Медленно, угрюмо высказал это Виш. Смерда нахмурился. Его товарищи суетились около пива, он тоже подошел к ним. Между тем, по данному знаку, сыновья Виша подошли ближе к столу, к ним приблизилась и Яга, а старик хозяин сначала поправил дрова в печи, потом направился к двери, напился воды из ведра, стоявшего у порога… Здесь сидел Хенго. Виш рукою дал ему знать, чтобы он вышел на двор… Хенго исполнил желание Виша, и они оба вышли в сени.

Старик молча указал своему гостю рукою на двери и на ворота в заборе, давая таким образом знать, чтобы немедленно уходил, но немец шепнул ему на ухо:

— Я их не боюсь; они мне ничего не могут сделать, а с ними легче доехать к княжескому Столбу. Только я не возьму с собою всего товара, чтобы напрасно не таскать тяжелых мехов.

Виш с удивлением посмотрел на Хенго.

— Отчего же ты не хочешь уйти? Я не желаю, чтобы под моей кровлею с тобою случилось несчастье.

Хенго улыбнулся.

— Да я их не боюсь; они только пугают, — объяснял он, — я сумею с ними сладить… откупиться от них не трудно… Не беспокойся, позволь только оставить у тебя одну из моих сумок.

Виш молча согласился на эту просьбу, а немец сейчас же направился к сараю, откуда какое-то время спустя работник вынес большую суму и спрятал ее в избе. Хенго, поблагодарив хозяина, вернулся в избу и сел на прежнем месте у дверей. Никто не обратил внимания на его отсутствие.

В избе весело разговаривали и хохотали. Смерда, болтая со старухой, смеялся во все горло, а слуги вторили ему усердно. Они продолжали пить и смеяться до глубокой ночи; тогда один из работников принес лучины, воткнул их между щелями и зажег: лучины осветили комнату. Заметив свет, Смерда огляделся по сторонам, отыскивая глазами хозяина.

— Где же хозяин? — крикнул он.

Виш стоял у порога; Яга толкнула его — старик неохотно вошел в избу. Видно было, что приезжие пришлись ему не по вкусу. Смерда подошел к нему, сделал знак рукою, и они оба вместе вышли из дверей во двор.

— Я приехал к тебе по приказанию князя; еду с таким же приказанием и к другим кметам и жупанам, — сказал Смерда. — Князь посылает вам поздравление.

Старик поклонился и провел рукою по волосам: он, видимо, не был доволен вниманием князя.

— Поздравление — княжеская милость, — заметил он, — но, должно быть, дело не в нем. Когда князь поздравляет, это значит, что он чего-нибудь требует; иначе он и не подумал бы о существовании кмета.

Смерда моргал глазами, сдвигая брови.

— У нас большой недостаток в людях, — сказал Смерда. — Ты должен дать кого-нибудь из своих, чтобы пополнить княжескую дружину. Она ведь и тебя, и твою семью обороняет.

— Что же? Разве вы собираетесь воевать?

— Мы-то и не думаем, но в городе надо всегда быть готовым на случай защиты, — объяснил Смерда. — Двое из наших умерло от моровой язвы, одного зверь разорвал в лесу; князь также убил одного… Нам и нужны люди… У нас в городе отлично. Дружина голода не знает; каждый ест вволю вместе с княжескими собаками и по целым дням ничего не делает. Пива сколько угодно. В случае войны каждому что-нибудь перепадет из добычи.

— Если он не попадает в плен, — сказал Виш.

— Если не двоих, так уж одного придется тебе отдать, — заключил Смерда.

— А если и одного не дам?

Смерда не ожидал такого вопроса: он задумался.

— Тогда я на веревке поведу тебя к князю, — сказал он решительно.

— Хотя я свободный кмет? — спросил Виш.

— А мне какое дело! Князь велел.

— Да, да! — сказал Виш, хмурясь. — Новые обычаи, новые порядки завелись у нас. Смотрите, как бы вас самих кметы не потащили на веревках, когда им все это надоест.

Смерда помолчал, потом сказал:

— Не сопротивляйся княжеской воле. Князь теперь злится, точно дикий зверь. Случается, задремлет он и, вдруг проснувшись, скрежещет зубами и точно волк завывает. Он грозит кметам. Двоих не надо; дай хотя одного парня и мех для меня, а то моя шуба вся истрепалась на службе.

Виш задумался и долго стоял на дворе, не отвечая Смерде. Наконец пригласил его войти в избу. Старик сел на скамье, он держал палку обеими руками, положив на них голову и водил глазами по своим парням, как бы искал в их среде жертвы.

— Эй, Самбор, — крикнул он наконец, — поди-ка сюда.

