Что остается людям

О БРАТЬЯХ МЕНЬШИХ. Я сидел на берегу Ишима у тихой заводи, где почти не чувствовалось движения воды, и удил рыбу. Не клевало. Солнце поднялось довольно высоко и сильно пригревало. Караси на заре ушли в глубину. Напрасно менял червяка и забрасывал крючок подальше — к самым зарослям желтой кубышки, поплавок оставался неподвижным.

Неожиданно за спиной послышались голоса, шорох раздвигаемых кустов и через минуту к реке вышли трое: двое мужчин с рюкзаками за спиной и мальчишка лет двенадцати, который пес на плече длинные бамбуковые удилища. Поздоровались, и старший из них, мужчина лет сорока, бросив внимательный взгляд вокруг, сразу все понял:

— Не клюет? И не будет теперь до самого вечера.

— А мы хотели отдохнуть тут да искупаться, — произнес второй. Он сбросил на землю свой рюкзак, в котором что-то зашевелилось и послышались непонятные звуки.

— Мы лисицу поймали, — радостно-восторженно сказал мальчишка и, присев на корточки, потрогал рюкзак пальцем.

— Какая там лисица, — небрежно бросил старший. — Лисенок! Идем сейчас по полю, а он через дорогу бежит. Дал деру, но мы его враз догнали. И в мешок.

Присев рядом с мальчиком, он тоже потрогал рюкзак и стал его развязывать. Я подошел ближе, с любопытством ожидая дальнейших событий. Рядом встал и парень в шляпе, посоветовавший старшему:

— Ты, Макарыч, осторожнее — за руку цапнет!

— Не боись!

Однако совета послушался и замедлил движения. Но вот завязки поддались, и мешок распахнулся. Тут же в нос ударил такой густой собачий «аромат», что все мы невольно отшатнулись. Макарыч, сдерживая отвращение, левой рукой вытащил за шиворот лисенка. Он висел, оскалившись, и слабо перебирал в воздухе жилистыми лапами.

Надо сказать, зверь попался ловцам самый никудышный. Лиса была так худа, что можно было сосчитать ребра. Шерсть на боках была в клочьях. Даже гордость каждой рыжей плутовки — хвост оказался не пышным, а походил скорее на серую тряпку.

— Кожа да кости, — оценил все эти «прелести» парень в шляпе.

— Летом все звери линяют, — пояснил Макарыч, рассматривая добычу. — И все равно, очень уж тощая. Что же с ней делать?

— Отвезем домой, — попросил мальчишка — будет с нами жить. Как собака.

— Подохнет, — сказал я. — Мышей же вы ей не станете ловить на прокорм. И лягушек. А куриц — не напасетесь. И вообще, зачем вы ее ловили? Пусть бы бежала по своим делам.

— В азарте были, — пояснил старший. — Увидели, лисица бежит, это ведь живой воротник... Ну и в погоню. Верно он говорит, — повернулся Макарыч к мальчику, — подохнет лисенок в доме. Давай отпустим?

Мальчик с готовностью закивал. Макарыч легонько положил зверя на землю и разжал пальцы. Лисенок какое-то мгновение лежал неподвижно, потом подпрыгнул и метнулся в кусты. Закачались потревоженные ветки, но тут же снова успокоились, а через минуту уже ничто не напоминало нам о случившемся — только из рюкзака все еще тяжело пахло псиной.

Эта неожиданная встреча с лисой оказалась не единственной. За время путешествия по Ишиму рыжая плутовка попадалась на глаза довольно часто — так же, впрочем, как и заяц. Это говорит о довольно широком распространении этого зверя в здешних местах. Даже распашка больших земельных массивов, заселение человеком некогда безлюдных мест не очень сказались на сокращении численности лисиц. От полного истребления их спасает многочисленное потомство и неприхотливость к среде обитания, пище. Они всеядны. Чтобы прокормить щенков, заботливой мамаше приходится в поисках пищи пробегать в сутки десятки километров, подбирая по дороге все живое: попадется заяц — сцапает зайца, и еж от нее не защитится колючками, и змея не уползет, и кузнечик не улетит. Она может даже стать рыболовом, вытаскивая рыбешку из обмелевших за лето озер и рек.

