Для засылки в Англию другого «шпиона вторжения» немцы испробовали новый путь. Пройдя в Берлине краткосрочную подготовку, Йозеф Ян Ванхоуфе прибыл в Англию через Швецию. Его полная интриг история могла бы послужить основой если не повести, то во всяком случае занимательного рассказа.
Невысокий официант с желтоватым лицом, типичным для людей его профессии, Ванхоуфе бегал вокруг столиков отеля, в котором он работал, нисколько не интересуясь политическими событиями 1939 года. Даже после того как была объявлена война, мирная жизнь внезапно сменилась бурным 1940 годом и по улицам Брюсселя начали слоняться немецкие офицеры, Ванхоуфе продолжал подавать посетителям вино и благодарить за чаевые. Отель «Космополитен» пришелся по душе немецким офицерам, и у маленького Ванхоуфе работы было больше, чем когда-либо раньше. Новые посетители отеля оказались очень требовательными, как и подобало представителям «высшей расы» в стране побежденного народа; они часто напивались и буянили.
Один из офицеров ни с того ни с сего заинтересовался услужливым официантом. Когда офицер выразил недовольство принесенным ему блюдом, Ванхоуфе набравшись храбрости, заявил, что лично он был бы очень рад, если бы ему хоть раз в неделю удавалось есть такие кушанья, как бы они ни были приготовлены. Как-то странно взглянув на официанта, немецкий офицер капитан фон Эйленберг торопливо нацарапал Ванхоуфе записку. «С этой запиской сходи в штаб моего полка и спроси квартирмейстера. Он продаст тебе немного мяса и папирос. Будь осторожен. Пароль — Генрих», — сказал он.
Вечно голодный Ванхоуфе решил рискнуть, хотя это грозило ему большими неприятностями. Он добрался до казарм, расположенных в Казерн Бодуэн, на окраине Брюсселя. Увидев записку, квартирмейстер начал торговаться. Названная им цена оказалась непомерно высокой. Но, вспомнив о безумных ценах черного рынка, Ванхоуфе расплатился и ушел, предварительно договорившись, что каждую неделю будет покупать мясо, консервы, папиросы и мыло. Квартирмейстер объяснил, что выручку ему придется делить с капитаном, который устраивал такие дела только на этом условии.
Ванхоуфе был лишь одним из многочисленных агентов черного рынка, находившихся у него на службе. Задуманное фон Эйленбергом дело не было исключением, несмотря на железную дисциплину в немецкой армии. Оккупационная армия содержалась на средства оккупированной страны, и на подобные сделки смотрели сквозь пальцы, так как это не задевало кармана немецкого налогоплательщика.
Жизнь Ванхоуфе заметно улучшилась, а фон Эйленберг процветал. И все-таки он перестарался. Гестаповские офицеры, прикрепленные к его полку, донесли на него. Выяснилось, что в поисках предметов роскоши, которые он отсылал в Германию жене и родственникам, фон Эйлейберг дошел до Парижа. Когда он отправил домой норковую шубу, купленную в известном на весь мир магазине на Елисейских полях, гестаповцы пришли к выводу, что он спекулировал, видимо не только продуктами питания. Тем самым и высоко оценили предприимчивость молодого офицера, ибо не было никаких улик, свидетельствующих о том, что накопленные им сотни тысяч франков появились из другого источника, а не от продажи пакетов с гастрономическими товарами, сплавляемыми его агентами на улицах Брюсселя. Немецкая полиция, очевидно, не понимала, как дорого могут заплатить за еду голодные люди.
Но так или иначе этой историей не стали заниматься. Подобные дела решались просто: Эйленберга отправили на Восточный фронт, и он исчез в снежных вихрях русских степей.
Иначе обстояло дело с Ванхоуфе. Гестаповцы упрятали его в подземную тюрьму под Пале-дю-Пёпль, который немцы вместе с синагогой, находившейся по соседству, превратили в свой штаб. В камере Ванхоуфе было над чем призадуматься. Торговля на черном рынке считалась уголовным преступлением. Можно было не сомневаться, что гестапо сумеет доказать, что ни немецкий офицер, ни солдат не были замешаны в этом деле и что бельгиец крал продукты с немецких военных складов.
