Няньки быстро наварили кулеша. Пока ели — взошло солнце, и иней быстро истаял.
Горчак сказал:
— Хорошая нынче осень, погожая… Как бы печенеги не пришли…
Серик рассмеялся:
— Мне Шарап рассказывал, когда приходили прошлый раз, столько получили, что многие не унесли даже собственных ног!
Горчак покачал головой, выговорил осуждающе:
— Времена нынче иные. В Царьграде всерьез опасаются, что крестоносцы на город пойдут. А если Царьград захватят, то и до нас очередь дойдет. Хоть мы не особенно ладим с ромеями, однако ж — православные. А печенеги нынче — сплошь крестоносцы.
— Горчак, а почему печенегов печенегами зовут? — спросил Серик.
— Да потому, что в их стране вокруг каждого селения огромадные печи стоят. В них они железо варят. Слыхал я, там целые железные горы стоят — откалывай кусок, и в печь клади. Издревле они железо на все стороны света продают… — задумчиво проговорил Горчак, думая о чем-то своем.
Анастасия все утро была тихая и молчаливая, ни разу даже глаз не подняла на Серика. Только когда разобрались в привычный походный порядок, она все же подъехала к Серику, и поехала рядом, но так и не проронила ни единого слова. А у Серика сердце рвалось на части, и от этого он тоже не мог произнести ни единого слова.
На обед останавливаться не стали, только-только солнце начало склоняться к закату, потянулись возделанные поля, с густой щеткой стерни, а за ними — стены и башни пустыни. Ворота оказались открытыми. Да и кого бояться в этих глухих лесах? Пока обоз втягивался в ворота, настоятеля, видимо, оповестили; он степенно спускался с высокого крыльца своей кельи. Приглядевшись, вскричал:
— А не Анастасия ли это, Реутова дочка?!
Анастасия спрыгнула с седла, побежала к нему навстречу, настоятель протянул руки и принял ее в объятия, она тут же исчезла, только голова торчала над сомкнутыми руками — так огромен и могуч был настоятель. Расцеловав ее, он обратился к Горчаку с Сериком:
— Эт, вы что же, всю дорогу кольчуг не снимали? Досюда шибает вонью… А ну живо в баню!
Народу в обители было много, потому бань было аж четыре, да просторных. Они уже дымили. Видимо их затопили сразу, как завидели с башни обоз. Уводя в свою келью Анастасию, настоятель обернулся, бросил через плечо:
— Оружие снесите в оружейную, там иноки обиходят, кольчуги смажут, подкольчужные рубахи свежие получите… В обители нет нужды при мечах ходить…
Оружейная была просторная. На кольях, вбитых в стены, висело множество кольчуг, на полках из толстых плах, лежали мечи, боевые топоры, луки, с вязанками стрел. На отдельной широченной полке, лежали громадные ножные луки, с медными стременами. Снимая кольчугу, Серик вскричал:
— Эт что же, пустынь голыми руками не возьмешь?!
Два мрачных инока промолчали, Горчак откликнулся:
— Тут хватит и на всех обитателей, и если кто из окрестных жителей прибежит…
Сняв подкольчужную рубаху, Серик оглядел льняную исподнюю; она являла собой печальное зрелище, только что колом не стояла. Да и то по причине того, что намертво прилипла к телу.
Прихватив мешки с запасной одеждой, направились в баню. Там их уже ждали два могучих инока в кожаных фартуках. Баня топилась по белому, иноки разложили путешественников на просторном полке, и принялись наяривать каждый в два веника. Потом промяли, выкрутили, перекрутили, облили ледяной водой, и еще раз прошлись в два веника, и еще раз облили ледяной водой, потом облили теплой и вынесли в просторный прохладный предбанник.
Серик задушено протянул:
— Вот это ба-аня-а…
Он будто заново родился, тело было новым и свежим. Протягивая ему ковш с квасом, инок строго спросил:
— Почему креста нет?
