— Три с четвертью, мадам, или мне следует обращаться к вам «Мадемуазель»?

Она улыбнулась:

— Мадемуазель, если вам будет угодно, и позвольте представиться — баронесса Марта де Маковски.

— Вы, несомненно, полька?

Она утвердительно кивнула и сказала:

— А вы, сударь, простите, я не знаю вашего имени… Луи Тибо, с таким именем вы можете быть только франкоязычным швейцарцем или французом.

— Я француз из Франции, мадемуазель!

— Ах, это замечательно… почему?.. о, я не знаю, что вам сказать… Но вы не участвуете в войне?

— Я участвовал, мадемуазель, — сказал я ей, — у меня к войне свой счет. Я временно освобожден от службы… Ранен? Нет, только нервное потрясение.

Но ей хотелось продолжить беседу:

— Я спрашивала у вас точное время, потому что в Лозанне мне нужно сесть на поезд в Монтрё, вы знаете?..

Я посмотрел на часы.

— Мы прибываем в Лозанну в 3.45. Вам придется подождать вашего поезда еще целых 42 минуты.

— Какое счастье! — эмоционально воскликнула она, — значит, у нас еще будет время попить чаю в буфете, если только вы не против?

— О, что касается меня, то я остаюсь в Лозанне, я начинаю там свое турне.

— Ваше турне, — сказала он, — вы актер? Или певец?

— Не то и не другое, увы. Я только представитель одной фирмы, продающей бургундские вина, коммивояжер, попросту говоря.

Я почувствовал, что ей хочется узнать, сколько я зарабатываю; я сказал ей про пятьсот франков в месяц.

— На это едва ли можно прожить. Но разве во Франции вы не заработаете больше? Все эти мобилизованные мужчины, должно быть, пьют бочками. А англичане? Они тоже любят хорошие вина. Вы не собираетесь отправиться во Францию?

— Да, мадемуазель, и как раз по местам дислокации войск, я собираюсь совершить турне по тыловым зонам американской армии.

Она не ответила; ее веки вздрогнули и незаметно опустились, но это невольное движение дало мне толчок, который я не могу сравнить ни с чем, кроме как с дрожью охотника, чующего близость добычи.

— Но вы же еще вернетесь? — спросила она.

— Несомненно. Через несколько недель, может быть позже — как пойдут дела.

— Но если вас снова призовут в армию? Тогда — прощай, коммерция! Вам понравится начинать все снова?

Я тут же ответил:

— Ах, нет, только этого недоставало! Нужно сказать, что я сам думаю, возвращаться ли мне туда. Уверяю вас, что одна только мысль о том, чтобы снова рисковать жизнью!..

Какое удовольствие доставил я ей этими словами! Но я решил обрадовать ее еще сильнее.

— В Монтрё есть казино?

— Конечно, «Курзааль» — великолепное место; там дают концерты.

— Ах! — сказал я, — и там же играют? Потому что я, видите ли, очень азартный игрок.

И вот, наконец, большой, чистый и почти пустой вокзал Лозанны. Моя попутчица поспешно поднялась. К ней, очевидно, вернулись силы, потому что теперь она уже с заметной легкостью схватила свой багаж, чтобы передать его носильщику, такой тяжелый для нее вначале. Носильщик взял и мой чемодан. В буфете баронесса заявила, что голодна; она заказала кофе с взбитыми сливками, тосты с маслом, мед, конфитюры, потом она исчезла, чтобы, как она объяснила, вымыть руки. На ее запертом на ключ чемодане, почти таком же новом, как мой, я узнал наклейки цюрихского отеля «Баур» на озере» и гостиницы «Палас» в Лугано. Все остальные были либо отодраны, либо соскоблены.

Итак, сомнения не исчезали; она выдала себя в ту минуту, когда я заговорил об американцах.

Но я размышлял, почему она не попалась на крючок, и не стала меня больше расспрашивать об этом, несмотря на свой заметно проявившийся интерес. Я видел, что я все еще не смог разгадать ее игру. Я, конечно, не принимал в расчет какие-либо любовные интриги; что же касается каких-то расчетов корыстного порядка, которыми могла бы руководствоваться авантюристка, то я исключил и эту гипотезу, поскольку сознавал, что у меня не было ни капитала, ни доходов. Я весь погрузился в свои размышления, когда она вернулась.

