Николя Реми жив!

Ее веки затрепетали, и она распахнула глаза. Реми, наклонившись над ней, пристально вглядывался в ее лицо.

– Ну вот. Теперь убедилась?

Габриэль кивнула и судорожно вздохнула, подавив рыдание. Едва осмеливаясь верить, она проворно провела руками по его груди, его жилистым рукам, его широким плечам. Ее пальцы побрели наверх, лихорадочно лаская его волосы и бороду, лоб и щеки.

Она слышала, как дыхание Реми участилось, и радовалась каждому его вздоху. Когда Габриэль дрожащими пальцами провела по его губам, она ощутила на них его горячее дыхание. Девушка нервно, почти истерично рассмеялась.

– Ты действительно не мертв, – вымолвила наконец она.

– Нет, – прохрипел Реми. Поймав ее руку, он пылко прижался губами к ее ладони. – И впервые за три года я на самом деле рад этому.

Габриэль подняла лицо, пристально глядя прямо в горящие темные глаза Реми. По ее щекам покатились слезы. Каким-то чудом, она не представляла каким, судьба вернула ей Реми. Не призраком, но поразительно, восхитительно живым.

Радостно вскрикнув, Габриэль обняла его за шею и сделала то, что, как она давно поняла, ей следовало сделать еще годы назад. Она утопила пальцы в волосах Реми и жадно прильнула губами к его губам.

Она почувствовала, как Реми напрягся от изумления, но только на какой-то миг. Потом он ответил на ее поцелуй, так страстно и вожделенно прижавшись к ней, что у нее закружилась голова. Габриэль цеплялась за его плечи, возвращая ему поцелуи с такой же жадностью, ища губами его рот снова и снова, не в силах насытиться им.

– Реми… любимый… Реми, – выдохнула она.

Ее губы раскрылись навстречу его поцелую. Из груди Габриэль вырвался стон, когда их языки соприкоснулись, и она почувствовала, как огонь опалил ее. Кровь, казалось, грохотала и клокотала у нее в ушах. Реми жив… жив!

Сердце Габриэль переполняла радость, и от этого было даже больно. Когда их губы разомкнулись, она часто и тяжело дышала, впрочем, задыхался и Реми. Он одарил ее неуверенной улыбкой человека, который не в силах полностью поверить своему счастью.

Габриэль попыталась ответить ему улыбкой, но потрясение от воскрешения Реми из мертвых в конце концов настигло ее. Лицо Реми поплыло перед ее глазами, и она почувствовала, как колени задрожали и начали подкашиваться.

И тут с Габриэль Шене произошло то, чего никогда за всю ее жизнь не происходило: голова безвольно откинулась назад, и она упала на руки мужчины, погрузившись в обморок.

Николя Реми бродил по дорогам кошмара с тех самых пор, как пережил резню Варфоломеевской ночи, но сегодня вечером он словно погрузился в сладкий блаженный сон. Его грубые башмаки потонули в роскошном турецком ковре спальни, достойной принцессы, с высоким сводчатым потолком, высокими решетчатыми окнами и великолепными картинами, украшающими стены.

Величественная кровать из красного дерева, покрытая резьбой, с шелковым балдахином цвета бледных липок, расшитых розами, занимала почти всю комнату.

Габриэль с разметавшимися по пуховой подушке белокурыми волосами казалась совсем маленькой на этой огромной постели. Ее ресницы с золотистыми кончиками оттеняли безжизненно побелевшие щеки, и сердце сжималось до щемящей боли от страха, которого Реми никогда не знал на поле битвы.

– Боже милосердный, я… я убил ее, – хрипло бормотал он.

– Не совсем, – послышался в ответ оживленный голос горничной Габриэль. Бетт была ладно скроенной добродушной молодой женщиной и казалась на редкость спокойной и уравновешенной. Ее лицо под кружевным чепцом дышало абсолютным спокойствием. Она отодвинула Реми в сторону и, наклонившись над Габриэль, начала растирать ей запястья.

Реми подумал, что ему следовало бы додуматься до этого самому, но и его мозг, и все его тело, казалось, окоченели. Быстрота реакции, которые позволяли ему молниеносно бросаться на помощь и спасать многих товарищей, похоже, совсем покинула его. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным перед бледной, распростертой на кровати молодой женщиной.

