Ни фига себе, порядки у них тут! А если и меня после завершения работы вот так же — ножом по горлу, и за борт? Ладно, прочь дурные мысли из головы, надо работать. Тем более что эти раненые моряки помогли нам уйти от шведов.

Я доставал из тел пули, куски щепок, ампутировал раздробленные руки и ноги. Устал так, что после того, как прооперировал последнего раненого, едва разогнул спину.

В изнеможении я сел на сундук. Пальцы рук подрагивали от напряжения, сами руки, как, впрочем, и одежда, были в крови. Ё-моё, запасной одеж- ды-то я не взял. Пристанем к пирсу в гавани, сойду на берег — от меня все шарахаться будут, а может, и арестуют — объясните, господин, откуда кровь на одежде?

Хлопнула дверь, и вошёл сам Карстен. Он посмотрел на меня и сказал что-то матросу, который стоял у двери. Сам присел на рундук.

— Лекарь, ты неплохо поработал. Один человек умер, но я и так видел, что он не жилец. И что меня удивило — если оперировал наш медикус, прими Господь его душу, — так тихо на судне не было.

Карстен вытащил из-за пояса небольшой кожаный мешочек и ловко швырнул его мне прямо в руки.

— Не хочешь ли перейти в мою команду? Головорезов у меня хватает, а вместо убитых новых наберу. Судно подремонтирую в порту — и снова в море.

Лицо его вдруг омрачилось. Он вытащил из отворота рукава трубку, взял её в рот и прикурил от свечи. По каюте поплыл ароматный дым. Отвык я уже от вида и запаха табака — гляди-ка, в Европе курят уже вовсю.

— Не хочешь — неволить не буду, только сам подумай: за один удачный рейд денег можешь получить больше, чем за год-два работы до седьмого пота.

— Так-то оно так, только не все эти деньги получат. Почти все раненые, которых я сегодня оперировал, к службе будут негодны. Кстати, а где два других судна — кажется, «Царица Анастасия» и «Весёлая невеста»?

— На дно пошли, — нехотя признал каперский адмирал. — Сегодня удача нам изменила — слишком много сил у шведов было. Да и командовал ими Хенрик Торн, я его вымпел на флагманском фрегате отлично видел. А он хитёр и удачлив.

Вошёл капер, принёс целый ворох одежды.

— Переодевайся, ты на мясника похож, — бросил Карстен и вышел.

Я снял свою окровавленную одежду, примерил принесённые штаны, курточку и рубаху. Переоделся. Посмотреть бы на себя в зеркало, но его в каюте не было. И то — не в дамском же я салоне, а на борту каперского, считай — пиратского судна. Надел на голову смешную шапочку — нечто среднее между беретом и пирожком. Выглядел я, наверное, смешно, но кто его знает, какая сейчас мода за границей — коротенькие штанишки носят или длинные?

Я подпоясался, сунул кошель за пояс и вышел на пушечную палубу. Команда мирно спала, и я поднялся по трапу наверх. У штурвала стояли рулевой и Карстен, сжимавший зубами трубку.

Неяркая луна едва освещала море. Чего они здесь видят? Так и на отмель или островок налететь можно — или они знают эти места как свои пять пальцев?

— Спать иди, медикус, — заметив меня, сказал каперский адмирал. — А хочешь выпить — пей, перекусить только утром можно будет.

Подышав свежим воздухом, я спустился в каюту и улёгся на сундук, благо — крышка его была плоской. Так, интересно — у Карстена из трёх кораблей остался лишь один, да и то здорово потрёпанный. Он что — вновь будет собирать эскадру или забросит каперство? А какое мне до этого дело? Надо поспать.

Вставшее солнце било прямо в лицо. Я продрал глаза. На судне слышалась возня. Я вышел из каюты. Матросы из легкораненых делали на палубе приборку — сбрасывали за борт куски досок, обрывки верёвок, замывали следы крови.

— Скоро в порт придём — надо прибраться, — буркнул Карстен. — На камбузе можно поесть.

Я отправился на камбуз, найдя его по запахам. Кок, который выглядел как бандит самого устрашающего вида, без слов навалил мне в оловянную миску овсянки, сверху припечатал куском солонины и добавил пару сухарей. Не ресторан, конечно, но утолить голод можно. Пока я ел, кок выглянул в иллюминатор и равнодушно сказал:

— Борнхольм проходим.

