— Отойди, Пустышка, — Освальд мотнул головой, словно бык, увидевший красное.

— Ты не понимаешь…

— Отойди! — заорал Дарин. — Убью! У меня сейчас настроение кого-нибудь поджарить, — он попытался говорить спокойней.

— Только не коров! Дарин, прошу, только не коров. Опять ты…

Слова потонули в порыве налетевшего ветра.

Они взбежали на холм. Ветер, спавший весь вечер, проснулся и принялся за работу. Заскрипели огромные деревья, грозно качая черными ночными кронами. Тучи осели, стали похожими на грязный слипшийся войлок.

— Ладно, я слушаю, — Дарин замер, руки безвольно опущены, голова задрана вверх.

Тучи на небе зашевелились, поползли чернильной манной кашей. Дом у подножия холма засветился всеми окнами.

— Я пришел… Отвечай! — заорал Освальд.

Поднял руки, стараясь дотянуться до неба, ухватиться за край грозы, нависающий над головой.

— Ну, же! Давай! Давай, сволочь! Зеро постоял, потом вдруг развернулся и помчался вниз, перепрыгивая через кочки и ямы.

— Я тебя не боюсь! — Дарин закружился, словно разговаривая с неведомым противником, который почему-то все время оказывается за спиной.

Порыв ветра рванул полы куртки, взвихрил волосы. Застонал тополь, огромная верхушка хрустнула и, окруженная ворохом сорвавшихся черных листьев, полетела вниз. Свет в доме погас, в мире остался только черный свет.

— Хочу!.. — вой пронесся над холмом, человеческий, но в чем-то звериный.

Горизонт вспыхнул, огромная ветвистая молния осветила холм, мокрую от росы траву, стадо перепуганных коров. Извилистая полоса электрического огня ударила в одинокую фигурку на вершине. Человек покачнулся, но устоял, в своем языческом блаженстве похожий на черную молнию. Следующая вспышка осветила лицо: губы прикушены, струйка густой крови стекает по подбородку, глаза широко раскрыты и кружево порванных сосудиков оплетает огромный бездонный зрачок. Ноздри трепещут, бьются рвущейся на волю птицей. Волосы шевелятся, словно живут самостоятельной жизнью.

Третья молния обожгла вершину холма, веером полоснула по стаду. Глупые животные шарахнулись, а старый бык замешкался, не понимая, почему не встают и не убегают молодые самки, упавшие на сочную зеленую траву. Острый запах озона ударил в ноздри, грохот прокатился по холму, захлестнув притихший дом. Бык рванулся и, уже не сдерживая себя, побежал.

Пустышка, прятавшийся у подножия холма, помчался наверх, с трудом выпутывая ноги из травы. Порыв ветра сбил его с ног. Он вскочил, почувствовал, как что-то холодное расплескалось по лицу. Следующая крупная капля ударила по руке. А затем, сорвавшись с надоевшей цепи, дождь хлынул ручьями, потоком побежал вниз по склону. Зеро поскользнулся. Пополз, цепляясь за корни. Потом встал на четвереньки, с трудом оторвал руки от земли. Заковылял, стараясь не упасть снова. Мокрые волосы не давали рассмотреть…

Дарин лежал на самой верхушке, вокруг спекшейся лысиной чернело сожженное пятно. Зеро упал на колени, коснулся груди приятеля, пытаясь услышать, бьется ли сердце. Освальд медленно открыл глаза.

— Ты жив! — радостно выдохнул Зеро.

— Куда ж я денусь? — Дарин криво усмехнулся.

Пустышка влюбленно рассматривал некрасивое, почти детское лицо.

— Дарин, с тобой все в порядке? — спросил Зеро. Налетевший порыв ветра унес его слова, кинул в лицо пригоршную стылой воды. Пустышка хотел что-то сказать, но мокрые пряди волос залепили рот, мешая говорить.

— Как ты себя чувствуешь? — прокричал Зеро, пытаясь перекрыть вой несмолка-ющего ветра.

— Как никогда хорошо! — Дарин поднялся, голубые глаза, казалось, налились мертвенным светом.

Словно лампочки в морге.

Шериф выбрался из машины и сразу увяз сапогами в мокрой после вчерашнего дождя глине. Суетливый помощник принялся что-то рассказывать. Доклад был явно не готов, да и не нужен — шериф собирался все осмотреть сам. Мокрая трава скользила под ногами, и Сампсон сильно запыхался, пока поднимался на вершину.

