– Разумеется. Только Нейте необходимо совершенно поправиться, прежде, чем она будет в остоянии переноcить новую обстановку. Я возвращу ее тебе гораздо более cильной, так как ароматы ассимилируются в ее крови.

К великому cвоему удивлению, Нейта пришла в себя в павильоне и осталась там жить. Она скоро привыкла к обществу старого мудреца, который обращался с ней ласково и которого занимали ее развитой ум и ее тонкие и острые ответы. Благодаря серьезному лечению и более здоровой жизни, к Нейте вернулись мало–помалу и силы и прежняя свежесть.

Хоремсеб часто навещал ее. Тайна ее рождения вызвала у него новый интерес к девушке, а блестящая красота дочери фараона подстегивала желание видеть ее у своих ног. Но она была еще больна, и присутствие Таадара мешало ему возобновить свою суетную и преступную игру. Так прошло несколько месяцев. Здоровье Нейты поправилось, она покинула павильон и стала вести во дворце свой прежний образ жизни. Встречаясь чаще с Хоремсебом, она cнова подпала под его влияние. Но так как князь не давал ей яд и не злоупотреблял ядовитым ароматом, ее рассудок был не очень омрачен. Хоремсеб тоже сильно привязался или, вернее, привык к своей прекрасной и невинной подруге. Только его страшно мучила необходимость лишать себя ее общества во время оргий, которыми он развлекался при своем аскетическом образе жизни. Он решил еще раз попытаться приучить Нейту к этим отвратительным зрелищам.

Однажды вечером Нейта сидела вместе с князем в том павильоне, откуда они когда–то любовались танцами на площадке. Вдруг Нейта с удивлением увидела, что принесли трон и стали подвязывать Хоремсебу большие, золоченые крылья, а на голову надели тиару, сверкавшую драгоценными камнями. Когда же он знаком предложил ей занять место рядом с ним, она поняла, что должна будет присутствовать при какой–то новой оргии. Дрожа от страха, обливаясь холодным потом, она протянула к князю сложенные руки и, вне себя от ужаса, взмолилась:

– Нет, нет! Умоляю тебя, оставь меня! Я не хочу идти с тобой!

Хоремсеб не привык к сопротивлению: все должно было преклоняться перед его волей. Кроме того, его тщеславие доходило до мелочной глупости. Ему показалось, что этот отказ на глазах у всех был демонстративным. Подозрение, что она пренебрегает честью сидеть с ним рядом, привело князя в слепую ярость.

– А! Тебе не довольно места рядом с твоим господином! – прошипел он, окидывая Нейту угрожающим взглядом.

Наклонившись к Хамусу, он сказал ему несколько слов, и кортеж двинулся в путь.

Нейта, как пьяная, прислонилась к дереву. В ней боролись гнев, отчаяние и стыд. Она испуганно насторожилась, когда к ней подошел евнух и, скрестив руки, почтительно сказал:

– Господин приказал мне заставить тебя присутствовать на празднике. Следуй за мной без сопротивления, благородная женщина, и не вынуждай меня применять насилие к твоей высокой особе. Прости, что я, такой ничтожный служитель, осмеливаюсь дать тебе совет: никогда не противься воле князя. Месть его ужасна, а ненависть и гнев могут уничтожить тебя.

Нейта обхватила руками голову. О, зачем она последовала за этим гнусным человеком, который презирает ее и обращается с ней, как с рабыней? Этот злой насильник принуждает ее присутствовать на зрелищах, внушающих ей отвращение, а на ее просьбу отвечает тем, что отдает ее во власть слуги.

Убеждение, что Хамус действительно может употребить против нее силу, больно уязвило ее самолюбие. Вспыхнув, она отрывисто сказала:

– Показывай дорогу!

Придя в сопровождении евнуха на место праздника, oна увидела Хоремсеба, сидящего на высоком жертвеннике, который мы уже описывали. У его ног толпа пила, танцевала и, из–за обилия возбуждающих напитков, находилась уже в состоянии настоящего бреда. Хамус указал Нейте на колонну, стоявшую в нескольких шагах от трона, и сказал:

– Встань здесь!