До меня не сразу дошло — потом сообразил, что остров Борнхольм — это же то место, где базировалась эскадра Карстена Роде. Тогда почему он идёт мимо?

— Куда мы идём?

— Копенгаген, — бросил неразговорчивый кок.

От Борнхольма до Ростока было не так уж и

далеко, от Копенгагена — чуть ли не вдвое дальше. И что теперь — идти и требовать сменить курс? Смешно! Меня запросто скинут за борт, повесив на шею вместо камня мою сумку с инструментами. Придётся плыть с ними — иного выхода не было.

От нечего делать я прошёлся по шхуне — заодно осматривал раненых. Состояние их было вполне удовлетворительным.

Шхуна мне понравилась — конечно, я делал скидку на разрушения, полученные в бою. Видел я раньше пиратские суда — грязь и вонь. Кар- стен же содержал судно в чистоте и порядке. Скорее всего, он держал на судне железную дисциплину, причём держал жёстко — на пушечной палубе я видел парочку плетей. Провинившихся моряков клали на ствол пушки, руки связывали под стволом, и по голой спине боцман или назначенный из приближённых человек наносил отведённое количество ударов. Ещё на английском флоте любили протаскивать провинившихся на верёвке под килем.

В полдень следующего дня корабль причалил к портовой стенке Копенгагена, встав подальше от центра порта. Конечно, кому охота показывать всем изрядно повреждённый в бою корабль?

Команду отпустили на берег — вместе с ней сошёл с корабля и я. Не по душе мне пиратская стезя.

В этот же день мне удалось найти попутный корабль, и к вечеру следующего дня я был в Рос- токе.

Побродив по причалам, я нашёл наши, русские ладьи. Ильи на судне, как и других купцов, не было.

— Все на торгу, — пояснил дежурный.

Я улёгся отдыхать под навесом, на своём месте. Не знаючи города, найти Илью невозможно.

Вечером купцы взошли на судно все вместе — возбуждённые, обсуждающие итоги торгов. Завидев меня, Илья обрадовался.

— Жив! Молодец, что нашёл меня. А чего на тебе за одежда такая — ты же в другой был?

— Пришлось поменять.

— Чудная — здесь не такую носят.

— Знаю, Илья, — мне выбирать не пришлось.

— Не обижайся — это я так, к слову.

Назавтра мы пошли на торг вместе, нагруженные тюками с товаром. Меха продавались бойко, торговал Илья умело, весело, зазывая горожан прибаутками, из которых немчура не поняла и половины.

Распродав товар, мы зашли в местную таверну и поели горяченького, довольно жиденького супчика. А пиво и свиные сардельки оказались хороши.

Проходя мимо кирхи, я обратил внимание на разноцветную мозаику в окнах.

— Илья, — зайдём, поглядим.

— Чего я не видал у этих схизматиков? Церковь- то не наша, не православная.

— Не молиться зову, Илья, — поглядеть на искусство стекольное.

— Ну, разве что так.

Мы вошли, направились к западной стене. Лучи солнца били в разноцветные стёкла и на полу рассыпались всеми цветами радуги. Было необыкновенно красиво.

Илья застыл, сражённый заморским дивом.

— Порадовал ты моё сердце, Юрий, сроду не видывал таких чудес.

— Илья, я ведь тебя не любоваться привёл.

— Чего тогда?

— Ты подойди поближе, приглядись.

Мы подошли, осмотрели мозаику. В свинцовый переплёт были вставлены кусочки разноцветного стекла, образуя рисунок.

— Что-то не пойму я тебя, зятёк.

— Э, Илья. Вот что тебе дома организовать надо. Переплёты делать — не проблема. Как стёкла разноцветные лить — вот вопрос.

— Эка ты задумал! А я всё думаю — чего ты меня сюда потащил?

— Делают ведь люди, и мы сможем. Ты хотел деньги в производство вложить — вот и вкладывайся. Не иди по мостовой, глядя под ноги — крути головой по сторонам.

— Не, не потянем. Мало того что стекло лить надо — так ещё и цветное. Такое только в Венеции делают, я слыхал.

Мы вышли из кирхи в глубокой задумчивости. Я размышлял — нельзя ли перекупить опытного стекольщика, предложив ему неплохое жалованье, или же попробовать самому. Возни достаточно, времени это отнимет много, но и денег можно сэкономить изрядно.