Хлопнула дверь ванной, и, обернувшись, он очередной раз убедился — все-таки женщина. Потому что она надела юбку и блузку с отложным воротничком. И волосы не заплела, а заколола над ушами. Красивая девушка наша Мэри-Сью, механик и будущий пилот. А глаза невеселые. Что-то там у нее не так с Блюмхартом. И не спросишь. Ладно, адмирал, радуйся, что она совершенно свободна и может пойти с тобой посидеть в кафе в день твоего двадцативосьмилетия.

А чему там радоваться, если она несчастлива.

Не говоря уж о втором поводе.

— Ну, пойдем, — сказал он вслух.

В "Дикой рыбе" половина столиков была свободна — слишком рано. Так что они выбрали темноватый дальний угол. Подскочил официант, подал меню.

— Виски, — сказал Дасти. Вид у него был мрачный.

Мари поколебалась и заказала белое вино.

— За что пьем? — поинтересовалась она, когда перед ними появились стаканы. — За здравие… или за упокой?

Дасти медлил с ответом.

— Что случилось? — спросила она прямо.

— Я сказал тебе: у меня два повода. — Он помолчал еще. — И ты угадала. Один — за здравие. Мое. Мне сегодня двадцать восемь. Другой — за упокой. — И замолк снова.

— Так, — сказала Мари. — Давай по мере поступления. Твое здоровье, Дасти.

Чокнулись. Она пригубила, он в два глотка осушил стакан. Налил снова. Сидел, не поднимая глаз. Пришлось снова тянуть его за язык.

— Кто умер?

— Совершенно чужой человек. И даже более того — враг… только вот паршиво от этого — не могу сказать как.

Вздохнул и уронил наконец:

— Рейхсадмирал Зигфрид Кирхайс.

Мари растерялась. Ну да… она видела его на экране тогда — почти год прошел. Он прилетал на Изерлон для переговоров. С тех пор столько всего было, казалось, не год — лет десять уместилось. Красивый юноша. Говорили, талантливый. Умница. Честный человек и яркая индивидуальность, заметная даже на фоне его гениального друга, вечной головной боли всего Альянса, — герцога Лоэнграмма. Жаль, что он умер так рано… но с чего так переживать Дасти Аттенборо, ни разу с адмиралом не встречавшемуся? Или?..

— Ты его знал? — осторожно спросила она.

— Нет, — ответил Дасти. — Видел один раз… Ну, давай. Не чокаясь.

— Ладно, — недоуменно отозвалась Мари. — Давай…

Сидели, молчали. Мари ждала объяснений, Дасти подбирал слова.

— Вижу, ты не понимаешь, — сказал он, решившись. — Попробую объяснить. Это, конечно, одни догадки… но это был именно тот человек, на которого следовало бы полагаться. Разумный, а что самое важное — спокойный. Я боюсь, Мэй, что вся Галактика потеряла вместе с адмиралом Кирхайсом тормоза. Я боюсь, что Лоэнграмм начнет крушить мебель в галактических масштабах. Говорят, покойный был его близким другом… Что-то у них там назревает.

— Война? — спросила Мари.

— Сумасшедшая война, — вздохнул Дасти. — Просто война у нас сто пятьдесят лет. В последнее время она стала новой войной… но наметились некоторые шансы. То, о чем бессмысленно было говорить с Рейхом Гольденбаумов, можно было бы попробовать обсудить с намечающимся новым Рейхом. И хорошо бы именно с адмиралом Кирхайсом. А теперь — увы… И понимаю я прекрасно, Мэй, что это, в сущности, не мое дело. Но хреново — нет слов. Так что давай еще раз за покойного… и за разум оставшихся в живых.

Мари сдвинула брови.

— А чокаться за это надо или нет, Дасти?

— А черт его знает.

— Тогда разделим тост пополам. Идет? Отдельно за покойного, отдельно за разум. Чтобы не сглазить.

Дасти хмыкнул.

— Я правильно выбрал собутыльника… собутыльницу. Ну… поехали.

Выпили за адмирала Кирхайса. Выпили за разум. Потом выпили еще раз — за то, чтобы будущее было светлее, чем кажется из этого темного угла. Потом вспомнили, что был же и первый повод.

К седьмому тосту Мари усидела наконец свой стакан, а контр-адмирал Аттенборо основательно набрался и забыл о проблемах Галактики. Через какое-то время он обнаружил, что рассказывает о сестрах и племянниках, о папе с мамой и даже о том, как папа посчитал его, Дасти, реинкарнацией дедушки-адмирала и к чему это привело.