— О чем вы задумались? У вас такой задумчивый вид!

— Я думаю о том, когда буду иметь удовольствие увидеть вас снова.

— О, как это любезно. Я не ожидала от вас такого.

В глазах ее мелькнуло что-то ласковое, на губах появилась улыбка. Но слова, которые она хотела бы произнести, были, как она почувствовала, преждевременны.

Она быстро ухватилась за свою легенду.

— Мне нужно вернуться в Лозанну 10-го числа, — сказала она мне, — я прибуду чуть позже девяти утра. Я смогу вас увидеть?

— Десятого? Да, это прекрасно. Я собирался отправиться в Женеву, но я отложу поездку на один день.

— Нет, — воскликнула она, — не откладывайте. Я поеду в Женеву с вами, вы сядете в мой поезд, вот и все!

Я попросил счет.

— Осторожно, сударь, — сказала она мне, погрозив пальцем, — в конце месяца обычно бывают трудности с финансами. Нет, не провожайте меня до перрона, я этого не люблю. Не забывайте, десятого в девять часов утра.

Еще один взгляд, в который она вложила всю свою душу, и она двинулась, на пару шагов опережая носильщика, высокая, стройная, крепкая, уверенная в себе. Она пересекла зал и каждый ее шаг был не меньше восьмидесяти сантиметров; официанты у своих столиков и редкие посетители с кружками светлого пива все смотрели ей вслед.

Может быть, точно таким же шагом она однажды пойдет к расстрельному столбу и пойдет без страха, потому что, как очевидно, она очень отважна.

И тогда я почувствовал, что у меня оставили и сила, и смелость. И вдруг моя служба показалась мне абсурдной, а все, что я делаю — ненужным, неэффективным, несоразмерным в сравнении с полученными результатами. Смутный страх сжал мое сердце. И почему, Боже правый? Эта внезапная депрессия, не была ли она просто расплатой за беспричинный восторг, охвативший меня этим утром, потому что такое равновесие, такая компенсация, казалось, были законом природы. Или причиной был отъезд этой незнакомой авантюристки? Я запретил себе даже думать о ней до 10-го. До того дня, думал я, может быть, в одну из ночей сама по себе придет разгадка, а в моем подсознании, возможно, произойдет просветление, сортировка мыслей, что позволит мне принять решение — идти ли мне тем утром на свидание, а если да — то какую линию поведения избрать.

Глава 12. Работа в тени

Как только баронесса уехала, я отправил несколько открыток в Берн, Базель и Цюрих, чтобы предупредить некоторых агентов о моем приезде. А потом, несмотря на ордер на мой арест, я отправился на прогулку по солнечной Лозанне. Все это дело казалось мне в тот момент ничем иным, как просто ложной тревогой. Не зная ничего, кроме одного из моих псевдонимов и получив, благодаря лояльности Реккера, вымышленное описание моих примет, полиция кантона Во сможет сколько угодно искать меня, и все безрезультатно. Потому я не особо беспокоился. В шесть часов вечера я вошел в кафе «Бель Эр» у Большого моста. Там я встретил, как и ожидал, моего друга Мюллера. Он мне очень обрадовался, потому что был из тех людей, кто смертельно скучает в одиночестве.

— Ах, вот он и вернулся! — закричал он во весь голос. — Мне что-то подсказывало, что я тебя увижу именно сегодня. Дело улажено, ты знаешь, тебе больше нечего бояться, вы должны были получить мое сообщение.

Я уселся слева от него и толкнул его в бок локтем:

— Не так громко! Взгляни!

— Ой, верно, о, а я, ты знаешь! — произнес он.

— Да, да, я знаю, все эти южане не из Марселя, и я не знаю более опасных людей, чем те, кто приехал с берегов Рейна.

Он улыбнулся мне и сказал уже намного тише: — Я видел Филибера позавчера вечером, полиция полностью запуталась и не уверена даже в том, что ты действительно существуешь.

— У тебя есть другие новости? — спросил я.

— Да, я напал на потрясающий след. Оказалось, что некий французский капитан по имени Бернар разъезжает по Швейцарии и как будто поддерживает какие-то отношения с фрицами. Это может наделать много шуму, как ты понимаешь. У него есть любовница, некая госпожа фон Штайгерхоф, которую с другой стороны частенько посещает немецкий военный атташе. Тут все ясно.