Дома известие о пропаже пса было встречено гробовым молчанием. Все его страшно любили за смешной, хотя и сварливый, норов, за ревнивость и мелкий подхалимаж, за остроумие, наивную хитрость и бесстрашие. Даже кот, похоже, загрустил.

Я ушел в свою комнату и там думал о Тамке. Я вспоминал, какой это был смешной щенок. Среди своих четырех братьев он первым начал лаять, а ведь вообще-то бультерьеры молчуны, они и в бой-то кидаются только с рыком. Мы сначала хотели взять щенка тигрового окраса, но этот белый покорил нас своими умными глазками и тем, что бесстрашно пошел к отцу на руки, а потом так нежно прижался к нему, что уж больше никого, кроме него, взять было просто невозможно. Потом его воспитывал Тимофей, и Тамка ходил с исполосованной физиономией. С возрастом он научился отгонять Тимофея от плошки, и теперь кот ест отдельно, но во всех остальных случаях Тимофей остался за старшего. Он может сесть посреди коридора и нагло умываться, мешая булю пройти, а несчастный пес будет только стоять в нерешительности и жалобно скулить. Теперь уж этого не увидишь…

А сколько мы с этим псом намучились! Он долго пытался занять достойное место в семье, хотел быть самым главным и самым любимым, а добивался своего, как и полагается булю, зубами. Причем и любить-то его все должны были так, как он этого хочет. Если пес ласкался, нельзя его было оттолкнуть — обижался и мог даже тяпнуть. Зато когда Тами хотел спать, то его не то что запрещалось погладить, мимо нельзя было пройти без того, чтобы он не обругал тебя сварливым ворчанием. Некоторое время все ходили покусанные, не одну палку пришлось обломать об его мускулистую спину. И все равно любили его все…

Перед сном отец зашел ко мне и долго расспрашивал, как пропал Тами и как я его искал. С расстройства я не утаил ничего, вкратце рассказав даже о Светке. Отец, выслушав, ласково похлопал меня по колену, мы сидели рядом на моей кровати, затем поднялся и молча вышел из комнаты. Я знал, что он так дело не оставит, он будет искать Тами, но и я не хотел сидеть сложа руки.

Глава XI

РЫБАКИ ЛОВИЛИ РЫБУ, А ПОЙМАЛИ РАКА…

Утром я первым делом отправился в Митяево опять самым ранним автобусом и развесил, где только мог, еще с вечера заготовленные объявления. Затем побродил вокруг села и по его улочкам, всячески кликая пса, и, лишь не добившись никакого результата, на том же автобусе поехал домой. Надо было спешить встретиться с Козиновым и передать ему нужные сведения. В принципе, за вчерашний день я так или иначе узнал все, о чем он просил. И когда рабочие день начинают, и когда заканчивают, и когда обедают, и как строящиеся дачи охраняются по ночам. Забыл я только сделать главное — предупредить об опасности Светкиного отца.

На пляж я добрался на велосипеде к одиннадцати. Компания Козинова уже была в сборе. За столиком сидели все знакомые мне лица и еще один уже немолодой мужик.

— О, вот и Саня, легок на помине! — приветствовал меня Козинов. Все взгляды обратились к моей персоне. — Ну как, — продолжал Козинов, когда я взял стул и присел рядом с ними, — что скажешь?

— Я все выяснил, как ты просил.

— И что?

Дальше я в подробностях описал распорядок рабочего дня строителей. Козинов помолчал, значительно переглядываясь с окружающими, потом откинулся на спинку стула.

— Спасибо, Саня, ты молодец…Надо только аккуратно, чтобы комар носа не подточил, — продолжил он, обращаясь уже не ко мне, а к окружавшей его свите.

— Может, еще сам сходишь, Сереж, переговоришь с ним? — подал голос новообъявившийся мужик.

— Куда сам, Петрович? — невесело усмехнулся Козинов. — На меня тут чуть убийство не повесили митяевское, а ты — сам.

— Это с крайней дачи, что ль? — удивился Петрович. — Это как?