Нейте показалось, что ее ударило молнией, когда евнух вытащил веревку и, ловко обхватив за талию, привязал ее к колонне. При этом последнем оскорблении, низводившем ее в степень животного, кровь с такой силой прилила к голове, что в ее глазах все потемнело. Она не видела, что происходило перед ней. Шум и крики оргии доносились до нее, как какой–то отдаленный гул. Через минуту она зашаталась, упала на колени и закрыла лицо руками. В ней бушевала такая дикая ненависть к Хоремсебу, что при мысли о его безграничной власти над ней, она чувствовала, как волосы поднимаются у нее на голове.

Она не заметила, как чьи–то сильные руки подняли ее и посадили на удобный стул. Но хорошо знакомое прикосновение мягкой и холодной руки заставило ее открыть глаза. К ней наклонился улыбающийся Хоремсеб.

– Приди в себя, капризница, мой гнев прошел!

Удушливый аромат, который шел от него, расслабляюще подействовал на Нейту. Ее гнев, казалось, превратился в страстную любовь, толкавшую в объятия князя. Однако душа не отвечала этому подчинению чувств и продолжала страдать от унижения и гнева. Не понимая больше сама себя, разбитая внутренним терзанием, Нейта инстинктивно отбросилась назад и бессознательно прошептала:

– Пощади!

На губах князя появилась та странная улыбка, которая леденила и воспламеняла его жертв.

– Какой пощады ты просишь, Нейта? Что, кроме половины своего царства, могу я тебе дать? Полно же! Оставь свои капризы и подними свою хорошенькую головку. Взгляни, как беснуется у наших ног эта презренная толпа рабов и слуг. Проникнись убеждением, что мы, подобно богам, царим выше всех животных страстей.

Нейта ничего не ответила. Полная слабость вытеснила ее страшное возбуждение. С безжизненным взглядом она откинулась на спинку стула и скоро впала в какое–то полузабытье, перешедшее в обморок.

Когда она пришла в себя, то лежала в саду на скамейке, недалеко от наружной стены. Хоремсеб сидел в ногах и помог ей подняться.

– Тебе уже лучше? – спросил он. – Да? В таком случае, пойдем. Тебе надо подышать свежим воздухом, это подкрепит тебя.

Он подвел ее к стене, открыл дверь и они очутились на лестнице, спускавшейся к Нилу. Лучи восходящего солнца золотом и рубинами сверкали на поверхности священной реки. Вершины гор, обрамлявших пустыни, окрасились в солнечные оттенки. Наконец, на горизонте появилось блестящее светило дня, заливая ослепительным светом весь пейзаж, храмы и дворцы Мемфиса, массивные силуэты которых резко вырисовывались в ясном небе.

Трепеща, и полными легкими вдыхая живительный воздух пустыни, смотрела Нейта на этот волшебный вид, от которого отвыкла в своем плену. С необыкновенной силой в ней пробудилось воспоминание о дворце Саргона, где она так часто, сидя на террасе, любовалась восходами и закатами, дышала свежим речным воздухом. Тогда она считала себя несчастной, а между тем она была свободна и на ее сердце не давила, как теперь, страшная тяжесть. Никогда она не испытывала этой ужасной борьбы между рассудком и роковой силой, ломавшей ее волю, гордость и бросавшей ее к ногам человека, которого она ненавидела, презирала и в то же время боготворила.

Вдруг в памяти воскресло унижение, испытанное этой нечью. Краска стыда залила ее лицо. Она почувствовала себя растоптанной, несчастной, и ею овладело страшное желание свободы. Невольно она взглянула на того, кто имел на нее такое роковое влияние и в чьей власти она находилась. У нее мелькнула мысль, что и он сейчас наслаждается, как освобождением, чудным видом природы, дневным светом и чистым воздухом, свободным от отравленных ароматов, что, может быть, как и она, жаждет свободы вдали от этого дворца, под мрачной кровлей которого он становился рабом своих страстей или погрязал в преступлениях, заглушая в себе всякое человеческое чувство.

Прислонившись к косяку двери, скрестив руки на груди, Хоремсеб, казалось, погрузился весь в созерцание очаровательного пейзажа. Его лицо совершенно изменилось. Гордость, жестокость, угрозы куда–то исчезли, уступив место созерцательному покою. Большие темные глаза горели чистым, полным радости восхищением, а нежная, мечтательная улыбка полуоткрыла пурпурные губы.