Изменить стиль страницы

Принимаю в этом опыте я не всё. К примеру, «Камера хранения» чересчур открещивается от всего советского, что иногда приводит к конфузам. Так, Ольга Мартынова недавно насмешила всех, невпопад закричав: «Призрак бродит по России, призрак соцреализма!»

За творчеством двух главных авторов «Камеры хранения» – Олега Юрьева и Валерия Шубинского – я слежу давно. Эти поэты входят в число моих любимых.

Вот стихотворение Олега Юрьева – не самое яркое, но очень типичное, показательное.

Истолчённая мгла просыпается

сквозь решётку в стеклянном огне –

это птица-игла просыпается

и летит к истончённой луне.

Растворяется блещущий зрак –

растворяется свищущий мрак.

Здравствуй, мгла моя, ясная, зимняя,

здравствуй, ночи светящийся шар –

это птица-игла-Полигимния

возвращается в белый пожар.

Зелен ветер на снежном плацу –

ловит волк роковую овцу.

Между прочим, это пейзаж: зима, увиденная сквозь ночное морозное окно (Юрьев – очень пейзажный поэт, мастер причудливо-изысканной светописи).

…Тонкая лунная игла в окне сначала становится птицей, а затем – Полигимнией. Стихия света заключена в кристаллическую структуру «античной оптики». «Натура» не изымается из «культуры» (как у Кушнера); «натура» впаяна в «культуру». И «культура» – не что иное, как заледеневшая «натура» («так ярый ток, оледенев, над бездною висит»).

Валерий Шубинский многим похож на Юрьева – но его поэтика чуть гибче, мобильнее. Шубинский отходит от торжественной, роскошной, цепеняще неподвижной барочности Юрьева – то в прихотливое визионерство (что удивительно: рассудительный критик Шубинский в своих стихах – маг-сюрреалист и едва не психоделик), то в сюжетность, то в историософию, то в саднящую социальность.

Лично для меня поэзия Валерия Шубинского являет собой эталон должной пропорции «сложности» и «простоты». Она сложна – но не до зауми; она проста  – но не до тривиальности. Стихи Шубинского разгадываешь, но понимаешь.

Вот как Валерий Шубинский сопоставляет две столицы – Москву («Нижний город») и Петербург («Верхний город»).

Нижний город – золото и дёготь,

Верхний город – ветер и гранит.

Нижний скажет: полон я цветами,

Лицами, дворами и дождём.

Верхний город шевельнёт мостами,

Улыбнётся старческим лицом.

Позволю себе не согласиться – не такое уж старческое лицо у Петербурга. Ведь в нём живут и творят столько замечательных поэтов: Глеб Горбовский и Виктор Соснора, Александр Миронов и Дмитрий Григорьев, Алексей Пурин и Алексей Машевский, Илья Кучеров и Игорь Булатовский…

Так что Петербург не только был, но и доныне остаётся городом поэзии. Своеобразной поэзии…

Твой Кирилл

Прокомментировать>>>

Литературная Газета  6258 ( № 54 2010) TAG_img_pixel_gif346354

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Литературная Газета  6258 ( № 54 2010) TAG_img_pixel_gif346354

Комментарии:

Без лишних слов и красивостей

Литература

Без лишних слов и красивостей

ИСАКОВСКИЙ – 110

Литературная Газета  6258 ( № 54 2010) TAGhttp___www_lgz_ru_userfiles_image_04_6259_2010_4-4_jpg535115

Михаил Васильевич Исаковский (1900—1973) никогда не стремился стать тем, кого сейчас называют поэтами-песенниками, но его стихи с их певучим, истинно народным ладом имели необыкновенную притягательность для композиторов. Первая песня на стихи Исаковского («Вдоль деревни») прозвучала по радио ещё в 1925 году, а в 30-е годы произошёл настоящий прорыв, и каждая новая песня была популярнее предыдущей: «Дан приказ: ему – на запад…» («Прощание»), «Дайте в руки мне гармонь…» («Провожанье»), «И кто его знает», «Шёл со службы пограничник» и, конечно, знаменитая «Катюша».

Любопытно, но начало знаменитого стихотворения-песни «В прифронтовом  лесу» (1942) очень напоминает японскую классическую поэзию с её «кинематографической» композицией:

С берёз, неслышен, невесом,

Слетает жёлтый лист.

Старинный вальс «Осенний сон»

Играет гармонист.

Словно в танка или хокку, главные герои – бойцы на привале – появляются не сразу: сначала мы видим берёзовый лес, кружащийся лист, слышим вальс… В стихотворении «Огонёк» (1942) Исаковский неназойливо, не прибегая ни к каким словесным ухищрениям, делает огонёк «на окошке на девичьем» символом всей родины:

И врага ненавистного

Крепче бьёт паренёк

За Советскую родину,

За родной огонёк.

Превосходен при всей своей лаконичности деревенский пейзаж в песне об одинокой гармони («Снова замерло всё до рассвета...»,  1945):

Снова замерло всё до рассвета,

Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь.

Только слышно – на улице где-то

Одинокая бродит гармонь.

Для стихов Исаковского характерны афористичность, простота: «Я на свадьбу тебя приглашу, А на большее ты не рассчитывай», «Люби ж, покуда любится, Встречай, пока встречается», «Хороша страна Болгария, А Россия лучше всех».

Но одно из лучших его стихотворений – это, безусловно, «Враги сожгли родную хату…» (1945). Здесь нет ни лишних слов, ни красивостей, но за каждым словом – судьба, и судьба не отдельного человека, а всего народа.

Не прибегая, как всегда, к специальным литературным приёмам, Исаковский одной поэтической интонацией придаёт произведению былинный характер:

Пошёл солдат в глубоком горе

На перекрёсток двух дорог,

Нашёл солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

То же самое можно сказать о мистическом характере этого стихотворения. В нём нет слов «Бог» или «душа», но есть, как в сказках, разговор живого и мёртвого человека:

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,