Уставившись на него остекленевшими глазами, лежала корова. А рядом, в каких-то пяти метрах, еще одна. А вон там, у кустика шиповника, третья. Эта куда-то бежала, перед тем как умереть. Грустное стадо сгрудилось у подножья. Шериф подошел к погибшей корове, присел рядышком. Положил руку на холодную шею. Сквозь короткую, грязно-белую шерсть просвечивала сеть кровеносных сосудов, отчего все тело казалось покрытым татуировкой.

— Опять молния? — шериф поднял голову, посмотрел на стоявшего рядом помощника.

— Так же, как в прошлый раз, — помощник криво ухмыльнулся, его некрасивое лицо стало еще некрасивей. — У нас завелся какой-то Зевс-мясник.

— И вы тоже верите в эту чушь?

— Я не знаю, как насчет чуши, но в прошлый раз коровы погибли от молнии, когда на небе не было ни тучки. Сейчас-то хоть действительно гроза была. Да и парни эти… Четверо за полгода! Не много ли? — Помощник переминался с ноги на ногу; было видно, что ему неприятно спорить с начальником, но и не сказать, что думает, он не мог.

— И многие так считают?

— Те, кто знает о коровах и парнях, — почитай, все.

— Ну, хорошо хоть круг компетентных лиц ограничен,…… шериф поднялся с корточек, посмотрел на помощника. — Видимо, придется лишить вас квартальной премии — за распространение слухов, не соответствующих реальности.

— Есть, сэр, — помощник вытянулся в струнку, лицо окаменело, не выдавая никаких чувств.

— Вот это уже лучше. А то забыли даже слово такое — дисциплина.

Шериф направился ко второму трупу. В спину ему донеслось чуть слышное бормотание:

— Дохлые коровы — вот это реальность. А слухи… Да какие слухи, когда все так думают!

Шериф рассматривал молодого бычка, уткнувшегося розовым, когда-то теплым носом, в след от копыта. Вода налилась в ямку, и если бы не судорога, скрутившая теленка перед смертью, могло показаться, что он пьет. Шерифу стало неловко, словно он чем-то провинился перед животным.

Телефонный звонок вывел шерифа из раздумий.

— Алло! — в телефоне зашипело.

— Фредерик Сампсон? — пожилой голос говорил почти без интонаций.

— Да, это я, — ответил шериф.

— С вами говорит профессор Дональд Грейндельсберг из Аркоидской обсерватории.

— Да, я слушаю.

— Вы просили сообщать вам все о молниях. Так вот, вчера вечером рядом с городом ударило несколько молний. Точнее, три штуки. — Грейндельсберг говорил так, словно читал скучнейшую лекцию, давно надоевшую ему самому и слушателям, но которую надо дочитать до конца.

— Огромное спасибо, Дональд, вы нам очень помогли. Опять погибло несколько коров, на всех следы удара молнии.

— Не за что. Но если честно, я не понимаю, почему молнии убивают так часто.

— Но вы же сами рассказывали мне про ионизационные столбы и исследования, связанные с электричеством! — Фредерик на секунду почувствовал себя мальчиком, которому сказали, что никакого Деда Мороза нет, а добряк, раздававший подарки, — это папа, нацепивший ватную бороду.

— Я не собираюсь отказываться от своих слов. Просто мы фиксируем все проявления атмосферного электричества. Так вот, аппаратура зарегистрировала шесть всплесков активности. Четыре раза молнии попадали в человека, два — в животных. И ни разу в дерево или хотя бы в громоотвод. Кстати, если уж на то пошло, по логике, грозы должны были греметь над обсерваторией, а не над противоположной стороной города. — Дональд закашлялся в трубку.

Шериф молча подождал, пока он закончит. Потом спросил:

— Ну хорошо. А если не молния, то что?

— Мы пытаемся понять. Никакая земная техника не способна управлять электричеством такой мощности. Значит, либо есть неизвестные нам естественные причины, либо придется признать, что все-таки это совокупность случайностей. Либо… — Грейндельс-берг замолчал.

— Либо что?

— Либо мы имеем дело… — Дональд замялся. — Либо мы имеем дело с чем-то сверхъестественным, паранормальным.

Шериф засмеялся. Профессор подождал, пока он замолчит, и сухо поинтересовался: