— Нет, Вирхов не изменил своих взглядов, но он не прочь теперь порассуждать о прародине, и знаете, где он ее помещает?

— Если он стал твоим союзником, догадываюсь…

— Родина человека, по мнению Вирхова, находилась между Индией и Голландской Индией, — серьезно пояснил Дюбуа.

— Насколько мне помнится, там нет никакой земли, океан, и только.

— В этом-то и соль — прародину поглотил океана. Она называется Лемурия.

— Вот он, типичный Вирхов! — засмеялся Фюрбрингер. — Родина есть, и ее нет, предки человека были, но остатки их надо выкопать со дна океана. На что же ты, однако, надеешься?

— Океан, возможно, поглотил не всю Лемурию, — в тон учителю ответил Дюбуа. — Суматра и Ява, страна гиббонов, чем не осколки материка прародины Вирхова? К тому же он давно выражает неудовольствие тем, что ведется только теоретическая разработка проблемы «недостающего звена»: «Надо взяться наконец, за лопаты и перестать фантазировать!» Вот я и решил «взяться за лопату» и отправиться на место, которое указал сам Вирхов. Я выполню все его пожелания! Кстати, он допускает, что даже одно- единственное открытие может полностью изменить весь аспект проблемы происхождения человека. Почему бы мне не сделать это одно-единственное открытие?

— У тебя один шанс из миллиарда на успех задуманного предприятия.

— Я выиграю даже при таком невыгодном для меня соотношении.

Макс Фюрбрингер развел руками. Дальнейшие уговоры бесполезны. Он, Фюрбрингер, предпринял все возможное, чтобы поездка, вдохновленная поистине безумными надеждами, не состоялась. Они помолчал немного, и, когда Дюбуа, пародируя университетское начальство, начал рассказывать, как он выколачивая деньги на поездку и получил решительный отказ («подобные затеи надо оплачивать из собственного кармана!»), на бриге часто зазвонил колокол, призывая команду и пассажиров занять места.

Наступила минута расставания.

Вскоре берег скрылся из виду, но Дюбуа еще долго стоял на палубе, слушал тоскливо-призывный крик чаек. На душе у него было отнюдь не спокойно. Жалобы часто находили в ней отклик, и только методичные удары волн о борт несколько глушили тревогу, которая обычно сопутствует человеку, даже если он уезжает из дома на край света. «Надо сразу же заняться чем-то достаточно серьезным, иначе сплин станет хозяином положения», — подумал Дюбуа и направился в каюту.

Здесь ему предстоит провести более полутора месяцев, пока бриг не пристанет к берегу Суматры около Паданга. Если бы год назад кто-то сказал, что ему предстоит стать военным врачом, то Дюбуа только посмеялся бы над шутником. Но поскольку личных средств у Дюбуа не было, а университетское начальство в средствах на экспедиционную поездку отказал ему не оставалось ничего другого, как в 26 лет стать военным, добровольно согласившись служить в колониальных войсках. Это давало ему возможность за казенный счет добраться до «страны гиббонов».

Накануне отъезда Дюбуа доставил на корабль свое незамысловатое имущество. Теперь надо навести порядок в главном и наиболее ценном — записях. Дюбуа открыл один из чемоданов и достал кипу листков, исписанных аккуратным почерком.

Чем же он располагает, чтобы с такой уверенностью! отправиться в путешествие? Прежде всего, нет никакие сомнений в том, что до появления на Земле Homo sapiens, человека разумного, существовал какой-то иной тип людей с ярко выраженными обезьяньими чертами. Чтобы не волновать учителя, Дюбуа не стал вдаваться в детальное разъяснение фактической стороны дела.

Разумеется, Фюрбрингер прав, теоретические рассуждения Генри Гексли и Эрнста Геккеля играли немаловажную роль в его убежденности в правоте заключений о существовании переходной формы, связывают человека и антропоидную обезьяну, так называемого «недостающего звена», обезьяночеловека бес, и о возможном местонахождении прародины человечества на юго-востоке Азии. Особенно в островной её части, представляющей собой жалкие остатки загадочной Лемурии, поглощенной водами океана.

