Облако лениво сползло с солнца, и смывая тревожные мысли, мир вокруг опять залило ярким светом. «Нет, положительно становлюсь параноиком!» Никита тряхнул головой, отгоняя глупые мысли и сунув пакет подмышку, решительно направился к последнему подъезду, дома номер девять. Прислушиваясь и приглядываясь, как заправский шпион, поднялся на четвертый этаж. Остановился перед знакомой дверью, нащупал в кармане связку ключей. «Стоп! — сказал он себе. — Туда потом. Вдруг бабка опять пасет из-за двери… еще ментов вызовет. Пообщаюсь-ка сперва с ней. Как ее там звать-то… Полина Яковлевна, кажется…»
Повторяя про себя: «Тай-брейк, тай-брейк…» Никита вдавил кнопку звонка. Тот послушно отозвался противным громким дребезжанием. Прошло несколько секунд. Никакого движения за дверью. «Что за притча? Может в магазин вышла?» Выждав с полминуты, он позвонил еще раз. Не дождавшись результата, зачем-то заглянул в мутный кругляшок глазка, хоть и понимал, что с внешней стороны двери ничего в глазок не увидишь. Соответственно, ничего и не увидел.
Отойдя от двери и облокотившись на перила Никита принялся лихорадочно размышлять: «Если буду тут долго толочься, соседи чего-нибудь заподозрят. В таких домишках все друг друга знают, не то что в наших девятиэтажках — люди из одного подъезда годами не встречаются. На улицу, что ли выйти, подождать, посидеть на лавочке? Хотя кто ее знает, когда она явится, а времени нет. Времени остается, трагически мало… Вот блин, незадача… И куда тебя только черт понес, кошелка старая? Что же делать?»
Он стоял и смотрел на дверь бабкиной квартиры. Дверь была простая, фанерная, даже без дерматиновой обивки. Выкрашена зеленой, кое-где облупившейся краской. «Зеленый — это цвет рухнувшей надежды» — всплыла в мозгу цитата из классиков. «Слушай, — вдруг сказал он сам себе, — а ведь в Алениной связке, ключик от бабкиной квартиры наверняка имеется… Что ж я не спросил-то, болван?»
Достав из кармана связку ключей, Никита разложил ее на ладони. На глазок сравнил имеющиеся в ней ключи с отверстием замочной скважины. Похоже вот этот латунный ключ, с одной бородкой… или может вот этот. Другие ключи были либо с двумя бородками, либо английскими, плоскими и явно не подходили. «Ну и, на хрена мне, спрашивается, бабка? Мне же только проверить, здесь ли «бусинки». Проверю и уйду. А если она сию минуту явится? Ну и фигли опять же? Скажу ей «тай-брейк» и будет между нами совет, да любовь!» Никита оглянулся на соседскую квартиру и решительно вставил первый из подходящих, ключ, в замок. Ключ вставился, но вращаться отказался. «Не тот. Пробуем другой. Есть! Один оборот, второй…» Дверь тихонько скрипнув приоткрылась. Ощущая себя домушником на деле. Никита заглянул внутрь. Крошечный коридорчик хрущевки-распашенки. Слева зеркало, полка с обувью, вешалка с какой-то одеждой, справа приоткрытая дверь в совмещенный санузел, откуда бурчит неисправный унитаз. Кроме этого монотонного бурчания, никаких звуков в квартире не слышно. Никита осторожно вошел, и притворив за собой дверь, закрыл замок на два оборота. При этом пакет с палкой, чуть не выпал из подмышки. Он подхватил его и слегка присел. «Что это? Вроде шорох какой-то… Или послышалось? Черт!.. из-за шуршания пакета, ничего не слышно!» Никита пошарил глазами, куда бы его пристроить, но потом спохватился. Извлек палку, а пустой пакет поставил в угол возле двери. Заглянул в санузел. Свет включать не стал, через окошечко над ванной и так достаточно. По крайней мере видно, что никого там нет. Шуршание сзади. Никита дернулся, стукнулся головой об косяк. Шепотом выматерился. Проклятый пакет, сполз на пол.
Продев ремешок палки, через ладонь на запястье, и до боли сжав шершавую резину, он выглянул, наконец, из коридора. В зале никого нет. Мебели мало, слева пианино во всю стену, в дальнем углу угловой диванчик со столиком, у противоположной стенки, старый облезлый сервант. На полу, какие-то, потерявшие цвет, половики. Дверь на балкон открыта настежь. Порывы ветра, врываясь в дверной проем, колышут тюлевую занавеску и цветы развесистой герани.