Серик замешкался, принимая ковш, встрял Горчак, протянул тоненьким голоском:
— А он, видишь ли, воин, и бог его — Перун…
Инок не смутился, проговорил благодушно:
— Ну, настоятель быстро это исправит…
Горчак надел простую холщовую рубаху, портки из пестряди, обул свои походные сапоги, а Серик разрядился нарочито богато; в половецкие штаны из аксамита, красную шелковую рубаху, достал из мешка кафтан из дорогого германского сукна, обулся в мягкие сафьяновые сапожки. Наблюдая за ним с усмешкой, Горчак сказал:
— Настоятелю не понравится этакое богатство… Еще и пояс золотой! Экий ты гордец, Серик…
Серик пожал плечами, пробормотал:
— Я не монах… Почему князь, когда посещает пустынь, ходит в своих княжьих одеждах, а я не могу в своих ходить, честно добытых в полях половецких?
Горчак пожал плечами, поднялся с лавки, потянулся, сказал мечтательно:
— Щас попируем с настоятелем, и спа-ать… Двое суток спать буду!
В предбанник заглянул инок, сказал:
— Ну, коли напарились, владыко просит к столу…
Столы были накрыты в просторной горнице; два длиннющих — для братьев, один маленький — для гостей. Братья уже сидели за столами, настоятель сидел за маленьким столом, жестом пригласил гостей усаживаться. Рядом с ним сидела Анастасия, благоухая поповником, пижмой и росным ладаном. Из-под простого белого платка на плечи, и почти до пола, ниспадали еще не просохшие после бани распущенные волосы. Она не подняла взгляда, сидела неподвижно, дожидаясь окончания молитвы, которую творил настоятель. Наконец приступили к трапезе. Еда была простая, но сытная; хлебали наваристые щи, с крупными кусками мяса, заедая пирогами с капустой. На столах стояли блюда с солеными огурцами, грибами, румяными яблоками, тут и там стояли кувшины с духовитыми монастырскими медами. За едой молчали. А потому и Серик поостерегся вылезать со своим уставом. Наконец, все съели, и настоятель подозвал инока с кувшином, который и налил всем меда. Только после этого, настоятель спросил:
— Как поживает купец Реут? Как здоровье?
— Слава Богу, владыко… — тихонько выговорила Анастасия, так и не подняв взгляда.
Обращаясь к Горчаку, настоятель спросил:
— Как прошло путешествие? Благополучно ли?
— Вполне благополучно… — медленно наклонил голову Горчак. — В основном благодаря Серику. Знатного бойца нанял купец Реут, для сопровождения своей дочки… Владыко, а не нужны ли тебе доспехи воинские?
— Нужны… Доспех никому не повредит…
— Вон, у Серика, имеются доспехи на продажу, аж четыре полных доспеха. Только слегка попорченные…
— И с кого те доспехи сняты? — грозным голосом осведомился владыка.
— С татей сняты, с татей… С кого же еще? — быстро выговорил Горчак.
— Это что же, всех четверых Серик убил?!
— Он самый… — быстро закивал головой Горчак.
— А ты чего же?..
— А я Анастасию охранял, пока он рубился. Думал, вдруг, в кустах еще тати таятся?
Серик открыл, было, рот, но тут же чувствительно получил под столом по ноге.
— А Серик, стало быть, многобожник? — настоятель насмешливо прищурился, глядя на Горчака.
Тот отвечал ему честным взором, безгрешного ангела. И тут только до Серика дошло, если бы Горчак признался, что в добыче имеется и его доля, то пришлось бы два доспеха жертвовать обители бесплатно. Ох, и хитер же Горчак!
Скорее всего, так и не поверив Горчаку, настоятель кивнул:
— Хорошо, я возьму доспехи. Оружейники оценят их, ну и еще вычет починки, после такого острого Серикова меча. Глядя на него, и не подумаешь, какой он грозный воин… — пробормотал настоятель в бороду. Осушив чашу, он подставил ее иноку с кувшином, бесшумно расхаживающему у них за спинами, проговорил: — Слыхал, Реут посылал тебя в поход с Рюриком… Ну, и куда же сходил Рюрик?
Горчак беззаботно обронил:
— А он с латинами на сарацин ходил…
Настоятель выговорил задумчиво:
— Ох, знал ведь, что не крепок в вере Рюрик… Эт, что же получается? Он еще лет пять-шесть назад латинянскую веру принял?
— А его дружина тоже в вере латинянской, — добавил Горчак. — Хуже того, и мне пришлось в Мараканде молиться в латинянском храме! Иначе, быстро бы распознали Рюриковы дружинники, кто я есть, и для чего с ними.