— Не так уж и неправ был папа-то, — Мэй улыбнулась, и глаза посветлели, — смотри, ты уже тоже в адмиральском чине. Дедушка-милитарист, небось, тобой гордится из Валгаллы.

— Если дедушка — это я, — глубокомысленно заявил Дасти, — то он гордится мной прямо изнутри меня. Только я почему-то этого не чувствую. Дед, ты где? — он похлопал себя по животу, оглянулся через одно плечо, через другое, потряс головой. — Не отвечает. Прячется… Да ну его… Еще захочет стрелять, а тут мирное общественное место. Как представлю, что он просыпается и вопит: "огонь!"… Думаю, ему хватит. Может, он уже пьян и спит.

"Вот и славно, что спит", — подумала Мари. У нее вдруг возникло странное подозрение, что это дедушка пил за упокой Кирхайса, — вероятно, она тоже слегка окосела. А Дасти — вот он. Язык слегка запинается, но физиономия больше не мрачная, а привычно ехидная.

— Пойдем лучше гулять, — предложила она. — Захотим напоить дедушку — зайдем еще куда-нибудь.

Но дедушку они больше не поили. Бродили по улочкам, разговаривали о пустяках, и Мари не замечала, что все чаще упоминает Райнера и что Дасти, постепенно трезвея, сникает. Когда наконец расстались у жилого блока, она помахала рукой на прощание и побежала домой, ощущая подзабытую легкость на душе. Это потом она сообразит, что сказала контр-адмиралу Аттенборо гораздо больше, чем собиралась. И не поймет, что тем самым прочно переключила его с мировых проблем на проблему совсем другого уровня.

Контр-адмирал, распрощавшись с собутыльницей, вздохнул и побрел к себе, ссутулив плечи. Но причиной уныния были вовсе не судьбы родины. Не твой кусок, парень, — думал контр-адмирал. — И нечего облизыватся. Разговаривать за жизнь — это пожалуйста, на это ты годен. Ну и ладно. Будем дружить, как дружили. А там видно будет. В конце концов, если терпеливо выслушивать девушку, глядишь, однажды она заметит и тебя.

Тут до него дошло, что его-то тоже выслушали.

Да, решено. Дружим.

Он встряхнулся и прибавил шагу.

Изерлон. Первый бой

Если у друга проблемы, не всегда ясно, что делать. Должны ли мы тактично поговорить с ним? Или может лучше оставить его одного? Или позвать кого-нибудь еще на помощь?

Житейские советы

Юлиан Минц лишился родителей в возрасте 12 лет. По программе помощи военным сиротам ему был назначен опекун из офицеров. Так мальчик оказался на воспитании у Яна Вэньли, капитана космического флота Альянса. Тем самым он получил уникальное военное образование из первых рук — от лучшего из известных военачальников последних лет существования Альянса свободных планет — и бесценный боевой опыт.

Чудотворец. — Ян Вэньли в воспоминаниях соратников. — Хайнессен, 5 г. Новой эры

Полный анализ полета шмеля включает множество факторов: угол атаки крыла, его деформацию, действующие на крыло аэродинамические силы и т. д.

Может ли шмель летать. — Сборник "Вековые заблуждения". — Эль-Фасиль, 694 г. к.э.

Мирная жизнь на Изерлоне так же хороша, как и везде. Знаешь, конечно, что живешь на военной базе, но за повседневными хлопотами и маленькими радостями и огорчениями забываешь об этом. Целыми днями не вспоминаешь, что война не кончилась, только затаилась на время. Ходили в кино — как раз шел фильм о приключениях бравого косморазведчика по прозвищу Одинокий Стрелок, называлось — "На диких планетах — VI", но вполне можно было смотреть, и не видев предыдущих пяти, а в главной роли подвизался сам Энтони Краус. Собирались привычной компанией — как всегда, Поплан был неистощим на поводы, а в ноябре снова вспомнил о своей бабушке. Забыл, видимо, что прошлый раз у нее был день рождения в конце мая.

Потом Ивану Коневу стукнуло двадцать девять, шумно гуляли целую ночь. Розенриттеры тоже приняли участие, и майор Блюмхарт пришел, и даже был весел. Мари тоже была весела. При этом они с майором настолько старательно не замечали друг друга, что это надоело даже имениннику, известному своим добродушием. Он никому ничего не сказал, но на следующий день как-то незаметно и непринужденно собрал малый военный совет в составе себя самого и главных затейников Изерлона, Оливера и Дасти.