Выбор преемника Евстафию не разрешил спора партий в Антиохии, a только углубил и затянул его на полстолетия, породив целый формальный раскол, симпатичный Риму и чуждый Востоку.

Нашлась партия, собравшая даже большинство голосов в пользу любимца императора, ученого епископа Кесарии Палестинской Евсевия. Но не в духе любившего кабинетное спокойствие Евсевия было сменить его на пекло борющихся страстей столицы Orientis. Евсевий сослался при отказе на букву канонов, в частности и Никейского собора, воспрещающих епископам покидать свои кафедры и переходить на новые. Эта мотивировка очень понравилась императору Константину, и он особо похвалил Евсевия за скромность и за законность. На выборах прошел Евфроний, пресвитер из Кесарии Каппадокийской, друживший с Евсевием на почве противоникейства. Издали этой победе противоникейцев всячески помогал интриговавший par correspondes Евсевий Никомидийский. Он обрабатывал своими письмами и сознание Константина. Тогда еще не додумались до нынешней демонической системы тоталитаризма. И Евсевий Никомидийский добился своего постепенными письменными внушениями. He прошло и трех лет, как император вернул его из ссылки, a пo eгo ходатайству и Феогниса Никейского, с восстановлением того и другого на их кафедрах. A их канонически законных преемников приказал отставить от этих кафедр. Толкование этих распоряжений было таково, что и Евсевий Никомидийский, и Феогнис Никейский, как формально подписавшие Никейские определения, церковно были оправданы, a дело представлено так, что император ссылал их своей властью, чтобы обеспечить покой церкви. Теперь покой достигнут, и император, не нарушая церковных правил, возвращает бывших временно неудобными епископов. Епископат без возражений принимал такое вмешательство светской власти в церковные дела. Так начиналась долгая полуторатысячелетняя практика компромиссов в соотношениях двух властей, узаконенная в форме так называемой «икономии».

Борьба св. Афанасия

Вскоре после Никейского собора умер (328) Александрийский епископ Александр. Общим голосом народа без всяких споров в преемники ему был избран знаменитый диакон Афанасий, правая рука и богословский мозг Александра уже на I Bселенском соборе. Оппозиция из мелитиан и ариан была незначительной.

Афанасий не проходил университетской школы. Он был по нашим понятиям автодидактом, но его начитанность и домашняя образованность, не без учителей конечно, как и y Оригена, делали его человеком в формальном смысле образованным. Будучи и практически умным человеком, Афанасий одарен был еще и неукротимо твердой волей, не робевшей перед препятствиями. Он был герой, да еще сверх того аскет, друг египетских пустынножителей, y которых всегда находил и прибежище и поддержку. Талант и роль борца, свойственные св. Афанасию, особенно выделялись на фоне почти всеобщей обывательской приспособляемости массы епископата и священства. Под давлением императорской власти, естественно склонной ко всякого рода компромиссам, все внешние факторы часто столь соблазнительно склонялись в пользу ариан, что казалось, только один Афанасий на всем христианском Востоке и противостоит всем силам «мира сего».

Враги Афанасия хорошо знали, что при жизни Константина трудно было добиваться прямой отмены никейской веры, a потому повели свою антиникейскую и проарианскую борьбу против лиц – защитников Никеи, «от них же первый» был Афанасий, самыми бесцеремонными и клеветническими приемами. Обвинение, проведенное «по форме», как бы ни было оно абсурдно, принималось римским судом к сведению и обсуждению. Обвиняемого власти «тащили и не пущали», забирали под арест. Нельзя было в расчете на объективность правосудия спокойно вверять себя арестам власти. Афанасий это прекрасно знал и потому сознательно вступил на путь конспирации, укрывательства от властей, уходил «в подполье» где-то в самой Александрии, a то и вдали от нее, глубже – в принильских пустынях в полупещерных жилищах монахов. Β 330 г. св. Афанасий шлет свое пасхальное послание к пастве из какого-то уединения с откровенным объяснением, что вынужден к тому интригами еретиков. Β следующем, 331 г. та же картина самоукрывательства продолжается, но вскоре мы видим Афанасия снова действующим в Александрии открыто.

