– Я читаю! – эхом отозвалась девушка с некоторой долей скепсиса в голосе.

– Я не спрашивал: умеете ли вы читать, я спросил: вы читаете? – уточнил он.

– Да, конечно. Почему вы об этом спрашиваете?

Питер пожал плечами.

– Я сегодня упомянул об этом одному из джентльменов.

– В самом деле?

– Да.

Тилли почувствовала, как ее зубы сжались. Она понятия не имела, почему она должна сердиться на Питера Томпсона, но она рассердилась. Он явно сделал нечто, заслуживающее ее неудовольствия. Кроме того, он не должен сидеть здесь с выражением кошки, добравшейся до сливок, делая вид, что осматривает свои ногти.

– Кому же из джентльменов? – наконец спросила она.

Питер поднял глаза, и Тилли едва сдержалась, чтобы не поблагодарить его за то, что он посчитал ее более интересной, чем свой маникюр.

– Думаю, его звали мистер Бербрук, – ответил Питер.

Не из тех, за кого она хотела бы выйти замуж. Найджел Бербрук был добрым малым, но он также был весьма недалеким, и, вероятно, мысль об умной жене пугала его. Проявляя благородство, можно было бы сказать, что, отпугнув его, Питер действовал для ее же блага, однако Тилли не оценила такое вмешательство в ее дела.

– А что, по вашим словам, мне нравится читать? – спросила она, стараясь говорить спокойно.

– Э–э… то да это. Ну, может быть, философские трактаты.

– Понятно! И вы посчитали целесообразным упомянуть ему об этом потому, что?..

– Мне показалось, что ему это интересно, – пожав плечами, ответил Питер.

– И что же произошло, – просто из любопытства, имейте ввиду, – когда вы это ему сказали?

Питер даже не потрудился притвориться пристыженным.

– Он рванул прямиком к выходу, – пробормотал он. – Можете себе представить такое.

Тилли хотела оставаться сдержанной и бесстрастной. Она хотела наблюдать за ним ироническим взглядом из–под изящно изогнутых бровей. Но Тилли даже близко не была столь искушенной, какой надеялась быть, а потому она просто впилась в него взглядом и спросила:

– И почему же вы решили, что мне нравится читать философские трактаты?

– А разве нет?

– Это не имеет значения, – парировала она. – Вы не имеете права распугивать моих поклонников.

– Вы думаете, что я занимался именно этим?

– Пожалуйста, – усмехнулась девушка. – После того, как вы расхвалили мой ум мистеру Бербруку, не пытайтесь теперь его отрицать.

– Прекрасно, – сказал Питер, скрестив руки и глядя на нее так, как смотрели ее отец и старший брат, когда собирались отругать за что–либо. – Вы действительно хотите связать себя словом с мистером Бербруком? Или, – добавил он, – с одним из тех мужчин, которые сбежали, торопясь спустить свои деньги на скачках?

– Конечно же, нет, но это не означает, что я хочу, чтобы вы отпугивали их.

Питер посмотрел на нее, как на дурочку. Или женщину. По своему опыту Тилли знала, что большинство мужчин полагает, что это одно и то же.

– Многие мужчины приезжают, чтобы просто нанести визит, – объяснила она несколько нетерпеливо, – и большинство из них будут приезжать и дальше, чтобы просто нанести визит.

– Что, прошу прощения?

– Вы – стадные животные. Большая часть из вас. Стоит кому–то заинтересоваться женщиной, как за ним потянутся другие.

– Так цель вашей жизни – собрать как можно больше джентльменов в вашей гостиной?

Его покровительственный тон был почти оскорбительным, и Тилли была почти близка к тому, чтобы выгнать его. Только дружба Питера с Гарри, и тот факт, что он поступал так, думая, что Гарри хотел от него именно этого, удержали ее от немедленного вызова дворецкого.

– Моя цель, – с нажимом произнесла Тилли, – состоит в том, чтобы найти себе мужа. Не поймать кого–то в силки, не заманить в капкан, не тянуть к алтарю насильно, а найти кого–то, желательно, того единственного, с кем я могла бы разделить длинную и счастливую жизнь. Будучи девушкой практичной, я посчитала весьма разумным собрать как можно больше подходящих джентльменов, чтобы мое решение было основано на знакомстве с широким кругом поклонников, а не на том, в чем обвиняют многих молодых женщин и называют полетом воображения.

