— Боже милостивый! Вы просто разрешили ему выйти?

— Я спустился с ним по лестнице и поцеловал его. Он сказал, что скоро вернется. Мо, у него было всего пять долларов в кошельке. Он не сбежал. Он наконец-то был готов.

— Да, точно так же он поступил со своим отцом, — проворчал я. — Это был такой удачный опыт, что ему не терпелось поделиться с другими, не так ли?

Так мы и ходили по кругу около часа, а потом я ушел. Если Джек прав, Патрик не сбежал.

6 августа 1998 года

(поздний вечер)

Рывок из пиццерии назад в хоспис оказался бесполезным. Тайрон Брайсон снова был без сознания. Опасаясь худшего, сестра Маргарет позволила мне взглянуть на человека, который ждал встречи двадцать лет. Она решила, что, хотя Брайсон меня не увидит, не будет вреда, если я его увижу. Кто я такой, чтобы спорить?

Странно, но, когда я посмотрел на незнакомца, вместо него увидел своего отца, тихо лежавшего в постели и ждавшего, чтобы пришла смерть и уняла боль. Когда наваждение прошло, я увидел недвижимое, истерзанное раком тело маленького темнокожего человечка. Я попытался вообразить его молодым и здоровым, но не смог. Я чувствовал себя опустошенным, был в замешательстве, а всей информации — ноль.

— Вы останетесь со мной, сестра?

Маргарет посмотрела на часы:

— Моя смена закончилась. Я хотела бы остаться.

— Я написал это двадцать лет назад, — сказал я, разворачивая клочок линованной бумаги величиной с визитную карточку, который я оторвал от листка Джека. — Смотрите, это мой старый телефон в Бруклине, тогда еще на сменили междугородные телефонные коды. — Я развернул пожелтевшую газетную вырезку со статьей Конрада Бимана из «Готем мэгэзин». — Симпатичный портрет, не правда ли? Неужели я когда-то так выглядел?

— Вы не так уж и изменились. — Сестра была доброй женщиной.

— У меня брали интервью в воскресенье вечером. Я лгал, сестра Маргарет.

— Да?

Мы сидели несколько часов, и я объяснял. Казалось, ее по-настоящему интересовали самые незначительные детали. Мне это помогло признаться себе в некоторых вещах, которые я скрывал даже от себя. Разные люди кое-что знают о моих отношениях с Патриком Майклом Малоуни, но у меня были веские причины оберегать их от всей правды. Как странно, насколько пустячными стали вдруг все эти причины.

— Итак, — переспросила сестра Маргарет, — он не вернулся в субботу утром?

— Да. Никто никогда больше его не видел и ничего о нем не слышал. Уходя из квартиры Джека в тот вечер, я действительно верил, что он снова испугался и сбежал. Но со временем… я уже не был так уверен.

Сестра поцеловала меня в щеку:

— Пожалуйста, не уходите от мистера Брайсона.

Зазвонил мой сотовый, и монахиня, извинившись, ушла, пообещав вернуться: ей надо было взглянуть на пациента.

— Я слушаю.

— Папа?

— Сара? Эй, с днем рождения, детка! Извини, я знаю, ты не любишь, когда я так тебя называю.

— Нормально, папа. Ты в порядке, у тебя усталый голос? Ты что, звонишь издалека?

— Я в Нью-Хейвене. Вернее, в Хемдене. Не спрашивай, это длинная история. Где ты была? Я пытался тебя застать весь день.

— У меня было много дел. Послушай, мама говорит, она не против, если ты не против.

— Ты о чем?

— Я хочу поехать в университет.

— Ты с ума сошла? Конечно я не возражаю.

— Но это уже через две недели.

— Мы все обсудим, солнышко. Не беспокойся. Я завтра же позвоню маме.

— Я люблю тебя, папа. Ты просто бомба!

— Что?

— Бомба. Самый хороший.

— А ты — лучшее, что произошло со мной и с твоей мамой. Я говорил когда-нибудь, что притворялся на каждом твоем дне рождения? Поздравлял тебя, а праздновал за себя.

— Ты загадка, папа. Тетя Мириам была права насчет тебя. Ты такой сентиментальный.

— Значит ли это, что ты и…

— Нет, папа, мы не порвали. Именно он думает, что я должна ехать в университет.

— Тогда поцелуй его за меня. Еще раз с днем рождения! Я люблю тебя, малыш.

