— Летом отбою от паломников не бывает, но вот зимой скучновато живется… В аккурат, когда снег лег, только Шарап со Звягой побывали, зато неделю гостили; завалили по сохатому да еще медведя на двоих…

Первый раз Серик побывал в гостях у волхва еще с отцом, тогда же познал и первые премудрости охоты. Волхв крепко дружил еще с дедом Серика. Это ж, сколько ему лет? Хотя, дед второй год, как помер, и до последних дней махал молотком в кузне, так и помер с молотком в руке, возле наковальни…

Серик откинулся спиной на прохладную стену избы, вытянул ноги под столом, прижмурился — хорошо! Спросил, прислушиваясь к бульканью меда, который Чурила разливал ковшом в берестяные кружки:

— Послушай, а почему ты себе смену не готовишь? Вот помрешь, изба развалится — куда я буду на охоту ездить?

Чурила подвинул ему кружку, поставил посреди стола противень с жарехой, сел на лавку и лишь после этого сказал:

— А к чему замена? На всю округу я, почитай, последний настоящий волхв остался. Дальше, до Новгород-Северска, волхвов больше нет. Да и за Новгород-Северском тоже. Там настоятель христианской обители лютует, еще лет десять назад последних волхвов извел. А скоро пришлые латины изведут последних поборников старой веры — мне што, одному с идолами сидеть? А смену на што готовить? На погибель?..

Серик в сердцах воскликнул:

— Да как же придут латины?! Кто им позволит?!

— А они уже пришли, — медленно выговорил волхв. — Князь Рюрик уже чистый латинянин. А есть еще такая штука — унией называется по-латинянски… Ты давай, пей медок. Добрый нынче медок получился… — подавая пример, Чурила опорожнил кружку, крякнул и потянулся ложкой к противню, проговорил весело, будто и не говорил только что страшные слова: — Сначала жареху… Похлебка запросто ее в пузе подвинет…

Серик медленно, мелкими глотками вытянул мед. Действительно, мед — что надо, в меру сладкий, почти как франкское вино, и не в меру крепкий, пожалуй, покрепче франкского вина. Секрет, что ли, Чурила знает?.. Серик подцепил ложкой мяса вместе с соком, осторожно отправил в рот. Да-а… кроме как у Чурилы, вряд ли где попробуешь такой духмяной свежатины… И ведь не скажет, каких корешков да травок накидал в противень…

Утолив первый голод, Серик пробормотал, наливая себе в кружку меду:

— Князь Роман искусный воин; нынче так красно печенегов побил… Я в войске был, стрельцом стоял, все видел… Даст Перун, и латинов побьем…

Тоже наливая кружку меду, волхв проворчал:

— Молодой и глупый ты еще, Серик… Пока печенеги были сами по себе, мы их и бивали. Но в их земли пришли латиняне, крестоносцы, и печенеги стали крестоносцами. По-хорошему, нам бы вместе с ромеями прямо сейчас ударить по ним, пока силу не набрали. Да ку-уда там… Наши князья промеж собой постоянно дерутся, и каждый по отдельности для себя одного выгоду ищет. Щас если какой князь вступит в союз с ромеями, другой тут же к латинянам кинется в союз…

По намерзшемуся за день телу разливалось приятное тепло, мед кружил голову, суровое лицо старого волхва, сидящего напротив, разгладилось, и будто помолодело. Мысли Серика помаленьку тоже разгладились. В конце концов, старики рассказывают, на Руси столько всего происходило, и всегда она стояла крепко. Да и как теплолюбивым латинам и печенегам воевать на Руси? Сколько-нибудь большому войску только зимой и можно ходить по Руси, когда на реках лед. Да где ж на такое количество лошадей корму напасешься?! Русские смерды издавна привычны, при приближении врага, сжигать все, что с собой в трущобы не увезти. Бывалые воины, Щербак с Ратаем рассказывали, сколько случаев было в междоусобных войнах, который век гремящих по Руси, целые рати без следа исчезали в русских лесах. А сколько войн заканчивалось только потому, что рати до места не доходили; коней съедали с голодухи, а то и до сапог добирались…

Очистив противень, они осушили еще по кружке меду, подождали, чтобы жареха улеглась в желудках, и принялись за похлебку. Серику казалось, что в него уже ни кусочка не влезет, но лишь черпнул первую ложку душистого варева, да так и выхлебал полкотла, остальное волхв осилил, даром что худой и жилистый.

