— Нет, сделай глоток!

— Тогда я не смогу оперировать.

Густав заколебался, потом отпил сам. Пять минут все стояли и смотрели на него. Ничего не произошло, да и не могло произойти.

Юхан протянул руку, взял серебряную мерку с настойкой, выпил. Через некоторое время речь его стала замедленной, затем он впал в забытьё. Я уколол его кончиком скальпеля. Реакции нет.

Мы тщательно вымыли руки — я просто-таки искупался в водке, протерев обнажённые руки до плеч и приказав Рику сделать то же самое, обтёрли живот Юхана водкой. Пора приступать.

Я осенил себя крестным знамением, Рик шептал слова молитвы. Думаю, при неблагополучном исходе он рисковал не меньше меня.

Я собрался, сделал разрез кожи.

Рик больше смотрел за ходом операции, чем помогал — да и шут с ним.

Когда я нащупал камни в воспалённом желчном пузыре, от сердца отлегло. Не ошибся всё-таки я с диагнозом. Медицина — не та область, где всё предсказуемо. Это сплав знаний, искусства, интуиции и немного — удачи. Да и интуиция основывается на опыте — сыне ошибок трудных. Как говаривал один мой знакомый хирург: у каждого врача — своё кладбище.

Дальше уже было проще — прошил, перевязал, отсёк, убедился, что нигде не кровит, осушил, опять ушил. Всё. По моим прикидкам, ушло часа полтора-два.

Рик стоял и глядел на меня во все глаза.

— Я потрясён. Как просто и изящно! Но какой труд и какие знания за этим стоят!

В это время за моей спиной раздался грохот. Мы оба от неожиданности подпрыгнули, обернулись.

Это упал на пол Густав, глотнувший настойки. От нервного напряжения мы громко расхохотались. В дверь комнаты заглянул обеспокоенный слуга и тут же скрылся.

Мы вымыли окровавленные руки, перевязали пациента.

— Где будет находиться король?

— Как — где? В своей опочивальне.

— Но после операции я должен периодически его навещать, осматривать.

— Мы будем это делать вместе.

Рик выглянул за дверь, отдал распоряжения. Два вошедших здоровенного роста охранника из рейтаров вначале унесли бесчувственного Густава, потом вернулись вчетвером и с носилками. Они бережно переложили короля со стола на носилки и вышли.

— Ну, коллега, операция прошла успешно — даже лучше, чем я мог ожидать. Поверь, я видел в жизни многое и думал, что меня нельзя удивить. Оказалось — можно! Я иногда бываю у коллег в Париже, Копенгагене, Лондоне, но уверяю — весь их снобизм — жалкие потуги по сравнению с твоим мастерством. Не туда я ездил. А почему я раньше не знал, что в Московии столь высока хирургическая школа?

Я пожал плечами.

— Вы все считаете, что мы дремучи, по улицам ходят медведи и мы пьем водку из лаптей.

Рик оживился.

— Кстати, о водке. Густав доставил самую лучшую, и много. Не распить ли нам немного?

— Не откажусь.

— Вот и славно.

Мы уселись у стола, который, можно сказать, ещё не остыл от королевского тела, Рик разлил спиртное по маленьким стеклянным рюмкам. Тост подняли за успешное завершение операции, за знакомство. Тосты следовали часто, а закуски не было. Когда я почувствовал, что захмелел, решительно перевернул рюмку.

— Всё, надо немного отдохнуть — ночь будет беспокойной.

— Как хочешь, коллега.

Рик налил себе ещё рюмку, выпил. Посидел пару минут за столом и упал на него лицом. Ни фига себе — помощник! Случись сейчас что — надежды на него нет. Хоть бы меру знал и пить научился.

Я поднялся и вышел в коридор. У дверей стоял слуга. Я показал пальцем на себя, потом сложил руки у щеки, показав, что хочу отдохнуть. Слуга улыбнулся и пошёл вперёд. Я двинулся за ним. Какие же здесь запутанные коридоры! Сам бы я никогда не нашёл дорогу в отведённую мне комнату, тем более что был под хмельком.

Вздремнув пару часов, я пошёл проведать короля. В его опочивальне находился и Густав. Он сидел в кресле с потерянным видом и облизывал пересохшие губы.

Я осмотрел короля — повязка немного подмокла, но так и должно быть. На щипки монарх уже реагировал — видимо, скоро придёт в себя.

