Лиз очень хорошо знала своего мужа. Будучи знакома с ним уже двадцать лет, она была абсолютно уверенна, что всегда знала, что занимало его мысли, чего можно было от него ожидать. Однако последние несколько недель в Уитни стали происходить определённые изменения, выражаемые в редких случаях, даже совершенно невзначай, но бывшие, тем не менее, заметными для неё. Всё это тревожило её, хотя она сама не могла до конца разобраться в природе своего беспокойства.

Лиз отложила бумаги и посмотрела на мужа, — он уже спал.

"Интересно, — подумала она вновь, — с чего бы это вдруг его заинтересовал наш эксперимент? Надо же, уже почти два часа ночи…"

Она завела будильник и выключила свет.

Глава 9

Следующий день прошел, как обычно.

Одухотворенный своим педагогическим успехом, Уитни возвращался домой.

Было ещё довольно рано, но уже начинало темнеть.

"Наверное, будет гроза…", — подумал он, окинув взглядом небо с низко стоявшими облаками.

Подул слабый прохладный ветерок, и дышать стало легче и приятнее. Но, не смотря на общее ощущение счастья и покоя, Уитни почувствовал, будто что-то неизведанное гложет его изнутри.

Вот уже дорога завернула за привычный холм, вскоре появилось знакомое имение Хонестов, а от него и до дома недалеко…

Уитни удивился тому, что проанализировал это. Неужели, он чего-то боялся? Странно, глупости… И все же, его ощущения были крайне странными.

Вот он подъезжал к имению Хонестов.

Он проезжал его дважды в день с тех пор, как купил свой загородный дом. Он очень хорошо знал его историю и людей, владевших им и живших в нем.

Хозяевами этого имения были пожилые люди, приехавшие в Штаты из Англии ради своей маленькой дочери Элен, имевшей слабые легкие и нуждавшейся в более сухом климате.

Они были добрыми, порядочными и очень богатыми людьми. Не желая расставаться с вековыми традициями родины, они выстроили дом в стиле средневековых английских замков. Произошло это более двадцати лет назад.

С тех пор Элен выросла, вышла замуж и уехала, а родители остались одни. Забота о доме стала их единственным занятием, и поэтому красота его не оставляла равнодушным ни одного проезжавшего мимо человека.

В нем было что-то необычное, удивительное, притягательное.

Он был «великолепным», как подумал Уитни, проезжая мимо него в этот раз, и удивился, что именно теперь дал ему такую характеристику — раньше он просто не задумывался над этим.

Да, имение, действительно, было великолепным… Оно занимало площадь в полторы тысячи акров. Участок располагался на возвышенности, от чего вид дома становился более величественным. В центре возвышался огромный замок из серого камня, густо увитый с одной стороны каким-то темно-зеленым вьющимся растением. Прямо к дому вела вымощенная камнем широкая дорожка, по обе стороны от которой размещались удивительные разноцветные цветочные клумбы. Вокруг замка с задней и боковых сторон росли высокие густые деревья.

Дорога в этой местности была несколько изогнута и поэтому, проезжая по ней, можно было увидеть замок почти со всех сторон. Имение было обнесено высокой решетчатой чугунной оградой.

Именно этот участок пути и проезжал тогда Уитни. Он с удивлением отметил, что ехал очень медленно, словно специально снизив скорость, чтобы лучше всё рассмотреть. Этот факт испугал его. Любопытство никогда не было его отличительной чертой.

Но он не прибавил скорость, так как не был уверен, что чувствует себя хорошо. Вместе со странными мыслями он отметил, что его охватывает какое-то волнение, и дыхание его затруднилось. Он расстегнул воротник, но облегчения не почувствовал. В этот момент он заметил, что на тяжёлых воротах была прикреплена какая-то надпись. Подъехав ближе, он увидел, что это было объявление о срочной продаже имения.

Эта информация так сильно подействовала на него, что он остановился для того, чтобы взять себя в руки.

Через несколько секунд его неприятные ощущения куда-то исчезли и, включив мотор, он быстро поехал домой.

— Лиз, тебе известно о том, что имение Хонестов продаётся? — первым делом спросил он у жены, войдя в дом.