Однако это только одна, и, может быть, не самая главная, сторона дела. В Европе за последние двадцать лет сделаны поразительные по значимости открытия. Не заметить их могут лишь те, кто начисто лишен способности отказаться от представлений полувековой давности, или люди недобросовестные. До прошлого, 1886 года можно было еще сомневаться в истинном значении открытий Иоганна Карла Фульротта в Неан-дертале и лейтенанта Флинта у Гибралтарской скалы, ссылаясь па отсутствие фактов, подтверждающих глубокую древность костных останков пещерного человека, которого антрополог Вильям Кинг назвал неандертальцем. Но что скажут противники теперь, когда появилось сообщение о результатах раскопок около местечка Спи-сюр-л'Орно?

Раскопки пещеры Бек-о-Рош, открытой на склоне каменистого обрыва недалеко от местечка Спи-сюр-л'Орно в провинции Намюр (Бельгия), были проведены со строгим соблюдением всех выработанных к середине 80-х годов правил исследования стоянок людей каменного века. Три бельгийских археолога — Жюльен Фрепон, Макс де Лоэ и Марсель де Пюи тщательно, не торопясь удаляли слой за слоем, детально документируя изменения характера горизонтов и их содержимое.

Скрупулезность работы щедро вознаградила исследователей. Прежде всего вскоре для них стало очевидным, что пещера Спи представляет собой своеобразную кладовую сокровищ. Под слоем щебня залегал полутораметровый пласт желтой глины, заполненный костями мамонтов; оббитые камни, рассыпанные между ними, не оставляли ни малейших сомнений в том, кто принес в пещеру кости гигантского животного. Это сделал древний человек, современник мамонтов.

Однако находки на этом не прекратились. Когда из пещеры удалили желтую глину, под ней проглянула прослойка красной глины, толщина которой не превышала 10 сантиметров. В ней было множество костей вымерших животных. Поражало их разнообразие, помимо останков мамонта, при раскопках красноцветной глины бельгийские археологи нашли кости носорога, лошади, северного оленя, а также тех, кто заселял пещеру Спи, когда ее покидал человек, — пещерной гиены, пещерного медведя и пещерного льва.

Наибольшие волнения доставили Фрепону, де Лоэ и де Пюи раскопки самого древнего из глинистых слоев. Толщина его составляла около метра. В нем тоже встречались кости мамонта, шерстистого носорога, северного оленя и лошади. Но не они и даже не превосходно изготовленные каменные орудия, в том числе остроконечники и скребла, заставили радостно забиться сердца археологов: под осторожно сдвинутым ножом слоем земли находились кости человека, современника вымерших гигантских животных ледниковой эпохи!

Одна находка следовала за другой. Вот полностью освобождены от земли кости ног — они подогнуты, как у спящего на боку человека. Далее располагались сильно разрушенная грудная клетка и, наконец, рука, согнутая в локте. Когда начали расчищать участок раскопа, прилегающего к кости руки, последовало самое волнующее открытие: в мягкой желтоватой глине лежал череп. Лицевые кости его сохранились далеко не полностью, но зато черепная крышка вместе с затылочной частью, нижняя челюсть и часть верхней представляли собой благодатный материал для антрополога.

Можно представить восторг Фрепона и де Лоэ, когда после беглого осмотра находки они поняли, что в их руках находится череп, по деталям строения удивительно близкий неандертальскому и гибралтарскому: те же массивные надглазничные валики и сильно убегающий назад лоб. А нижняя челюсть? Она не имела подбородочного выступа, как и челюсть из Троу-де-ла-Нолетт. Вот она — комбинация, которую гениально предсказал в свое время французский натуралист Гами! Сомнений не оставалось: у неандертальского черепа из грота Фельдгофер была такая же обезьяноподобная, грубая массивная, с крупными зубами челюсть, с чудовищной силой перемалывавшая пищу. Если бы Беккерсгоф и рабочие, которые отыскивали кости «медведя», были более внимательны и нашли челюсть, не понадобилось бы и 30 лет на то, чтобы установить эту истину.