Избранный 26 мая 1991 года президентом Звиад Гамсахурдиа выступил с «Обращением к населению Самачабло» (один из грузинских вариантов нового названия территории Южной Осетии): «В результате землетрясения только в Гори и Горийском районе, разумеется, с присоединившимся Цхинвальским районом, разрушено более 4600 домов. В городах Грузии скопились большие группы беженцев. Конечно, вся Грузия помогает им, но все же трудно оставаться долго в чужом доме. Я не хочу, чтобы грузин привыкал к жалости, иначе весь наш труд пропадет даром. Поэтому я думаю, что беженцами надо считать только жителей Цхинвали и села Гуджабаури (пригород Цхинвала), к тому же только детей и женщин. Остальным же время возвращаться в свои села. Соотечественники, беженцы из Самачабло! Присмотрите за своими корнями, иначе, как это не раз случалось, вновь придут из-за хребта и присвоят нашу собственность. Видит Бог, нам больше нечего терять и отдавать, поэтому каждый вернувшийся в Самачабло будет для Грузии крепостью. Цхинвальские мужчины, убедительно прошу вас принять участие в восстановлении грузинских сел, защите родной земли. Кто же этого не сделает, будет считаться предателем. Все должны помнить, что судьба Грузии сегодня решается в Шида Картли. Мы восстановили историческую справедливость в Шида Картли – вернули Цхинвали Горийскому району, Корниси – Карельскому району!»

Он говорил это грузинским беженцам, и они должны были при этом почувствовать, будто им что-то вернули...

Справедливости ради надо сказать, что югоосетинское руководство не делало даже таких обращений непосредственно к беженцам, и это молчание означало, что властям сейчас не до них. Может быть, действительно было не до них, были более важные задачи защиты отечества. Но одновременно следовало не упускать из виду, что в освобожденной Южной Осетии, когда наступит мир, надо будет кому-то жить. Поэтому югоосетинские лидеры неоднократно обращались к руководству Северной Осетии с просьбой содействовать возвращению трудоспособного населения домой для восстановления Джавского района после землетрясения и, конечно, для защиты отечества. С этой целью, например, осетинским беженцам из Грузии только в Цхинвальском районе было выделено 300 земельных участков. Однако желающих их обустраивать там пока было мало.

В результате землетрясения 29 апреля силой 8 баллов в Джавском районе девять человек погибли, из них четверо – учащиеся школы-интерната, было разрушено 95 % домов. В Цхинвале сила толчка составила 7 баллов. Село Хахет Джавского района было похоронено оползнем вместе с жителями (около 60 человек), уцелели два парня, которых не было в селе в этот момент. Большие разрушения были и в Цхинвальском районе.

Землетрясение послужило причиной увеличения числа беженцев в Северной Осетии. В североосетинских газетах печатались обращения руководства и общественности Южной Осетии ко всем беженцам, чье пребывание в Северной Осетии не являлось острой необходимостью, с просьбой вернуться домой.

Учителя в Цхинвале на августовской конференции потребовали незамедлительного возвращения беженцев в Южную Осетию. Но непосредственной работы с беженцами не проводилось, югоосетинские лидеры не могли взять на себя ответственность призвать дееспособных осетин, бежавших из Грузии, на защиту Южной Осетии.

Местных жителей в Северной Осетии раздражала необходимость оказывать помощь молодым здоровым людям. Но такие эмоции были характерны для более поздних этапов пребывания беженцев в Северной Осетии. Пока же основным инстинктом по отношению к обездоленным людям было желание принять их и помочь выдержать обрушившееся на них горе. А люди все прибывали, добираясь до Владикавказа разными, иногда совершенно неожиданными путями.

История № 4. Пешком в Армению

Бечир Битаров из с. Гинтур (Гуджаретское ущелье) Боржомского района Грузии, сейчас живет в поселке Ир Пригородного района Северной Осетии: «Они и раньше приходили, кружили по селам, особенно если подозревали, что у кого-то есть оружие. Но ничего не нашли, только несколько серебряных кинжалов. Охотничьих ружей было несколько, их отняли, забрали даже учебные автоматы из школ. Однажды вечером они остановили гуджаретский автобус, ехавший из Боржоми, взяли всех в заложники и увезли в Тбилиси. Только на второй день их отпустили, все быти избиты. Обычно когда в Боржоми ловили кого-нибудь из осетин, то подкидывали ему патроны или еще что-нибудь и били „за оружие“. Мы боялись и уже не ездили в город на рынок. После случая с автобусом стало ясно, что надо уходить.

