Артем продолжал:

— Еще Жарков хорошо разбирается в электронике и в радиотехнике. Он знает маги всех классов и фирм. И дома у них коллекция книг и камешков.

Они стояли у яркого подъезда огромной гостиницы, стеклянные двери-вертушки работали безостановочно: люди входили, выходили, смеялись, весело переговаривались.

В центре города позднее время почти не чувствовалось, было много света и тихих, каких-то скользящих красок, Подходили и мягко катили дальше троллейбусы, машины, до ночи не иссякал людской поток. Только очень поздно жизнь здесь ненадолго замирала, чтобы через считанные часы вспыхнуть с новой силой. И ночь здесь была звонкая, настоянная на звуках.

Сегодня у Князя был неделовой вечер. «Фирма» отдыхала. По правде сказать, деловые вечера теперь выгадали все реже — уж очень бдительными стали дружинники, иногда неожиданно вмешивались прохожие, догадавшись о торге, стыдили:

— И не совестно честь и достоинство менять на тряпки?

Компаньоны вяло отругивались.

— Значит, Инесса не знает, кто такой этот Жарков? — как бы подвел итог методичный Марк Левин.

— Она ведь нам кое-что должна, не так ли? — спросил Артем.

— Да, девочка в долгах как в шелках, — подтвердил Марк.

— Вот и пусть потрудится...

МИР ОБРЕТАЕТ РЕАЛЬНОСТЬ

Туман рассеивался чаще, и тогда все вокруг становилось светлым, предметы приобретали очертания, а мир — реальность.

Андрей теперь точно знал, что он лежит в больнице, его голова туго перебинтована, и становится больно, если пытаться ее повернуть. Он видел только белый-белый потолок, еще часть комнаты слева и справа от себя — ровно столько, сколько можно увидеть, оставаясь неподвижным.

Андрей неожиданно для себя обнаружил способность приспосабливаться к неподвижности.

Иногда над ним склонялась девушка в белой шапочке, под которую были упрятаны волосы. Она давала ему какие-то таблетки, с ложечки поила микстурами, кормила, влажными салфетками протирала губы, глаза — все, что не было закрыто бинтами.

— Меня зовут Аня, — сказала она весело, когда Андрей стал воспринимать окружающий мир.

Андрей пошевелил губами, но ответить ей так и не смог. Он прикрыл и снова открыл глаза в знак того, что слышит ее и понимает.

— Вот и отлично, — обрадовалась Аня. — И не надо стараться разговаривать, вам нельзя. Я сейчас позову Людмилу Григорьевну.

Андрей слышал, как вошла женщина, которую Аня называла почтительно Людмилой Григорьевной, и обрадовался — мир вокруг него становился понятнее.

Очень мешал неясный шум в голове, он был ровным и постоянным. Андрей пробовал пошевелить ногами и руками — это удалось, только руки-ноги казались чужими, тяжелыми. И часто путались мысли, обрывались, едва возникнув.

Поэтому он и обрадовался, когда впервые подумал четко: «Вот вошла Людмила Григорьевна».

Людмила Григорьевна тоже обрадовалась, когда увидела, что Андрей ее понимает. Она сказала удовлетворенно:

— Ну вот, наши дела пошли на поправку. Я ваш лечащий врач, и меня надо слушаться. Вы уже, очевидно, сообразили, что находитесь в больнице. Не скрою, вам было плохо, но сейчас гораздо лучше. Вы и сами это чувствуете, не так ли?

Андрей сомкнул веки.

— Прекрасно, — профессионально бодро продолжала Людмила Григорьевна. — Мы надеемся, что через несколько дней вы сможете уже немного говорить. Совсем немного... Вы смогли бы и сейчас сказать несколько слов, но на это уйдут силы, которые необходимы для другого — перебороть болезнь. Поэтому не старайтесь что-то спрашивать. Привыкните к мысли, что вы тяжелобольной и вам обязательно необходимо выздороветь. Я ясно говорю?

Андрей снова сомкнул веки.

— Очень хорошо. Лежите, отдыхайте, полный покой, я еще раз подчеркиваю — абсолютный покой.