Я закрыл телефон, спрятал в карман и внезапно понял, что глаза у меня на мокром месте.

— Вы хорошо себя чувствуете, мистер Прейгер? — Голос сестры Маргарет раздался у меня за спиной.

— Мне звонила дочь. Сегодня ей исполнилось восемнадцать лет. Я вам не говорил? Она хочет уехать в университет, — сказал я, вытирая глаза рукавом.

— Это замечательно. Думаю, вам лучше пойти со мной. Кое-кто хочет с вами говорить.

Брайсон смотрел мне в глаза, как двадцать лет назад Джо Донохью смотрел в глаза Рико Триполи. Я никогда не смогу отделаться от того, как он смотрел на меня. Я думал, что он видел спасение в моем лице. Я пожал ему руку, и, несмотря на слабость, он ответил на рукопожатие.

— Когда я был мальчишкой, то торговал наркотиками для Слона Эди Баркера, — прошептал Брайсон. — Эдди использовал детей, ведь нас никто не потащил бы в суд. Он перевез нас в Виллидж из восточного Нью-Йорка. Это в Бруклине, знаете.

— Я родился в Бруклине.

Брайсон слабо улыбнулся.

— Ну вот, однажды вечером Ди, парень из нашей команды, работал в школьном дворе в Вест-сайде, на Одиннадцатой улице. Он сказал, что какой-то педик — извините меня, сестра, — трогал его в запрещенном месте… ну, вы понимаете, Слон ужас как разозлился. Он запихнул нас обратно в свою машину, и мы поехали искать этого педика — человека, который сделал то, что, как сказал Ди, он сделал. «Педик должен уважать личную собственность, — твердил Слон. — Я должен его проучить».

Мы ехали, и Ди не видел никого, кто бы выглядел как тот человек. Но Слон должен был кого-нибудь проучить, правда? И мы ехали вдоль этой улицы, и Слон увидел, как двое мужчин поцеловались у входа в дом. Один вернулся обратно, а другой спустился по лестнице. Мы ехали за ним недолго, пока он не свернул за угол, и Слон, скажем так, предложил ему «покататься». Знаете, как в «Крестном отце», — предложение, от которого нельзя отказаться. Вы меня слушаете?

— Куда вы его увезли? — спросила сестра Маргарет.

— Обратно в Бруклин, в одно место на Ливония-авеню, где никто не мог нам помешать.

— Вы убили его, — догадался я.

Глаза Тайрона расширились, он начал хватать ртом воздух:

— Не я! Я никогда никого не убивал! Это сделал Слон. Сначала он изрезал его на куски, понимаете? — Брайсон увидел по моим глазам, что я все прекрасно понимаю. — Слон заставил нас завернуть его в занавеску для душа, и мы отнесли тело на пустырь возле кладбища Сайпресс-Хиллз. — Улыбка осветила его лицо. — На этом кладбище похоронены разные знаменитые люди. Как звали того парня, который отовсюду сбегал?

— Да, — подтвердил я, — там похоронен Гарри Гудини.

— Точно, он… — Улыбка погасла. — Сначала Слон собирался просто бросить его там, понимаете. Но потом он испугался, что кто-нибудь мог нас видеть, поэтому мы похоронили его. Слон просто убил того человека, а не проучил, потому что был сумасшедшим, вот и все.

— Вы взяли его кошелек?

— Там было всего несколько долларов и тот клочок бумаги с вашим именем. Я сунул их в карман, потому что не хотел, чтобы кто-нибудь еще увидел. Позже тем же вечером, когда Слон высадил нас, Ди сказал мне, что никто его не трогал. Он просто был зол на Слона, потому что тот заставлял его работать в школьном дворе. Он выбросил свою выручку и марихуану в канализацию. Тот человек погиб ни за что. Вот так я оставил при себе вырезку из газеты с вашим именем — для напоминания. Я тогда не знал, кто вы такой. Потом, когда оказался на улице, стал продавать старые книги и журналы по пять центов или даже дешевле. Иногда я читал мои журналы. Знаете, я умею читать, — он разволновался, — я хороший читатель.

Сестра Маргарет обогнула меня и стала гладить Тайрона Брайсона по лицу, но не смогла его утешить.

— Я никогда никого не убивал. Я хочу, чтобы вы это знали. Я никогда никого не убивал. Вам надо сказать семье этого человека, что я ничего не мог для него сделать. Я ведь был мальчишкой.