Самбор стоял с княжескими слугами и весело болтал с ними. На зов старика он выпрямился и подошел к нему.

— Тебе, брат, полевая работа не по вкусу; домашние хлопоты ты тоже не особенно долюбливаешь, — сказал старик Самбору. — Ты охотнее поешь, да без дела сидишь, чем работаешь… Ты как раз годишься для городской жизни; препоясать меч, да белое перо заткнуть за шапку и выказывать свою красу перед женщинами — это как раз по тебе. Я и решил, что ты охотно пойдешь служить князю.

Самбор, лицо которого недавно еще весело смеялось, услышав обращенные к нему слова Виша, побледнел как холст. Беспокойным взором он окинул всех сидящих на скамье, заметил, с каким любопытством Смерда следил за каждым его движением, и упал на колени.

— Эх, отец, господин мой, — вскричал он, — за что же ты меня хочешь отдать в плен, в тяжелую неволю?

— Какая неволя? — заметил Смерда. — Ты будешь воином. У князя лучше, чем здесь, а если понравишься князю, кто знает, что из тебя выйдет?

Виш гладил Самбора рукой по голове.

— Один должен идти за всех, — сказал Виш, — твоя очередь, Самбор.

Старуха Яга, стоявшая около Виша, заломила руки от отчаяния; хотя Самбор не был ее сыном, но он воспитывался у них, и они любили его, как родного сына…

Другие парни, испуганные словами Виша, отошли в сторону; веселый смех умолк. Смерда положил свою широкую руку на плечо Самбору, как бы желая взять его в свою собственность.

— Ну, пойдешь с нами, — сказал он.

Самбор поднял глаза на Виша, не зная, что ему делать, что отвечать Смерде. Виш посмотрел на него; глаза старика высказали ему что-то такое, что только они вдвоем поняли. Самбор успокоился и встал, он молчал, он явно был огорчен своею судьбою, но не жаловался на нее.

Если бы кто-нибудь вздумал вслушаться в звуки, раздавшиеся внутри хижины после того, как Яга вышла из избы, — тот наверное догадался бы, что все женщины оплакивали несчастного Самбора. Ни одна из них, однако, не посмела рыдать вслух, чтобы чужие не узнали женских голосов и не догадались, что девушки скрывались от них. Яга подала ужин Смерде и прибывшим с ним княжеским слугам, которые, высушив до дна все кувшины с пивом и медом, по приглашению хозяина отправились в большой сарай, где уже было приготовлено сено для ночлега. Тут же стояли и лошади немца. Хенго пользовался теперь полною свободою; о нем теперь и не думали. Несмотря на это, он не уходил, он ночевал вместе с Гердою при своих лошадях.

Виш и Самбор остались одни на дворе. Молодой человек хотел что-то сказать своему хозяину, но Виш дал ему знак рукою, чтобы он молчал и следовал за ним. Они вышли через ворота и остановились на берегу реки. Старик сел и долго думал о чем-то, не говоря ни слова. Месяц отражал свой бледный образ в реке. Соловьи пели.

— Не плачь, Самбор, и не унывай, — начал Виш, — никто не может знать вперед, какая участь назначена ему судьбою. Они захотели взять одного из вас, но я и без этого намеревался послать кого-нибудь, потому что мне и нашим это необходимо.

— За что же меня ты высылаешь из дома? — едва слышно спросил Самбор.

— Потому, что ты умнее других, — пояснил Виш. — Потому, что у тебя есть и язык, и глаза, ты любишь нас больше других, да и я полагаюсь на тебя и люблю тебя. Хотя ты мне чужой, но я считаю тебя своим сыном. Я послал бы одного из моих сыновей, но они оба земледельцы и работники, притом охотники и умеют ходить за пчелами; а ты любишь пение, но умеешь думать…

Старик остановился, прислушиваясь к вечерней песне лесов и реки, а затем продолжал, понизив голос:

— Помни, Самбор, я посылаю тебя не на гибель, а потому что так необходимо. У нас приготовляются важные дела, князь хочет водить нас за нос, сделать нас своими рабами и постричь нас в немцы… Он в постоянных сношениях с немцами… Все это становится нам невтерпеж. Мы ничего не знаем, что они там делают, и можем внезапно превратиться в рабов. Ты иди к ним, смотри в оба, слушай, внимай всему. Мы должны знать все, что у них происходит. За этим-то я тебя и посылаю. Рот закрой, а глаза держи открытыми; кланяйся и прислуживай; а о нас никогда не забывай. Иногда придет кто-нибудь из наших, ты ему и расскажешь обо всем, что услышишь и увидишь. Пора уж, пора; одно из двух: или Лешки нас спутают, или мы их сотрем с лица земли. А пока… цыц!