Она помолчала и добавила:

— Я знаю, вас волнует, что же произошло, как вы очутились у нас?.. На вас неожиданно напали, очевидно, хулиганы. А теперь думайте только о том, как побыстрее подняться...

Она отдала распоряжения Ане, какие-то лекарства отменила, другие назначила.

Когда врач ушла, Аня сделала ему укол, от которого шум в голове уменьшился, но захотелось спать, глаза буквально слипались.

Аня сказала:

— Я сейчас возьму вашу руку, вот взяла, чувствуете? Молодец... Чуть ее сдвигаю, вот здесь шнур. Если вам станет хуже или что-нибудь понадобится, вы его потяните, и я услышу звонок или увижу светящийся сигнал. А теперь попробуйте самостоятельно... Отлично, все получилось... Я ухожу, а вы спите.

Аня выключила свет, и в комнате стало темно. Но теперь темнота не тревожила Андрея, он знал, как она возникла, и поэтому отнесся к ней спокойно.

КРЕДИТ БЕЗ ОБЕСПЕЧЕНИЯ

Инна работала в той же больнице, в которую доставили Андрея Крылова. Она приходила к восьми утра, занималась с несколькими группами больных лечебной гимнастикой. Продолжительность занятий зависела от того, чем болен человек. Иногда десять минут, иногда пятнадцать-двадцать. К трем часам она уже свободна. Дальше начиналась другая жизнь, для себя. Работа была для Инны обременительной повинностью, и она обычно ждала окончания рабочего дня со страстным нетерпением, ибо именно тогда, как любила говорить близким друзьям, начинала дышать.

В это утро, как и всегда, она сделала зарядку, приняла теплый душ. Инна очень следила за своей внешностью, ибо считала, что только серенькие дурочки надеются на случай, — удачу ловят за хвост и держат покрепче. Надо уметь постоянно быть в форме, обворожительно улыбаться, и придавать глазам таинственный блеск. Инна со знанием дела подбирала для себя косметику, но не злоупотребляла ею, так как интуитивно чувствовала, что секреты обаяния заключены не в яркой помаде и подсиненных глазах — зрелые мужчины не любят то, от чего порою в восторге мальчики.

«Мальчиков» она презирала — что они могли предложить ей, кроме примитивного остроумия и темноватых подъездов?

И она решила иметь дело только с солидными людьми. Подружкам — когда они еще у нее были — обстоятельно объясняла, что в современный век нельзя терять время на бытовые мелочи — пусть об этом позаботятся другие, надо только уметь их найти и приставить к себе. Ей казался серьезным, положительным и немного романтичным бывший муж — он так красиво говорил! И обещал если не золотые горы, то серебряные — это точно. Приехал из своей Сызрани якобы по приглашению работать в театре, где его ждали, вот только должны были избавиться от бездарного исполнителя главных ролей. И тогда... Выглядел он импозантно, взгляд у него был бархатный, внимательный. На свидания никогда не приходил без цветов. Миленький букетик фиалок весной, первая в сезоне роза — дорого не то, что дорого, а внимание... Инну называл своей звездой надежды, а любовь к ней — небесной. У Инны сладко щемило сердце, она уже видела себя в мечтах женой блистательного актера, может быть, даже народного. Премьеры, гастроли, банкеты, поездки за рубеж... Она всегда рядом с ним, помогает ему советами, у нее ведь безукоризненный вкус и такт.

Он был старше ее на двенадцать лет, и это тоже льстило. Не чета юнцам, вертевшимся возле Инны в баре «Вечернем». Там они и познакомились, он туда случайно зашел, потому что надоели шумные рестораны, захотелось отрешиться от забот, побыть среди молодежи. В своем театре он пользовался успехом именно у молодых зрителей — так он объяснял потом. Очевидно, впопыхах забыл сказать, что театр был самодеятельный, маленький, и, как потом выяснила дотошная Инна, ее герой был вынужден спешно покинуть его из-за постоянных склок и влюбчивости в молоденьких актрис.

В баре он подошел к ней, очень просто представился и сказал:

— Почему вы здесь? Вам надлежит быть на старинной даче, возлежать у камина на пушистых шкурах, смотреть на огонь и читать стихи раннего Блока...

Это было неожиданно, забавно и приятно.