Реми зашевелился, только когда Бетт приказала ему принести воды. Он донес кувшин от умывальника, от волнения расплескав половину его содержимого на ковер.

Бетт намочила тряпочку и прижала ко лбу Габриэль. Начав расшнуровывать лиф платья Габриэль, она опять обратилась к нему:

– Теперь вам следует уйти, капитан Реми. Подождите в зале.

– Нет! – возразил Реми. – Я не могу просто так…

– Можете, и будет именно так. – Бетт была непреклонна. – Иначе, когда хозяйка придет в себя, она едва ли поблагодарит меня, если я покажу вам ее обнаженной.

Реми вспыхнул от грубоватой прямоты горничной.

– Ей-богу, мадемуазель, я никогда и не посмотрел бы…

– Вон! – Бетт уперлась руками в грудь Реми и решительно подтолкнула его к двери. Он позволил ей это, но только потому, что лишь благосклонность Бетт позволила ему вообще оставаться рядом с девушкой.

Реми переполошил всех слуг Габриэль своим внезапным появлением на пороге, и вряд ли стоило винить их в этом. Этакий отъявленный разбойник, каким он, видимо, им казался, громогласно взывал к ним о помощи, держа на руках их бездыханную хозяйку.

Каким-то чудом его тут же не скрутили, не отобрали у него Габриэль, а самого его под конвоем не отправили сдаваться ближайшим властям. Только Бетт надо было благодарить за то, что его тут же не заковали в кандалы.

Она работала еще в Бель-Хейвен. Бетт выросла, заметно округлилась и превратилась в настоящую горничную изысканной дамы, так что сам Реми едва бы узнал ее. На его счастье, Бетт помнила капитана гораздо более четко, но ее в отличие от Габриэль совсем не потряс факт его воскрешения из мертвых.

Реми вывернул шею, чтобы еще раз взглянуть на Габриэль, прежде чем Бетт захлопнет дверь перед его носом. Габриэль все еще не подавала признаков жизни, и Реми постарался не позволять себе думать о таких страшных вещах, как остановка сердца или удар. Габриэль была молода и здорова. И, хотя она внешне походила на белокурую и беспомощную красавицу из народных сказок, Реми давно обнаружил ее силу и выносливость. Странно, как Габриэль оказалась в Париже и почему она здесь самостоятельно, вдали от сестер и острова Фэр. Когда ее отец, шевалье Луи Шене, пропал в море, поговаривали, что вместе с рыцарем в морскую пучину погрузилась и большая часть состояния семьи. Тогда каким образом Габриэль могла позволить себе содержать такой роскошный особняк?

Реми немало наслушался о ней в городе, но вся эта ложь даже теперь заставляла его скрежетать зубами и желать отрезать грязные и мерзкие языки.

«Давненько в Париже не появлялась такая обольстительная куртизанка», – кудахтала о Габриэль старуха в винном магазине.

Куртизанка… Затейливое название для продажной женщины. Если бы та ведьма была мужчиной, Реми расправился бы с ней. Черт побери, он всегда ненавидел Париж, и сплетни – всего лишь одна из многих причин для подобной ненависти. Ядовитое логово злословия. От королевского дворца до глухих улиц на задворках Париж кишит скандальными сплетнями и ложью. Ничего удивительного, что необыкновенно красивая девушка стала целью для зловредных сплетен циничных и завистливых ничтожных мелких умишек.

Если бы они знали Габриэль, как он узнал ее тем летом, ни один не посмел бы очернить ее честь. Еще почти ребенок, она изо всех сил стремилась изобразить искушенность, но оставалась трогательно наивной. Она была то страстной, то холодной, то сердечной, то жестокой, ее настроение менялось, как порывы ветра. Ее голубые глаза то искрились смехом, то затуманивались грустью, особенно когда она считала, что никто на нее не смотрит. Николя часто ловил тень печали на ее лице, и ее грусть больно ранила его сердце, еще больнее, поскольку он так и не сумел разгадать источник ее грусти.

Никогда даже в самых необузданных своих фантазиях он представить не мог, что Габриэль настолько обрадуется его возвращению, что заключит его в свои долгожданные объятия да еще станет целовать. Жарко, страстно. Ее объятия разбудили в нем все его желания, все мечты о ней, которым до сих пор ему хватало ума никогда не потворствовать. Но теперь он не мог остановить это буйство не знающих удержу фантазий.