До дна жбана было еще далеко, когда Серик ощутил, что вот-вот свалится под стол. Да-а… Крепок медок у волхва… Кое-как доковыляв до лавки, Серик свалился на одеяло из волчьих шкур, с наслаждением вытянул ноги и, ощущая приятную истому, отплыл в крепкий сон.

Проснулся он от слабого запаха смолистого дыма — в печке, потрескивая, разгорались сосновые дрова. Чурила уже покрошил на противень сохачье сердце, остатки легкого, а в котле заваривал похлебку из мелко нарезанных кусочков мяса. Спросил, пристраивая противень на таган:

— Медку принести, голову поправить?

Серик проворчал:

— Последнее дело — пить с утра… Да и в дорогу мне… Когда хмель выходит, шибко холодно становится…

— Ну и правильно… — усмехнулся волхв. — Твой отец таким же был: с вечера жбан меду выцедит, а с утра — как огурчик… Хотя… Дурная примета — оставлять недопитое… Там, со вчерашнего, в жбане осталось…

— Щас, на двор только сбегаю… — пробормотал Серик.

— Ты только в прорубь с разгону не ныряй, — проговорил волхв, — я малость промахнулся, и на мелком месте ее продолбил. Все руки не доходят, на другом месте продолбить…

Посидев в уютном нужнике, Серик скинул рубаху и принялся кидать тяжеленное дубовое бревно, на котором волхв рубил травы и колол дрова. Задушено хекая, швырял вперед, вытягивал из снега, и пружинисто распрямляя спину, швырял назад, или подкидывал высоко вверх и ловил на плечи, ловко пружиня ногами. Пудика четыре-пять бревешко весит, удовлетворенно подумал про себя, когда тело раскраснелось, налившись упругой силой. Но мешок с песком несравненно приятнее… Все ж таки ободрался одним местом о бревно…

Добредя до проруби, разбил специальной колотушкой наросший за ночь ледок, и, скинув сапоги с портками, слез в воду. Ноги тут же уперлись в песчаное дно. Н-да… Едва по бедра… Серик присел, ощущая, как поджимается живот от холода. Течение было сильным, струи обегали бока и плечи, будто русалки гладили своими ледяными ладонями… Взревев медведем, Серик взметнулся из проруби и помчался к избе, размахивая одеждой.

Увидя его, волхв рассмеялся:

— Экий ты еще стригунок, Серик… Одевайся, да садись к столу… Ты нынче же надеешься до дому доехать?

Натягивая штаны и рубаху, Серик проговорил раздумчиво:

— Вряд ли… Шибко тяжелый груз…

— Да-а… Добыча завидная… — протянул волхв. — А я думал, ты быка завалишь…

— Эт, почему же? — удивился Серик.

— А потому, что молодой ты и глупый…

— Ну, не завалил же быка!.. — ухмыльнулся Серик.

— Эт, потому, что уже поумнел маленько. Да и не велика ценность такого трофея… Кабы он с рогами был…

Серик засмеялся:

— Вот ежели бы я к тебе осенью на охоту приехал, то, поди, и соблазнился бы таким трофеем. А безрогая сохачья голова ничем от коровьей не отличается…

Чурила поставил на стол жареху, выставил котел с похлебкой и принялся разливать остатки меда из жбана. Сосредоточенно следя за ковшом, заговорил медленно:

— Шарап со Звягой собирались по медведю на каждого взять…

— Ну и што?.. — пробормотал Серик, выбирая ложкой на противне кусок повкуснее. — Может, не нашли?..

— Тут медведей полно, сам знаешь… Не далее, чем в двух верстах в той стороне — берлога, — волхв махнул ковшом. — А в той стороне — еще… — волхв махнул ковшом в другую сторону.

Серик, подув в ложку, удивленно спросил:

— Ты думаешь, они его стронули?.. И тебе не сказали?.. Ну-у… Шарапа со Звягой подозревать в таком…

— Всякое бывает… — мрачно обронил волхв. — Ты ж знаешь, как Шарап кичится своим охотничьим искусством…

Наевшись, не хуже, чем вчера, допив остатки меду, они вышли на улицу. Волхв растворил ворота двора, Серик вывел коня из парного тепла хлева. Конь радостно пофыркивал; видать ему не очень-то нравилось, стоять в обществе коровы, кур, да еще парочки сварливых коз.