Все это объяснили ему ори ярком свете лампы в комнате для допросов. На следователя большое впечатление произвела лисья хитрость маленького официанта, который, защищая себя, смешивал ложь с мольбой о пощаде. Быстро приняв решение, следователь предложил Ванхоуфе выбирать — либо он выдаст товарищей, либо отправится на виселицу. Даже более смелые люди, чем Ванхоуфе, последовали бы его примеру.
Несколько дней спустя контролируемая немцами пресса и радио сообщили, что через несколько часов после ареста бежал один из наиболее опасных лидеров движения Сопротивления — террорист и торговец с черного рынка Йозеф Ян Ванхоуфе. Газеты представляли Ванхоуфе маньяком, который орудовал на черном рынке не с целью личного обогащения, а для того, чтобы обеспечить деньгами подполье и помешать энергичным усилиям германских властей обеспечить население продовольствием.
Сотни людей, которые когда-то торговались с Ванхоуфе на темных улицах старого города, улыбнулись от удовольствия, увидев его портрет. Они поняли, что этот умный человек саботировал работу врага и крал его запасы. Многочисленные объявления предлагали большое вознаграждение за поимку Ванхоуфе и предупреждали о наказании лиц, скрывающих его. Бельгия говорила о Ванхоуфе с восхищением.
Все это время в ожидании инструкций из Берлина Ванхоуфе держали в гестаповском застенке. Но вот пришли инструкции — и Ванхоуфе отправили в Париж, где он предстал перед эсэсовским генералом Обергом, начальником парижского гестапо. После непродолжительной беседы Оберг одобрил выбор брюссельским гестапо этого жадного официанта. Вот к каким крайним мерам вынужден был прибегать Канарис, чтобы как-нибудь получать разведывательные сведения из Англии.
О Ванхоуфе сообщили в Берлин, и он был послан в шпионскую школу, где прошел шестимесячный курс обучения. После этого его отправили во Францию и приказали войти в доверие к французским маки. У Ванхоуфе было несколько газетных вырезок о побеге, и группа движения Сопротивления, с которой он установил связь, скоро приняла его чуть ли не как героя. Он вошел в доверие к членам группы, а затем пробрался в Париж, где и выдал эту группу Обергу. Двое — мужчина и женщина — после пыток показали, что были радистами и поддерживали связь с Лондоном. Ванхоуфе похвалили, за отличный улов.
Оберг послал своему начальству донесение, в котором восхищался новым агентом. Он усиленно рекомендовал немедленно претворить в жизнь уже давно намеченный план — отправить Ванхоуфе по испанской «дороге спасения».
Машина Канариса заработала, но неожиданно возникло препятствие. К великому удивлению Берлина, Хёберлейн, глава нацистских шпионов в Мадриде, высказал пессимистическую мысль о том, что сотрудники Секретной службы, прикомандированные к английскому посольству, стали осторожными и потому трюк с «эмигрантом из подполья» вряд ли пройдет безнаказанно. У него в голове родился другой план. Он предлагал посадить Ванхоуфе на испанский пароход, отправлявшийся с апельсинами в Англию.
Канарис, осведомленный лучше своих испанских приверженцев, указал, что, поскольку с очередной партией фруктов генерал Франко отправил в подарок несколько гранат, которые наверняка оторвут руки нескольким зеленщикам в тот момент, когда они будут распаковывать корзины, команды пароходов и их грузы будут подвергаться тщательной проверке.
Тогда возник более остроумный план. Испанское правительство подписало торговое соглашение со Швецией о поставке апельсинов. Пароходы с апельсинами для Швеции должны были беспрепятственно проходить английский морской контроль. Ванхоуфе отправили на одном из таких пароходов под видом матроса, и в феврале 1944 года он благополучно прибыл в Стокгольм. Каким-то образом ему удалось ускользнуть от шведской полиции и добраться до английского консульства в Лабораторигатане.
Шведская «дорога спасения» оказалась не такой загруженной, как испанская, но превосходно организованной. К тому же шведское правительство строго соблюдало международные конвенции о нейтралитете. Английские и американские летчики, приземлявшиеся в Норвегии, быстро находили убежище у английских властей, как только им удавалось ускользнуть от пограничной охраны.