Но дело было вовсе не в ожогах. Сердце Лекада екнуло, когда он увидел посиневшее лицо, закатившееся глаза и оскаленные зубы. Одного взгляда на искаженные судорогой черты хватило, чтобы понять причину смерти. Лекад поискал вокруг постели и без труда обнаружил маленький пузырек, аккуратно помеченный рукой Лионеля… Эта настойка была еще из его запасов. Когда Лионель уходил из Аркары, он многое передал Лекаду. Посчитал, что незачем таскать с собой бесполезный груз… (Промелькнула злая мысль, которой Лекад тут же устыдился: так или этак, а Лионель довел-таки свою названную сестру до могилы…)

Госпоже Аманде он рассказал о смерти девушки сам. Не стал только упоминать, что яд, который проглотила Лионетта, был приготовлен Лионелем. У бедной женщины и без того было довольно причин для ненависти. Да и не хотел он, чтобы по городу пошла молва о новом злодеянии молодого мага.

Госпожа Аманда поверила ему сразу. Простонала надрывно:

— Чуяло ведь мое сердце, чуяло беду!

И зарыдала так, что мастеру Риатту пришлось обхватить ее за пояс. Вместе с Лекадом они усадили ее в кресло. Мастер Риатт, потемневший и буквально на глазах осунувшийся, мрачно взглянул на лекаря:

— Можете дать ей что-нибудь, чтобы она успокоилась?

— Не стоит, — покачал головой тот. — Слезы приносят облегчение, утишают горе.

Но эти слезы, похоже, были не из тех, которые приносили облегчение. Слишком уж бурные рыдания… Такие, что сердце, кажется, вот-вот остановится. Прикусив губу, Лекад отошел к стене и стал глядеть в окно, чтобы не видеть белого искривленного лица госпожи Аманды. Впрочем, легче не стало — до него то и дело доносились хриплые вскрики, в которых только и можно было разобрать несколько слов: "проклинаю тебя, колдун, проклинаю…" В конце концов, Лекад не выдержал. Попросил у мастера Риатта стакан воды, накапал туда немного красной жидкости из пузырька, который предусмотрительно прихватил с собой. Подступил к госпоже Аманде, наклонился:

— Выпейте…

Она яростно оттолкнула его руку.

— Уйди! Оба уйдите… оставьте меня…

Лекад призвал на помощь все свое терпение и все сострадание. Долго и ласково уговаривал госпожу Аманду, как больного ребенка, и наконец она согласилась выпить несколько глотков.

— Теперь она немного успокоится… — шепнул Лекад мастеру Риатту. — Я вам оставлю пузырек… Когда действие напитка начнет ослабевать, дайте вашей супруге выпить еще немного. Буквально две капли, этого будет достаточно…

Вероятно, мастер Риатт переусердствовал с красной жидкостью. А может, просто слишком бурное горе перегорело, а вместе с ним сгорели и чувства. Когда гроб с телом Лионетты опускали в землю, госпожа Аманда стояла странно безучастная, с потухшим взглядом. С одной стороны ее поддерживал под руку мастер Риатт, с другой — Ивон, который сам был бледнее покойника. Она даже не двинулась с места, когда могилу начали закидывать землей. И только когда служитель Борона стал прилаживать на могилу сломанное колесо, она вдруг вся затряслась, вырвалась из рук мужчин и упала на колени. Горстью захватила комковатую подмороженную землю. Лекад встретился взглядом с ее загоревшимися ненавистью глазами, и вздрогнул. Ему показалось, что сейчас произойдет что-то страшное…

— Будь ты проклят, колдун, погубивший мою дочь… — тихо, но отчетливо проговорила коленопреклоненная госпожа Аманда. Откинула назад голову, закутанную черным покрывалом. — Не найти тебе в этом мире ни покоя, ни любви… Проклинаю тебя, колдун, и да услышат меня Двенадцать…

Ивон бросился к ней.

— Встаньте, матушка Аманда, встаньте, не надо… — бормотал он, как потерянный, пытаясь приподнять госпожу Аманду с земли. — Ну, хотите, я пойду за ним следом и отыщу его? он за все ответит, за все… Богам все равно, а я найду его, клянусь, найду…

* * *

Лионель редко видел сны. Точнее, видел их, вероятно, каждую ночь, как и все люди, но почти никогда не запоминал.

Но той ненастной осенней ночью ему приснился сон, который он запомнил от начала до конца. Ему снилось, что в разгар солнечного летнего дня он сидит на аркарском пустыре, на плоском камне, и ждет Лионетту. Она уже давно должна была придти, но почему-то задерживается, и он нервничает и злится. Наконец, из-за яблоневых стволов выходит тонкая девичья фигура. Лионель радостно вскрикивает и приподнимается навстречу подруге. Она подходит ближе, и он видит, что это не теперешняя Лионетта, которая прячет под покрывалом обезображенное ожогами лицо. Этой Лионетте пятнадцать лет, она грациозна и прелестна, черные косы змеями вьются по спине. На ней белое платье, которого он не узнает — отделанное кружевом, с длинным шлейфом, как у дамы. Улыбаясь, она знаком велит Лионелю не вставать и садится рядом. Долго глядит ему в лицо и вдруг становится печальной. Он хочет спросить, почему она загрустила, но Лионетта не дает ему сказать ни слова. Она наклоняется к нему и молча целует в губы, потом так же молча встает и уходит. Лионель остается один. Он и хотел бы догнать Лионетту, но что-то мешает ему двигаться, как будто какая-то цепь обвила его и приковала к месту. На ясное небо набегают тучи, поднимается ветер… И ветром издалека приносит серебряный девичий смех и тихие, едва слышные слова: "Прощай, любимый… не забывай меня…"

Тучи сгустились, летний день потемнел, и хлынул дождь. В одно мгновение Лионель промок насквозь… И проснулся.

Конец