Живут лисицы в норах, которые далеко не всегда роют сами. Нередко они бесцеремонно захватывают жилища барсуков, выживая домовитого хозяина. Дело в том, что лиса — крайне нечистоплотное животное. Если лиса забирается в нору барсука, то так ее загаживает, что чистюля-барсук или заваливает землей ход, отгораживаясь от незваной и наглой соседки, или переселяется в другое место. А новые хозяева обустраиваются здесь со всеми удобствами, живут много лет — если, конечно, это обиталище не обнаруживает охотник.

Ну а человек «тревожил» лису частенько — в Приишимье она давно стала традиционным объектом охоты. В 1890 году на проходившей в Акмолинском уезде Константиновской ярмарке было продано 2680 лисьих шкур. Для сравнения можно привести другие данные. На той же ярмарке продали волчьих шкур — 1970, корсачьих — 3450, сурочьих — 150 000, заячьих — 5000, хорьковых — 2500, барсучьих — 1970, куньих — 900. Этот перечень, кроме всего прочего, дает представление об обитающих в здешних местах пушных зверях.

Однако данные о продаже шкур животных на ярмарке дают далеко не полное представление о масштабах охоты. Точных сведений привести невозможно, потому что добыча, используемая для лечебного потребления охотника и его семьи, зачастую нигде не фиксировалась.

Между тем Акмолинская область представляла для охотников большой интерес. В этих местах в свое время обитали и другие звери — медведи, сайгаки, куланы, архары, лоси. Некоторые из них вследствие неумереннего отстрела были выбиты начисто. Значительно сократилось и поголовье диких птиц, также представляющих промысловый интерес. Это стало вызывать беспокойство людей, которые понимали, что возможности самовосстановления природных богатств не беспредельны.

В обзоре Акмолинской области за 1891 год можно прочесть следующее: «Относительно же всей области в настоящее время разрабатываются особые правила охоты, которые по утверждении и имеют быть введены в действие в ближайшем будущем». Они действительно были введены в действие в 1893 году, однако положения не улучшили, что вскоре и зафиксировал губернатор области: «С сокращением пространства, занимаемого лесами, лесные звери, имеющие более значительную стоимость, переводятся и попадаются все реже и реже. На истребление зверей, которые, по словам старожилов, в изобилии водились в степи, указывают названия многих местностей по имени таких животных, каких уже давно не существует в местной фауне».

О том, какими методами и в каких масштабах истреблялись в прошлом дикие животные, в изобилии имеющиеся в Приишимье, сохранилось немало документов и свидетельств современников. Вот, скажем, дикий кабан, распространенный повсеместно по территории, которую занимает современный Казахстан. Немало этих животных было и в Приишимье, их охотно использовали в пищу не только русские, но и местное население. «Сравнительно не особенно давно, — писал один исследователь, — мясо кабанов составляло пищу киргизов»[1]. По его же данным, в семидесятых годах прошлого века осенью и зимой на Акмолинском базаре часто можно было встретить кабаньи туши, привезенные для продажи охотниками-казахами. Но сокращение ассортимента акмолинского рынка было вызвано массовым уничтожением животных. Вот один из наиболее распространенных способов.

Известно, что кабаны обитают в основном в прибрежных зарослях, камышах. Охотники поджигали растения, ветер быстро гнал огонь вперед и, спасаясь от пламени, стадо диких свиней выскакивало в открытую степь, где их уже поджидали верховые, вооруженные пиками. Тех зверей, которые увертывались от копий, догоняли пули. Однако стреляли мало, ведь порох дорог!

Применялись и другие способы охоты. Варварскими методами охотились за кабанами, сайгаками, косулями, куланами, тарпанами — причем сайгаков отстреливали еще и ради рогов, обладающих целебными свойствами и особо ценимых китайской медициной. В прошлом веке за одну пару сайгачьих рогов можно было выменять лошадь или даже верблюда. Впрочем, на них и сегодня спрос на мировом рынке исключительно высокий: стоимость первосортных рогов трех самцов эквивалентна одной шкурке баргузинского соболя или трем шкуркам серебристо-черной лисицы.