Хенго слушал внимательно. Когда старик пел о Ритгаре, Хенго начал так сильно дышать и сопеть, что Слован это заметил. Едва окончив песню, он привстал.
— Что же, старик, уходишь? — спросил Смерда.
— Здесь чужой, — отвечал Слован дрожащим голосом, — я пел чужому… я мед лил в грязную лужу!
Он молча поднялся и, палкою указывая дорогу своему провожатому, не прощаясь ни с кем, ушел от того места, где сидел немец. Никто не посмел задерживать певца. Он несколько раз обернулся в сторону Хенго и спешно удалился, прижимая рукою струны, чтоб они не издали звука, и крепко стиснув губы, чтобы уста его не издали голоса.
V
Смерда и его товарищи сейчас же бросились к лошадям — давно уж было пора отправляться в путь. Сейчас же пришлось им перейти вброд реку. Самбор сел на одну лошадь с Гердою. На противоположном берегу виднелось небольшое поле, засеянное хлебом и обнесенное заборчиком, но медведи ночью хозяйничали в нем и оставили свои следы. Лес был жиденький, обгорелые пни виднелись в разных местах. У самой опушки вооруженный человек присматривал за лошадьми, бегающими по полю; за кушаком у него воткнут был рог, а в руке он держал насеченную камнями палку. Всадникам снова пришлось переехать через небольшой лес, и только теперь Смерда вздохнул свободно; сейчас у леса начиналась большая поляна, а за нею виднелись воды громадного озера, в котором, точно в зеркале, отражалось заходящее солнце. Над озером птицы летали целыми стаями, у берегов стояли большие лодки; несколько лодок плыли по озеру. Хенго и Самбор, подняв глаза, увидел вдали высокую, сероватую башню: городской столб, высоко подымающий свою голову. Он стоял у самого берега, мрачный и угрюмый, а у его подножия теснились срубы, хижины, сараи и много других построек.
— Вот княжий город! — воскликнул Смерда с гордостью, обращаясь к немцу и указывая ему столб вдали. — Успеем приехать, пока еще не лягут спать.
Товарищи Смерды весело кивнули головой, Самбор угрюмо смотрел вперед. Всадники прибавили шагу. Самбор принужден был бежать, не желая отстать от них. Немец исподлобья оглядывался по сторонам. По мере того как всадники приближались к озеру, очертания города становились яснее. Башня из серого камня вырастала почти на их глазах; у ее подножия теперь можно было легко различить красиво разрисованный большой дом, хижины, разные строения и сараи, частью окруженные высокими насыпями. К стенам столба плотно прилегали большие деревянные строения, покрытые тесом, через скважины которого дым выходил наружу. Около этих строений и на полях виднелись толпы людей и стада лошадей. На берегу озера батраки поили скотину. По насыпям в разных направлениях прохаживались вооруженные воины; головы их были покрыты железными шлемами, имевшими форму небольших лодок, в руках они держали длинные копья.
Высокая насыпь и рядом с нею глубокий ров отделяли город от твердой земли, откуда в город можно было пробраться через мост или водою на пароме. Долго еще скакали наши всадники, пока успели пробраться к небольшим и узким городским воротам. Часовой узнал Смерду и отворил ворота; когда стоявшие у ворот люди заметили Хенго, едущего следом за Смердою, они окружили его со всех сторон и задали ему множество вопросов.
Немец и теперь имел спокойный вид; он соскочил с лошади и следовал за Смердою, держа поводья в руках. Пройдя через мост, они очутились на большом дворе, на другом конце которого возвышалась виденная ими издали каменная башня, не имевшая внизу ни дверей, ни окон: в нее можно было войти только по лестницам. Рядом с нею расположены были княжеские избы и хижины; длинное крыльцо, опиравшееся на высокие столбы, позволяло и во время ненастной погоды сидеть на воздухе. Посередине княжеского дома, стены и столбы которого были выкрашены в белый, желтый и красный цвета, на нескольких столбах возвышалось крыльцо, довольно обширное и украшенное резными деревянными, причудливыми рисунками. На крыльце, вокруг стен его, стояли скамьи, откуда, не трогаясь с места, можно было видеть всю окрестность, двор, все строения, озеро и ворота.