Мелитианские епископы, пощаженные Никейским собором, т.е. оставленные на своих местах рядом с кафолическими епископами вплоть до своей смерти, но без права поставления себе дальнейших преемников, не хотели, однако, сливаться с кафоликами, чего строго и законно требовал Афанасий. По смерти Мелития (Менрита) вождь мелитиан епископ Мемфисский Иоанн Аркаф жаловался в столицу на излишнюю требовательность Афанасия. Евсевий Никомидийский охотно вмешался в это дело якобы в роли примирителя пред императором. Α οт себя лично написал Афанасию в тоне требований и угроз. Настроил соответственно и самого Константина, и тот написал Афанасию требование – принять мелитиан в их строптивой «самостийности», угрожая в противном случае самого Афанасия убрать из Александрии. Афанасий снова скрылся. Но командировал ко двору императора своих делегатов, пресвитеров Аписа и Макария, для немедленного реагирования на поток доносов и клевет. Вдохновленные евсевиевской поддержкой, мелитиане снова отправили ко двору клеветническую делегацию. Она в первую очередь подняла неясное для нас дело «о льняных стихарях», ο каком-то налоге, будто бы самочинно установленном Афанасием. Представители александрийского епископа Апис и Макарий немедленно вскрыли бессмыслицу этого обвинения. Но император все-таки потребовал к себе Афанасия для личных объяснений, но по другим пунктам новых обвинений. Одно из обвинений как раз направлялось против пресвитера Макария, представлявшего теперь пред императором лицо Афанасия. Обвинение гласило, будто бы во время законной ревизии совершаемых в александрийской церкви богослужений агент-ревизор Афанасия пресвитер Макарий прервал застигнутое нелегальное совершение литургии мелитианским пресвитером Исхирой и вырвал из рук его евхаристийную чашу. Мало этого. Будто св. Афанасий, как маленький вульгарный заговорщик против императорской власти, посылал золото очередному бунтовщику Филумену. Дикая нелепость, как если бы кто-нибудь стал клеветать на митрополита Платона Московского, что он посылал деньги Емельке Пугачеву. Замять этот бред в данном случае помогла протекция друга св. Афанасия, состоявшего в тот момент в Никомидии praefect'oм praetorio. Мелитиане на этот раз просто были прогнаны обратно к себе домой. Афанасий мог к Пасхе 332 г. вернуться к открытой деятельности. к этому времени пришло письмо от императора с общими увещаниями к миру, хотя и с несколькими словами одобрения Афанасия, но без упрека его обвинителям. Константин все хотел этим светским «житейским» методом добиться житейского же, банально-бытового «мира». Искание «мира» в его практическом понимании повело Константина к небрежению ο правде церковной. Β жертву ложному миру принесены были в конце концов и Афанасий, и никейская вера.

Константин, можно сказать, «зашибленный» блестящим успехом объединения в своих руках всей Римской империи, не допускал и мысли, что нельзя тем же внешним «легальным» давлением и принуждением достичь и объединения всех христиан, т.е. церкви. Чисто государственную силу принуждения император с полным убеждением и ревностью прилагал и к области религиозной и церковной. С этим убеждением он издал закон против всех еретиков: новатиан, валентиниан, маркионитов, павлиан, монтанистов, запретив их богослужебные собрания и отобрав y них храмы. Поэтому и в Александрию он писал одно послание к кафолическому епископату и народу, a одновременно и другое – к Арию и его сторонникам, поставя всех на одну доску. При этом, правда, достаточно «громит» Ария, но надеется на его уступчивость и сговорчивость. A «придворный» Евсевий Никомидийский все суфлировал да суфлировал эту сговорчивость самому Константину. B это время императрица Констанция перед своей смертью (333) рекомендовала Константину одного пресвитера – Евтокия. Тот начал внушать Константину, что Арий может принять никейскую веру. Константин вызвал Ария для переговоров. Арий вместе с Евзоием, будущим епископом Антиохийским, сочинили такую как бы «безразличную» формулу: «Веруем в Единого Бога Отца, Вседержателя и в Господа Иисуса Христа, Сына Его, из Heгo (εξ Αυτού), прежде всех эонов происшедшего (γεγενημένον, т.е. «бывшего, ставшего», a не γεγεννημένον, т.е. «рожденного»). Тут «Пантократором» назван не Сын, a только Отец. И расплывчатое «из Heгo» упраздняет суть Никеи, т.е. «из сущности». Словом, этим можно было удовлетворить только профана Константина. И Константин наивно обратился с этой лукавой формулой к Афанасию, чтобы тот принял Ария. Афанасий, конечно, отказал. Константин вспылил. Тут-то арианствующие интриганы и возобновили все свои прежние забракованные обвинения, клоня к тому выводу, что Афанасий вообще сварливый и несносный человек. Пацифисту Константину такие ригористы были отвратны.