Всю ночь я каждые два-три часа бегал из своей комнаты в королевские покои. Утром монарх, измученный операцией, уснул глубоким сном.

Прилёг и я. Вероятно, здоровье у короля было неплохим, так как выкарабкивался он довольно быстро.

Через неделю я уже снял швы. Чувствовал себя Юхан неплохо, и я дал рекомендации о диете на ближайшее время.

Мы с Густавом вышли, и он потянул меня по коридору к казначею.

— Назови свою цену!

— Смотря в чём будете платить.

— Шведские золотые далеры устроят?

— Вполне. Пятьсот монет.

Густав вытаращил на меня глаза.

— Не многовато?

— А разве можно оценить жизнь короля дешевле? Если бы он умер, я лишился бы своей головы, а я ценю её значительно дороже.

Густав приказал казначею что-то по-шведски, мне отсчитали пятьсот монет и сложили их в кожаный мешочек. Я поставил свою подпись под какой- то бумагой, удостоверившись, что там фигурирует именно пятьсот далеров. В принципе, меня здесь уже ничего не держит.

— Юрий, спасибо, что откликнулся на мою просьбу и спас жизнь королю. Можешь собирать вещи, возок уже у подъезда.

— Ты забыл ещё одну вещь, Густав!

— Не может быть.

— Ты обещал доплатить ещё столько же, если всё пройдёт хорошо.

Густав немного смутился.

— У меня сейчас нет таких денег — я не ожидал, что цена окажется столь велика.

— Густав, на Руси слово дворянина и купца — гарантия. Представь, что завтра заболеет сын короля, или фельдмаршал, или ты сам. Как думаешь, я тебе поверю на слово?

Я повернулся и пошёл в свою комнату. Там собрал вещи и инструменты, вышел во двор, уселся в уже знакомый возок, и мы тронулись в обратный путь. Только Густава с нами уже не было.

Теперь ехали медленнее, коней на ямах не меняли, останавливаясь на постоялых дворах да на мызах. Возвращение домой растянулось на десять дней, страшно, до зуда в теле хотелось помыться. Гордятся шведы своей культурой, превосходством над русскими, а сами провонялись, не моются по полгода.

Но чем ближе мы подъезжали к России, тем больше мне не нравилось поведение форейтора, что правил четвёркой лошадей, и сопровождающего стража в ливрее под суконным тулупом на запятках возка. Они бросали на меня исподтишка осторожные взгляды, как бы оценивая, чего я стою как противник.

Скалистая местность перешла в равнину, осталось ехать всего день, а может — и того меньше. Я решил действовать по принципу «кто предупреждён, тот вооружён».

В возке, без посторонних глаз раскрыл сумку с инструментами. Для отпора, пожалуй, могли сгодиться скальпель да ампутационный нож. Лезвия у них поменьше, но зато узкие, без гарды. В ближнем бою они почти бесполезны, учитывая, что мой вероятный противник в толстой зимней одежде. Но не зря же я учился метать ножи. При удачном броске и попадании в глаз или кадык можно рассчитывать на успех. Я сунул оба инструмента в рукава.

Около полудня мы остановились. Сквозь мутноватое слюдяное окошко возка ничего толком разглядеть было нельзя, и я решил выйти. Скорее всего — время обеденное, остановились у постоялого двора.

Я открыл левую дверцу, шагнул от возка, зацепился валенком за полозья, споткнулся. Это меня и спасло. Мимо моей головы со свистом пронёсся тесак, но сбил только шапку, не зацепив головы. Я мгновенно вытряхнул из рукава скальпель и с силой метнул его в лицо стражу. Швед взвыл, схватился за лицо, сквозь пальцы потекла кровь.

Я резко обернулся к форейтору. Видимо, он всецело полагался на стража: как же — лекарь, оружия при себе нет — чего напрягаться? Подобного рода поворота событий он не ожидал, и теперь, путаясь в застёжках, пытался расстегнуть суконный тулуп. Скорее всего, на поясе у него было какое-то оружие.

Я вспрыгнул на облучок саней, вытряхнул из рукава ампутационный нож и приставил его к горлу ездового. Тот замер, испуганно хлопая ресницами.

— Вы чего? Какой комар вас укусил?

— Чего напали?

— Густав, — проблеял перепуганный форейтор.