В ту минуту, когда Смерда с сопровождавшими его входил во двор, на котором суетились княжеские слуги и работники, у самого входа, в преддверии, стоял мужчина высокого роста, с красным лицом, редкою бородкою, черными длинными волосами и такими же глазами, бросающими дикие взгляды. По всему было видно, что он присматривает за слугами. По одежде легко было узнать, что он здесь господин. Голова его была покрыта лисьей шапкой, украшенной белым пером; платье, имеющее форму более или менее сходную с платьями всех слуг его, было усеяно украшениями из белого и желтого металла; пояс на нем блестел от металлических колец и кружков; кожаные башмаки были перевязаны красными бумажными шнурками. Меч за поясом и блестящий нож на металлической цепочке, прикрепленной к кушаку, составляли его вооружение. Смерда заметил его издали и принял самый покорный вид. Князь, наморщив брови, заложив руки за кушак, смотрел волком. Смерда снял шапку и, нагнувшись, приблизился к своему властелину.
— Кого это словил ты дорогою? — спросил князь охрипшим и грубым голосом. — Это чужой?
— Немец, на Лабе живет, продавец, — начал Смерда униженным голосом. — Ему не впервые приходится скитаться по нашим землям. Я его встретил у кмета Виша, он гостил у него, а кто знает, с какою целью зашел он к Вишу? Я и велел ему ехать с нами. Но, должен я сказать, он не сопротивлялся, даже уверял меня, что его выслали к вашей милости, и хочет вам поклониться.
Князь молча посмотрел на своего слугу, не дерзнувшего еще поднять головы, затем на Хенго, стоявшего немного позади. Князь долго еще молчал, наконец, процедил сквозь зубы равнодушно:
— Пусть он остается на руках у тебя; сегодня у меня гости; времени мало; накормить его и напоить, голодным не держать… завтра поутру приведешь его ко мне.
Смерда поклонился до земли.
— От кмета Виша взял я одного парня; здоров он и силен, способен носить меч и копье. Людей у нас мало теперь, ваша милость. Старый змей шипел, но все-таки должен был дать.
— Они все шипят, — сказал князь, — и будут шипеть, пока я не зажму им рты и не научу молчать и слушаться. Знаю я их; у них в мыслях все прежняя волчья свобода. Слепцы поют о ней и людей бунтуют. Спрятать нужно эту дичь, да покрепче.
Смерда не посмел ответить. Он стоял с поникшею головою и опущенными руками.
— Виш! Виш! — говорил князь, прохаживаясь взад и вперед и не обращая внимания на окружающих. — И его я знаю, ему кажется, что он там, в лесу, князь и господин, а меня он знать не хочет.
— И богат он, — осмелился вставить свое слово Смерда, — чего-чего только у него нет, всего вдоволь! Людей тьма; стада, пиво, мед, все есть у него. А кто его знает: может, и металл, золото и серебро, припрятал! И у них у всех ваша милость…
— До поры, до времени! — крикнул князь и присел на скамью. Смерда ушел. Хенго дожидался приказаний, не отходя от своей
сумы, на которую взгляды многих обращались с любопытством.
— Его милость только завтра допустит тебя к себе, — обратился Смерда к немцу, — у тебя есть время отдохнуть и приготовиться. Приказал не морить тебя голодом; у нас с голоду еще никто не умер, разве в темнице под башнею, — прибавил он с улыбкою. — Сегодня, — сказал он на ухо немцу, — его милость не в духе, хмурится что-то… и глаза зло смотрят; лучше, что он завтра будет говорить с тобою. — Смерда еще ближе нагнулся к Хенго. — Неудивительно, что сердится: вчера, говорят, привели племянника, который ушел от него и затевал что-то недоброе с кметами… Посадили птичку в темницу, да притом вынули оба глаза, чтоб никогда более не мог вредить. Все же своя кровь, Лешек…
Смерда махнул рукою.
— Двоих из его людей повесили. Жаль! Славные парни и воины, здоровые молодцы, а все же опасные волки.
Желал ли Смерда снискать расположение Хенго или просто хотелось ему болтать, но он продолжал дальше, не дожидаясь ответа: