— Тьфу, оборотни…
Один из молодых проговорил:
— Кто ж знал, что тут брод…
— Я знал! — вскричал старший.
Второй молодой протянул:
— Эх, жаль, уплыла добыча… А я уже прикидывал, как своей Лусте преподнесу заморской ткани на платье… Жаль, упустили…
Старший проговорил задумчиво:
— А и хорошо, что не сцепились… Видали, какой лук у молодого? Вам такой и вдвоем не натянуть. Покрошили бы они вас в капусту. А следочки знакомые… Я такие же и прошлым летом видел, и позапрошлым… Еще подумал, а чего это, будто какие-то неправильные следочки? Вот потому и неправильные, что подковы задом наперед набиты…
Троица всадников, и не торопилась вовсе; отъехав шагов на двести, перешли на шаг, Серик засмеялся:
— Ну и рожи у них!.. Как у котов, проворонивших мышку у норки…
Шарап медленно выговорил:
— Вот я и говорю, зреет что-то в полях половецких… Стражу усилили, а половцы с миром плавают… Похоже, и половцы чего-то боятся…
Перед закатом Серику удалось прямо с коня подстрелить лесную козочку, так что расположились на ночлег впервые за весь поход с костром и ароматом жареного мяса. Пировали долго за полночь. Даже кони уже угомонились, набив животы сочной травой, когда улеглись спать.
На следующий день начались населенные места. То и дело встречались села, правда, обнесенные высоким тыном, по сторонам дороги тянулись возделанные поля. Рожь и пшеница уже пожелтели, скоро и убирать. Наконец, сняли кольчуги, увязали их во вьюки, и со стороны выглядели, как компания мелких купчиков. По родной земле ехать, это не то, что по чужой красться — недели пути, мигом показались. Погожим осенним днем выехали к Киеву.
Дорога вела к воротам меж стеной и берегом. Со стены стражник крикнул:
— Эй, Шарап, Звяга! Все не остепенитесь? Сложите вы свои буйные головушки… И пацана теперь потащили… А ну как князю донесут? Мир нынче у нас с половцами…
Посмеиваясь, Шарап крикнул в ответ:
— Ты, Прыгало, путаешь чего-то… Мы торговать ездим в поля половецкие…
Серик не смог проехать мимо пристани; остановился поглазеть на половецкую ладью. Шарап и Звяга тоже придержали коней. Звяга проговорил задумчиво:
— Попадешься им, прикуют к веслу, так и сдохнешь, аки пес на цепи…
Серик изумился:
— Как, у них невольники гребут?!
— Если бы вольные гребли, каждый поход золотым бы оказывался… — медленно выговорил Шарап.
У пристани стояло несколько русских лодий, выглядевших, будто кулики рядом с гусем, по сравнению с половецкой ладьей. Их бодро разгружали, тут же раскладывая тюки по телегам.
— Сурожане пришли… — проговорил Шарап. — Рано нынче. Обычно они к санному пути подгадывают… Ох, зреет что-то в полях половецких… — он тронул коня, направляя к воротам.
Стражник в воротах, углядев компанию, радостно заорал:
— Шарап, Звяга! Много добычи взяли?
— Нам хватит до будущей весны… — благодушно проворчал Шарап.
Воин не унимался. Оглядев Серика, спросил:
— А пацана для чего таскаете? С малых лет приучаете татьбой заниматься?
Серик проговорил назидательно:
— Мы татьбой не занимались, мы торговать ходили. Брату теперь мечи и кольчуги заказывают сплошь бояре, а деньги надобно в оборот пускать. Вот мы с братом и решили поторговать…
— А-а… Ну, торг — дело хорошее… — уважительно протянул страж, посторонившись.
Первым отстал Звяга, свернув к своему просторному двору. Терем у него был не хуже боярского. Впрочем, Серик тоже отнюдь не в лачуге жил. Терем еще дед строил; высокий, на каменной подклети, с окнами, в которые вместо слюды, отец Серика вставил дорогое заморское стекло.
Перед своими воротами, Шарап спросил Серика:
— На следующую весну пойдешь с нами?
— А чего ж не пойти? Пойду, конечно… Мою долю добычи сейчас тебе отдать? Ты ж говорил, что у тебя знакомец есть, который хорошо платит и не спрашивает, откуда добро взялось?
— Ну, давай сейчас… Завтра же и сбудем, если купчик никуда не уехал. Коня потом заберешь.