Осторожно ступая по противно скрипящему полу, Никита прошел на маленькую кухню, где заставив его вздрогнуть, заржал и затрясся древний холодильник. Так. Какие-то шкафчики по стенам. Ветхий столб покрытый линялой клеенкой, такие же табуретки вокруг. Никого. Сердце у Никиты, словно обернули мокрой тряпкой. Неприятно, холодно в груди! Что-то он чувствовал. А что, не мог понять. Нехорошо здесь. Ох нехорошо! Так, остаются две маленькие дальние комнаты. Двери ведущие в них закрыты. Сперва левая… Никита слегка отвел руку с палкой для удара и стараясь не спуская глаз с правой комнаты, носком ноги толкнул дверь. Она открылась легко. Книжный стеллаж во всю стену, тахта и письменный стол. Никого. Теперь правая. Тем же макаром. Дверь открылась. Никита сунулся было в комнату, тут же отпрянул в ужасе, с трудом сдерживая рвотный рефлекс. Хорошо, что он так ничего и не ел со вчерашнего вечера. В комнате, на расстеленной полиэтиленовой пленке, в здоровенной луже крови, вповалку друг на друге, лежали тела.
Никита с трудом сглотнул и вновь заглянул в комнату. Вот оказывается, что он чувствовал. Смерть. Четыре трупа. Трое детей-подростков, одна из которых девочка, и пожилая женщина. Это похоже была сама хозяйка квартиры. У всех раскроены головы. Тут же рядом валялось орудие убийства — туристический топорик. «Вот тебе и «бусинки»… Детей похоже, просто убили… По одному точному удару, на каждого… головы аккуратненько разрублены в области темени… значит не сопротивлялись… наверное, во сне… А вот бабусю-то похоже пытали… Одежда сорвана до пояса, все тело в разрезах и кровоподтеках… и кажется ожогах… Левая грудь отрезана вовсе. Перерезано горло и в завершение то же удар, разрубивший темя. Это, что ж такое? Это, кто ж так?.. Суки! Мясники!» К горлу снова подступило… на глаза навернулись слезы… Он узнал девочку… по голубому платью с красными цветами. «Аня… Вот значит, как вышло… Не выполнил я, выходит, своего обещания… Никого не уберег, никого не спас… Говно я, а не Наблюдатель… Нашли кому дело доверить… Но зачем бабку-то пытали? Хотели узнать, где Алена? Так она ж наверняка не знала… Значит так просто, на всякий случай? Вот зверье! А потом убили «бусинок»… Видно понимали, что Алена почувствует и примчится к ним. Вот ее-то, похоже я спас». Никита наклонился и брезгливо морщась потрогал пальцем кровь. Свежая еще, даже не запеклась. Он приложил ладонь к голой руке девочки… «Теплая. Совсем недавно значит…»
Вдруг, не-то периферийным зрением, а может даже затылком, Никита почувствовал движение сзади… Страшный удар в спину опрокинул его прямо на окровавленные тела. И только затем он услышал грохот выстрела. Браслет сработал, с опозданием, но сработал. Никита кувыркнулся в сторону, поскользнулся рукой в луже крови, но успел увернуться от второго выстрела. Двенадцатиграммовая резиновая пуля со стальным сердечником внутри, ударила в тело мертвого подростка, заставив его дернуться, словно он был еще живой. Тут только Никита увидел нападавшего. Белобрысый парень в джинсовой куртке, держал в руках странное оружие с четырьмя дырками вместо ствола, над ними горел красный огонек лазерного целеуказателя. Парень целился спокойно, словно в тире, готовясь выстрелить в третий раз. Травматический пистолет — догадался Никита. Какой-то звериный инстинкт кинул его на нападавшего. Одним прыжком. Навстречу третьему выстрелу. За доли секунды до спуска курка, он ухитрился развернуть корпус и резиновая болванка только чиркнула по плечу. Больно, но терпимо. В следующее мгновенье они столкнулись телами и не удержавшись на ногах полетели на пол. Парень двигался вяло и неуклюже. «Это я двигаюсь быстро!» — понял Никита. Мозг работал четко и ясно. Он уже видел второго анта, медленно, словно во сне, идущего к ним со стороны балкона. «Вот вы где прятались, суки!» Он с удивлением обнаружил, что не смотря на все кульбиты, так и не выпустил из рук свою дубинку. Места для замаха не было и он ударил противника рукояткой, раз, другой, третий… прямо выступающим из резины стальным сердечником… в лицо, в висок еще куда-то… куда, он не смотрел, так как на четвереньках понесся в сторону, избегая выстрела. Второй ант уже изготовился для стрельбы. Кувырок в сторону. Бабах. Очередная пуля мимо, прямо в обижено брякнувшее пианино. Этот парень, в красной бандане, драных джинсах и рокерской кожаной курточке. Лицо совершенно спокойно, глаза пустые, вместо разума — черная дыра.