В то утро, 15 апреля, они ворвались к нам в села – на машинах, с оружием, стреляли в воздух. Люди разбегались от страха, они заходили в дома, переворачивали все вверх дном, выбирали, что получше. Наверное, поняли, что всего им не увезти на своих машинах. Сначала хотели посадить нас в автобусы и вывезти, но прошел слух, что нас собираются где-нибудь расстрелять. И мы ушли пешком на юг – кто через Цалку, кто через Ахалкалаки. Никого не осталось в Гуджарети. Многие плакали, но все же надеялись, что какая-нибудь власть должна восстановить справедливость, и думали только о том, на что будем жить, вернувшись в пустые дома. Мы дошли до озера Табацкури, когда увидели, что туда к нам на помощь пешком пришли армяне, они и помогли нам добраться до Ахалкалаки. Там мы остались в их домах на 11 суток, а потом они дали нам автобусы и отправили в Армению. Нас приняли в Ленинакане, распределили в бараках, построенных после землетрясения, обеспечили бесплатным питанием. А оттуда двумя самолетами доставили нас в Беслан. У всех было так тяжело на душе, что мы не смогли даже как следует выразить всю нашу благодарность этим людям».

Эту историю продолжил Батыр Тибилов из с. Одет Гуджаретского района, проживающий ныне в Заводском поселке г. Владикавказа: «Армяне привели нас в с. Бежано Ахалкалакского района. Через день туда прибыл префект г. Боржоми Валерий Сухиашвили, попросил армян позвать нас всех в клуб. С ним вместе были боржомские чиновники. Сухиашвили уговаривал нас вернуться обратно в ущелье, не уезжать из Грузии, обещал, что гарантирует нам безопасность. Ахалкалакские армяне не очень ему доверяли, кричали на него: „Посмотри, в каком виде люди бежали из своих домов!“ Вообще мы даже испугались, что они переругаются из-за нас и начнется грузино-армянский конфликт. Сухиашвили уехал ни с чем. Армяне дали нам четыре БТРа с военной базы, и вместе с русскими военными и армянами мы поехали обратно в Гуджарет, чтобы забрать оставшихся там лежачих больных и стариков. Мы ездили по селам и собирали оставшихся там осетин. В селе Сырхкау мы застали семью Маргиевых, которые остались, потому что их старейший член семьи – Ефим Маргиев был при смерти, он умер как раз в момент изгнания нашего населения. Близкие пытались похоронить его согласно традициям, но грузины не позволили даже сделать ему гроб. Так его и похоронили. Мы забрали всех и уехали. Я думаю, грузины узнали, что мы в начале войны собрали деньги для Цхинвала. Я сам их отвез и сдал в „Адамон ныхас“ (национальное политическое движение в Южной Осетии. – И. К.), там даже была встреча по этому поводу, которую провел писатель Мелитон Казиев, и потому так ополчились против нашего ущелья.

Но это была просто мизерная поддержка нашего народа, который оказался в блокаде в окруженном врагами городе. Когда в один из наших последних дней на родине хоронили Тамару Санакоеву, убитую грузинами в с. Гвердисубани, грузины даже расставили на подъездах к нему БТРы, ждали, что из Цхинвала на похороны приедет ее сын, Георгий Санакоев. Они старались всячески пресекать наши связи с Цхинвалом».

Всего из девяти сел Гуджаретского ущелья, по неполным данным, было изгнано 225 семей (около 820 человек). Жители ущелья хорошо знали друг друга, большей частью приходились друг другу родственниками. Поэтому весть об убийствах нескольких жителей Гуджаретского ущелья и Боржомского района посеяла панику среди сельчан. Грузинами были убиты не боевики, а простые, в основном пожилые люди. Вот этот список. Возможно, неполный.