Тилли откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди, твердо смотря в его сторону.

– У вас есть еще какие–нибудь вопросы?

Мгновение он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, затем спросил:

– Вы хотите, чтобы я пошел и притащил их всех обратно?

– Нет! Ох, – добавила она, увидев его хитрую улыбку, – вы меня дразните.

– Совсем чуть–чуть, – возразил Питер.

Если бы он был Гарри, то Тилли бросила бы в него подушкой. Если бы он был Гарри, то она бы рассмеялась. Но, если бы он был Гарри, то ее глаза не задержались бы на его губах, когда он улыбнулся, и она не почувствовала бы, как странно закипает ее кровь, и покалывает ее кожа.

Но самое главное, если бы он был Гарри, она не ощутила бы этого ужасного разочарования, поскольку Питер Томпсон не был ее старшим братом, и меньше всего на свете Тилли хотелось, чтобы Питер себя им считал.

Но, очевидно, именно так он себя и ощущал. Он обещал Гарри заботиться о ней, и теперь она для Питера не что иное, как обязательство. Нравится ли она ему? Находит ли он ее хоть сколько–нибудь интересной или занятной? Или он терпит ее компанию только потому, что она сестра Гарри?

Узнать невозможно, – она никогда не сможет задать ему такого вопроса. И потому ей действительно хотелось, чтобы Питер ушел, но это было бы трусостью с ее стороны, а Тилли не хотела быть трусихой. Именно в этом состоял ее долг перед Гарри, вдруг поняла она. Прожить свою жизнь, храбро идя к намеченной цели, так, как поступил Гарри в конце своей жизни.

Ее столкновение с Питером Томпсоном казалось довольно бледным сравнением с храбрыми поступками Гарри как солдата. Но поскольку никто не собирался посылать ее сражаться за свою страну, то значит, если она хотела быть похожей на Гарри, ей следовало научиться преодолевать свои страхи.

– На сей раз вы прощены, – произнесла Тилли, сложив руки на коленях.

– А я просил прощения? – растягивая слова, произнес Питер, вновь околдовывая ее своей медленной, ленивой улыбкой.

– Нет, но должны бы. – Сладко… слишком сладко улыбнулась в ответ Тили. – Меня учили быть снисходительной, поэтому полагаю, что я могу даровать вам свое прощение, хотя вы его и не заслужили.

– А также свое одобрение?

– Конечно. Иначе я была бы слишком неучтивой.

Питер рассмеялся, и этот глубокий теплый звук захватил Тилли врасплох, заставив, в свою очередь, улыбнуться и ее.

– Прекрасно, – сказал Питер. – Вы победили. Абсолютно, явно, вне всяких сомнений…

– Вне всяких сомнений? – довольно пробормотала Тилли.

– Вне всяких сомнений, – подтвердил Питер – Вы победили. Я прошу у вас прощения.

Она вздохнула.

– Никогда еще победа не была столь сладкой.

– К тому же этого не должно было случиться, – выгнув брови, сказал Питер. – Уверяю вас, что меня нелегко заставить просить прощения.

– Даже в таком хорошем настроении? – усомнилась девушка.

– Особенно в таком хорошем настроении.

Тилли улыбалась, пытаясь придумать нечто ужасно остроумное для ответа, когда в комнату вошел дворецкий с чаем, подавать который она не просила. Тилли подумала, что насчет чая, должно быть, распорядилась ее мать. Это означало, что графиня скоро вернется обратно и, следовательно, ее время наедине с Питером приближалось к концу.

Ей бы следовало обратить внимание на чувство острого разочарования, сдавившего ей грудь. Или прислушаться к трепету в ее животе, усиливавшемуся всякий раз, когда она смотрела на Питера. Тогда бы она не была столь удивлена, когда при вручении Питеру чашки с чаем, их пальцы соприкоснулись, и встретились их взгляды.

И она вдруг почувствовала, что падает.

Падает… падает… падает. Теплый порыв воздуха подхватил Тилли, остановив ее дыхание, ее пульс, даже ее сердце. И когда это прошло – если это действительно прошло, а не просто слегка утихло – все, о чем Тилли могла думать, – это удивляться тому, как ей удалось не выронить из рук чашку.