— Да, я узнала об этом сегодня, — ответила Лиз. — И я нисколько не удивлена. Все родные Хонестов в Европе, а с возрастом желание вернуться на Родину становится сильнее.

— Интересно, сколько они просят за свой дом? — задумчиво спросил Уитни.

— Насколько я знаю — два миллиона долларов, — ответила Лиз. — Хотя его реальная стоимость намного выше. Видимо, им важно просто продать дом быстрее… Но почему ты спрашиваешь?

— А ты никогда не хотела жить в таком доме?

— Видел бы ты сейчас своё лицо, Джери, — смеясь, сказала Лиз. — Даже не знаю, что оно больше выражает — безысходную печаль или удивление своей собственной глупости… Иди ужинать, Джери. Как ты сам говоришь, "если бы ты был адвокатом, как Чарли, или — банкиром, как Стив, и ты бы позволил себе такой дом".

— Ты бы хотела жить в таком доме? — задумчиво спросил он опять.

— Если серьёзно, — ответила Лиз, — у меня другое представление об этом. Счастье я измеряю не стоимостью дома, а его уютом, атмосферой, понимаешь?!

— Ты права, Лиз, — сказал Уитни, немного подумав, — если бы я был адвокатом, как Чарли, или — банкиром, как Стив, я бы позволил себе этот дом…

За ужином Уитни молчал, и дети, заметив его грусть, не стали его беспокоить, и сразу после ужина ушли спать.

Он же сидел, задумчиво глядя в одну точку, еще очень долго…

Глава 10

В последующие несколько дней друзья и знакомые Уитни замечали в его поведении странные изменения — он вдруг стал молчаливым, замкнутым, задумчивым… Иногда он останавливался у открытого окна и устремлял свой взор куда-то вдаль…

Сам он также не мог понять, что с ним происходило. Он чувствовал внутри себя надвигавшиеся перемены и понимал, что они неизбежны.

Порой он пытался разобраться во всём и, думая о своих чувствах, мыслях, переживаниях, понимал, что в основе всего лежит причина, глубоко неприятная ему, его натуре, характеру, сознанию. Он пытался прогнать от себя свои мысли, но разум не давал ему покоя, всё навязчивее вынося на поверхность его сознания рожденную очень глубоко внутри него, развивавшуюся в нем постепенно, и в определенный момент созревшую правду, которую он должен был, увы, принять — его разочарование в жизни…

Его терзала мысль о том, что когда-то в юности он совершил ошибку, непоправимую ошибку, и теперь, спустя много лет, её последствия всплыли на поверхность действительности, заставив его раздвоиться. Его разум боролся с сердцем, и холодный, прагматичный ум спорил с нежными, добрыми и восторженными чувствами, управлявшими им все эти годы. И чем нежнее сердце шептало ему о том, как много тепла, добра и радости он дал людям за все эти годы, тем строже и больнее его разум твердил ему о том, что лично для себя и семьи он не сделал ничего…

Он понимал, что не должен допустить продолжения этого мучительного спора, от которого мог просто помутиться рассудок. Он осознавал, что должен был принять какое-то очень серьёзное решение, чтобы восстановить покой внутри себя. В своих тяжёлых, противоречивых раздумьях он пришёл к выводу, что должен срочно внести серьёзные и ощутимые изменения в свою жизнь, и что лишь это условие поможет ему восстановить гармонию и понять, что для него было важнее всего.

Он заставил себя контролировать эмоции и в определённый момент решил, что кризис миновал. Остался лишь неприятный осадок и Уитни понимал, что внутренние противоречия небеспочвенны и ему, действительно, следует серьёзно обдумать своё положение. Он старался быть с собой предельно откровенным и делал определённые выводы из своих здравых рассуждений.

Во-первых, он окончательно решил, что его профессия интересна и важна для него, так как личные исследования и возможность поделиться их результатами с юными, жаждущими знаний умами необходимы ему. Во-вторых, из любых противоречий должен быть найден выход и возможно, Уитни обладал какими-то внутренними ресурсами, ранее невостребованными и оттого — неиспользованными. Значит, необходимо обнаружить их и решить, как их использовать. В-третьих, он нужен людям, окружающим его — жене, детям, друзьям, коллегам, ученикам. Благо, его внутренний кризис не отразился на взаимоотношениях с ними и все переживания он сумел сохранить внутри себя.