Серик кинул ему поводья заводного коня, и поехал рысью по улице, уже не стараясь скрыть нетерпения. А вот и родная усадьба. Не слезая с коня, он постучал в ворота рукоятью плети. Вскоре из-за ворот послышался грозный окрик братова подмастерья:
— Кого там черт принес?
Серик вспомнил, что и брат, и его подмастерья окрестились еще позапрошлой зимой, проговорил добродушно:
— С каких это пор, средь бела дня ворота запираете?
— Ба, Серик! — воротина подалась, заскрипели петли. Посторонившийся Огарок, держал в руке меч.
— Эй, Огарок! — весело вскричал Серик. — С каких это пор ты своих с мечом встречаешь?
— А с тех пор, как в городе князь Рюрик объявился. Болтался где-то со своей дружиной, а недавно приплыл на половецкой ладье. Его дружинники ходят, всех задирают. Уж сколько драк приключилось!..
Серик въехал во двор, соскочил с седла, и тут с высокого крыльца ссыпались сестры, погодки, с визгом окружили. Из кузни вышел брат, осуждающе покачал головой, подошел, не спеша, проговорил:
— Ну, хочешь мечом пропитание зарабатывать, шел бы в княжьи дружинники… Не дело это… Ох, не дело в поле половецкое за добычей лазить…
Развьючивая коня, Серик весело сказал:
— Князь Владимир Игоревич, было дело, пошел с отцом за добычей, а вернулся и без добычи, и без дружины, зато с женой половчанкой…
— Но ты ж не князь?.. — резонно возразил брат.
На высокое крыльцо величественно вышла мать. Стояла, молча смотрела на Серика. Наверное, вспоминала мужа своего непутевого, забубенную головушку. Серик в отца уродился; невысокий, коренастый, но силы неимоверной. А старший брат — видать в мать пошел; высокий, дородный, в движениях неторопливый, но, сколько он успевал переделывать дел в кузне за день!
Серик легко взбежал на крыльцо, поклонился матери. Она медленно обняла его, поцеловала, и, величественно повернувшись, ушла в терем. Серик прошел в просторные сени, закричал:
— Огарок, тащи вьюк!
Вслед за Огарком вбежали сестры, окружили Серика, с горящими глазами ожидая заморских чудес. Когда Серик распаковывал вьюк, вошел брат. Он так и не снял фартук из бычьей кожи, по привычке всех кузнецов, заложил руки за фартук, и молча смотрел на Серика, осуждающе покачивая головой. Распустив узлы веревки, Серик развернул грубую холстину, и размахнул одним движением разноцветные шелка, будто крылья жар-птицы взмахнули. Девчонки разом завизжали от восторга. Серик сказал:
— Это вам на приданое… С таким приданым — любой купец в жены возьмет…
Брат проворчал:
— Я и сам могу такое приданое купить… Да сестру кузнеца, любой купец без приданого возьмет, и благодарить будет…
— Ты столько и за год молотом не заработаешь, — возразил Серик. — Это ж сколько мечей и кольчуг наковать надобно, чтобы столько шелков купить?!
— Кольчуги плести — дело не хитрое, у меня их Огарок с Прибытком по две штуки в месяц делают. А вот после твоего отъезда ко мне германец приходил, меч заказал… Когда получил заказ, опробовал — тут же золота отсыпал столько, что целую телегу шелков можно купить…
Серик насторожился, вспомнив опасения Шарапа, спросил осторожно:
— А германец — витязь, что ли? Или, как они сами себя называют — не рыцарь, часом?
— Да нет, купцом назвался… Купцы германские и раньше мечи покупали, но только попроще, рядовые. А этот я ковал ведь на заказ, булатный, особой закалки.
Серик проговорил раздумчиво, наблюдая за сестрами, которые так и эдак примеривали на себя шелка:
— Что-то не то делается… Печенеги в полях половецких шастают, здесь с германцами братаются. Половцы мириться плавают, принцесс своих возят. У пристани ихняя ладья стоит…
— Да-авно стоит… Здоровенная… — вздохнул брат. — Раньше они на таких не плавали. На ней-то и приплыл князь Рюрик со своей дружиной. Где его нелегкая носила? И, главное, половцы не пикнув, позволили ему на ладью сесть, как на свою собственную, люди сказывают, даже платы не востребовали.