сектор, правда со значительными ограничениями, но все же начала поступать полезная информация. И хотя шеф какое-то время относился ко мне с заметной прохладцей, в конечном счете он стал считаться со мной в большей степени, чем прежде.

   Истинная свобода воли понятие потустороннее. Там, наверху, выбранные нами когда-то дороги в конечном счете неизменно обращали нас в рабство. А здесь, в мире теней, инициатива принадлежит нам, великодушным и благородным мертвецам. Здесь мы стали, йо-хо-хо, добрыми, мудрыми, терпимыми, свободными от мстительности, лукавства и иных низменных чувств, и в награду от... не знаю от кого, право... в награду получили не придуманные кем-то райские кущи, а нечто большее - возможность проверять себя в самых сложных и запутанных ситуациях. Разве нынче я себе не настоящий Хозяин? Разве не волен я выбирать все новые дороги, и даже не выбирать, а перебирать их? Не понравилась одна дорога, разочаровала другая, ну что же, к моим услугам множество других путей. Все настолько в моей власти, что я порядком испуган и растерян; широкий выбор отзывается непривычной неуверенностью души. Ведь разрешено забыть обо всем, чем занимался наверху, избрать себе любое дело. Можно переквалифицироваться в управдома, а можно и во врача, в хирурга-бессребренника с длинными красивыми пальцами и невероятно отзывчивым сердцем. Или, оставив пальцы длинными, заменить отзывчивое сердце на черствое, так оно будет ровнее биться. Нет, все-таки лучше отзывчивое. Лечу по вызову на рокочущем вертолете в глухое, богом забытое селение, дующие с океана жестокие ураганы прилепили жалкие домишки к крутому, скалистому, скудному и негостеприимному склону, но суровые, мужественные люди не уходят отсюда, потому что здесь их родина, и еще потому, что океан кормит их, а ветер наполняет грудь упоительным воздухом свободы. Поспеваю в последний миг к потомственному рыбаку. Тихо стонет на краю гибели немолодой уже труженник моря с обветренным, каменно-благородным лицом, слезы на глазах у жены и многочисленных детей, но я успеваю его спасти и, не дожидаясь неизбежных проявлений благодарности, спешу к вертолету в окружении восхищенных коллег. Мы вздымаем в небо и вот уже я, усталый, счастливый и гордый за дело, которому служу, возвращаюсь домой. Дома меня с нетерпеливым волнением ожидает любимая женщина с трудной, неустроенной судьбой (мы, конечно, пока не оформляли своих отношений). А потом - вечер вдвоем, жгучее пламя в камине и пушистый белый медведь на полу, а глубокой ночью, в промежутках между объятиями и страстными ласками, шепет о том, что касается только нас двоих. Ну что ж, это не самая плохая судьба. А наскучит, изберу себе карьеру хитроумного детектива, соединяя в собственной душе мудрость комиссара Мегрэ с дедуктивным методом великого Шерлока. Именно мне предстоит вести почти безнадежное следствие по нашумевшему тройному убийству в китайском квартале, и я с дьявольским упорством старой ищейки бреду по следу безумного маньяка, рискуя при этом и собственным престижем, и самой жизнью. Очевидно, что именно я посажу на скамью подсудимых этого безобидного на вид, но жестокого, коварного и почти неуловимого очкарика, попутно избавив невиновного человека от позора и облыжного обвинения, и в час триумфа мне будут рукоплескать все адвокаты страны. Но, нет... Врач или сыщик, это слишком обыденно, слишком старо, и я, пожалуй, достоин большего. И пускай сверкнет в моей судьбе пленительной звездочкой наш ближайший сосед по вселенной - Альфа Центавра, а я... Несомненно, именно меня, самого опытного звездолетчика космического флота Земли, назначат командиром Первой Звездной. И вот, я уже нахожусь в элегантной капитанской рубке флагмана экспедиции - гордого нуль-звездолета "Кавказ", и сидя за электронным штурвалом в опутанном проводами командирском кресле, веду подготовку к посадке на поверхность неизвестной карликовой планеты. Вокруг бушует страшная электромагнитная буря, бешено мигают разноцветные лампочки на пульте управления, шлем скафандра молодцевато откинут за спину, богатырские фотонные двигатели мощно пожирают субстанцию пространства-времени, на гигантском экране безмолвно вырастает приближающаяся планета, вахтенные офицеры точно выполняют мои распоряжения и "Кавказ" вскоре мягко садится на поверхность. По праву первооткрывателя я нарекаю планету Лио - по имени моей прелестной смуглокожей нареченной, и пусть это станет еще одним доказательством безграничного могущества истинной любви! Совершенно очевидно, что после кропотливых поисков экспедиция обнаруживает на планете следы деятельности галактического разума и в истории человечества открывается новая великолепная глава. Или еще лучше: обойдусь без переквалификации и останусь тем, кем был, элитным дипломатом, не более, но великий боже, ох какие мне выпало вести переговоры! Ничего подобного Земля-матушка никогда не видала, до чего же все-таки замучил меня кошмар той душной тбилисской ночью десятилетия тому назад! Что ж, ремесло переговорщика оказалось, как всегда, востребовано. Вся эта нечисть, все эти разумные пауки, вырвавшиеся на поверхность из подземных глубин, связанное с этим феноменом ослабление глобальных позиций рода человеческого на планете, претензии этих монстров на установление равноправных отношений с огорошенным человечеством, обмен посольствами между двумя разумными цивилизациями, совершенно новый комплекс проблем во весь рост ставших перед человечеством, и в центре всех этих умопомрачительных событий - Я, человек, которому доверена святая миссия защиты интересов Мировой Федерации на многотрудных переговорах с монстрами во имя мирного будущего человечества. Не скрою, сей тернистый путь, - несмотря на внешнюю, мягко выражаясь, малопривлекательность монстров, - кажется мне наиболее обещающим и привлекательным, все таки склонность к искусству компромисса накрепко въелась в мою дипломатическую душу. Но только пускай все это произойдет со мной потом, в свое время, а пока останусь всего лишь рядовым депутатом Тбилисского Городского Совета, странноватым субъектом, которому пока что никто ни прочит блестящей карьеры на дипломатическом поприще.