— А вот так. У меня с Коломенцевым дела были, ну, мои дела — неважно… Я к нему накануне-то убийства приезжал разговаривать вместе с Витьком. Там гостей был полон дом. Машинами весь двор заставили. Он ко мне вышел, пошли с ним к речке, поговорить, там где он обычно по утрам купался. А я еще две бутылки "Кеглевича" взял. Хорошая водка, такая вкусная, израильская, по рецепту из России. Я ж не знал, что у него сбор будет. Ну, одну мы с ним выпили, там же на берегу. Обо всем договорились, все уладили, и он меня в дом к гостям повел. Я потом вскоре уехал, так, для приличия посидели. А затем мы два дня у Юрка на свадьбе гуляли, ну, там дым коромыслом. Ни до чего было. После второго-то дня пару часов только поспали под утро. Потом встали — опохмелиться нечем, все выпили, а до фига было. Мы с Витькой вышли, не знаю, сколько уж времени тогда было, только рано, все закрыто, и, поверишь, в наличности ни рубля нет, один только стольник долларов. А что с ним тут поутру сделаешь? Да и закрыто еще все. А опохмелиться — во как надо! — Козинов провел ребром ладони по горлу. — Думали, думали, ну, Витька и придумал. У, гад! — Козинов шутливо замахнулся на Виктора, а тот шутливо-испуганно прикрыл голову обеими руками. — Слышь, Петрович, что этот гад вспомнил. "Ты, — говорит, — "Кеглевичей" сколько брал?" Я говорю: "Когда?" — забыл уже. Он говорит: "Коломенцеву". Я вспоминаю: "Две". — "А на берегу мы сколько выпили?" Я говорю: "Одну". И тут я вспомнил, вторую-то я охлаждаться в реку сунул, прямо в ил воткнул. Ну, мы тут же на колеса и туда. Я сбегал, точно, стоит родимая под кустами. А Коломенцева уже пришили, и в доме у него менты сидели. Машину-то мы сдуру прямо у него перед воротами остановили. Потом меня три раза вызывали, мурыжили, да и их тоже, — Козинов кивнул на компанию. — Хорошо еще, все соседи подтвердили, что мы у Юрка гуляли, не отлучались. Вот так, понял? А ты говоришь: "сам".

— У вас паренек не перегрелся? — спросил вдруг Петрович, указывая на меня дымящейся сигаретой.

Козинов глянул на меня.

— Сань, ты чего? Плохо?

— Да нет. С чего ты взял?

— Иди окунись, как рак красный сидишь.

Будешь тут, как рак вареный, когда "рыбаки ловили рыбу, а поймали рака"… Это ко мне относится, точно Лыка сказал. Покраснеешь тут. Я себя таким болваном тогда чувствовал. Убийцу выслеживал чуть ли не месяц, а он, оказывается, просто пьяница!

Я прикинулся, что мне, и правда, очень жарко, и пошел купаться.

На сей раз я купался дольше, чем обычно, охлаждался, приводил чувства в порядок. А когда вылез, вернулся к столику, меня беспокоили еще два дела.

Первое дело не выгорело сразу. Потому что, когда я вернулся с пляжа, Петрович уже ушел, а без него узнать, какую карательную акцию и в какие сроки Козинов со своей бандой планирует против Светкиного отца, не представлялось никакой возможности. Меня к такой информации не допускали. Можно было только подслушать что-нибудь из разговора. Но разговор, как видно, уже состоялся, раз заказчика за столом не было.

Мне оставалось только в общих чертах предупредить Светкиного отца о возможных неприятностях. Так что я попрощался с компанией, сел на велосипед и поехал снова в Митяево. Тем более что и второе дело ожидало меня там же, и называлось оно "Дело о пропавшем бультерьере".

По дороге я заскочил домой и осведомился у мамы, не было ли телефонных звонков по поводу найденных собак. К сожалению, не было. Сидеть на месте я не мог, бездействие хуже всего, но мама усадила меня обедать, и до Митяева я добрался уже часа в четыре.

На сей раз, к счастью, я застал Светку дома. Но папаша ее был на работе, то есть где-то мотался на своей машине. Я решил дождаться его во что бы то ни стало.

Весь остаток дня мы провели вместе со Светкой. Ходили купаться, и с нами купалась ее рыжевато-коричневая Ксюша. Такса очень любила плавать, в отличие от моего бультерьера. Светка ей бросала в реку палку, а та кидалась в воду, погружаясь с ушами, и гордо возвращалась назад с добычей. А я смотрел на эту жизнерадостную псину и опять вспоминал Тамерлана. Потом мы гуляли втроем по реке и по улицам Митяева, а я все прислушивался, не донесется ли откуда-нибудь знакомого басовитого лая, но все было