Ах, Жан-Луи! В одном я уверена: «Если ты и догадывался о чем-то, то у тебя хватало благородства простить меня»
Я сидела у его постели до утра. Затем позвонила в колокольчик. Его звук означал, что мне нужна помощь.
Первой на сигнал тревоги явилась Мадлен Картер. С волосами, заплетенными в две косички и завязанными розовыми бантиками, она выглядела бледнее, чем обычно.
— Мой муж ночью скончался, — сказала я. Мадлен взглянула на Жан-Луи и побледнела еще больше. Закрыв глаза, она шевелила губами, будто молилась.
— Пойду и постараюсь найти кого-нибудь, чтобы вам помогли, — сказала она.
— Наверное, стоит прежде всего позвать доктора, — ответила я.
Мадлен поспешно удалилась, и мой взгляд остановился на бутылке с опием, которую Жан-Луи оставил на столе. Я взяла ее, унесла в гардеробную и спрятала в буфет.
Мне стало намного легче, когда я увидела Чарльза.
Он вбежал в комнату и, задержавшись на миг у двери, подошел к постели. Постоял мгновение, глядя на Жан-Луи. Затем взял его руку, подержал немного в своей и закрыл ему веки.
— Он мертв уже несколько часов, — сказал он.
— Да, — ответила я.
Чарльз близко наклонился к его лицу и потянул носом воздух.
— Чарльз, — сказала я, — он сделал это сам. Он достал бутылку из шкафа.
— Я так и подумал…
— Я держала ключ в секретном ящичке, но он знал об этом. Это нетрудно было вычислить. Ночью он пришел в комнату, нашел ключ и достал бутылку… Накануне он разговаривал со мной и сказал, что это самый лучший выход. Я просила его не говорить так, но, видимо, идея засела в его мозгу.
— А где бутылка?
— Я убрала ее в шкаф.
— Принеси-ка мне ее.
Я принесла ему бутылку, и он посмотрел, сколько в ней лекарства.
— Когда ты получила ее от меня? Два дня назад? О, Боже, такой дозы хватило бы на то, чтобы убить трех человек…
— Чарльз, он этого хотел. Он больше не мог терпеть боли.
— Сепфора, — Чарльз казался очень спокойным, — запомни, об этом никто не должен знать. Нам нельзя допустить разговоров о том, что он принял слишком большую дозу опия…
— Которую дала ему я… Чарльз, ты не думаешь, что это я убила его?
— Конечно, нет. Мне понятно, как это случилось.
— И все же можно сказать, что это сделала я. Он хотел покончить с собой, а я не помешала ему. Разве это не убийство? Мало того, что я неверная жена, я еще и убийца.
— Прошу тебя, замолчи. — Чарльз быстро осмотрелся по сторонам. — Ради Бога, будь осторожна. Может случиться так… Нет, лучше не думай об этом. Жан-Луи мертв. Жизнь превратилась для него в сплошную муку. Он страдал от ужасной боли, и это ослабило его сердце. Он умер от сердечной недостаточности. Этого следовало ожидать.
Мне хотелось, чтобы Чарльз обнял и успокоил меня.
Он печально посмотрел на меня:
— Нам нужно быть осторожными на некоторое время…
Жан-Луи похоронили в Эверсли, в каменном склепе. На похороны пришло много народу. Его любили.
— Бедняга, — говорили селяне, — он так страдал! Но Бог дал ему легкую смерть.
Легкая смерть. Можно было думать и так.
Теперь я почти не видела Чарльза. У меня теперь не было необходимости ездить к нему за снадобьем. Иногда я встречала его в Эндерби, и мы разговаривали урывками. Об интимных свиданиях не могло быть и речи. Казалось, мы утратили вкус к любви.
И все же мы договорились о встрече в лесу.
— Мы обязательно поженимся, — сказал мне Чарльз. — Я всегда хотел этого, но придется ждать не меньше года. И никто не должен знать о том, что было между нами.
Сейчас меня беспокоила Лотти. Она ужасно тосковала по Жан-Луи. Я еще никогда не видела ее такой унылой. Хэтти призналась мне, что она перестала навещать се детей. Я поговорила с Изабеллой, и та сказала:
— Ты знаешь, Лотти нужно чем-то заинтересовать. Почему бы не позволить ей потрудиться в больнице? Чарльз говорит, что у них не хватает работников. Дело-то несложное: застилать постели, разносить еду, ну и все такое. Если хочешь, я поговорю с Чарльзом.
— Пожалуй, это хорошая мысль, — согласилась я.
Вскоре Лотти и мисс Картер начали через день посещать больницу.
Мне показалось, что это пошло Лотти на пользу. Ей понравилась работа в больнице, и она без конца рассказывала мне о молодых мамочках и об их крошках.
Приходили письма из Клаверинга. Моя мать и Сабрина грозились приехать в Эверсли, как только улучшится погода, и приглашали меня побывать у них.
И каждый раз было отдельное письмо для Лотти. Она хватала его и убегала в свою комнату, а когда выходила из нее, глаза ее странно блестели. Она выглядела старше своих лет, но все равно ей было еще рано получать какие бы то ни было письма.
Медленно тянулись дни. Я существовала в каком-то полузабытье. Я заполняла жизнь мелкими заботами, твердя себе, что время все лечит.
«Через год мы с Чарльзом поженимся», — уговаривала я себя. Он правильно сказал, что нам следует попытаться забыть прошлое и начать новую жизнь.
В один дождливый мартовский день я сидела в холле, и неожиданно появилась Лотти вместе с Мадлен Картер. Они вернулись из больницы, сильно промокнув по дороге.
— Ну-ка снимайте с себя мокрую одежду, — сказала я.
— Погоди, мама, успеется, — возразила Лотти.
— Что значит — успеется? — удивилась я.
Мы поднялись вместе в ее комнату, и, пока она стаскивала с себя куртку для верховой езды и юбку, я открыла ящик комода, чтобы найти ей сухое белье.
Она стояла передо мной обнаженная, с золотой цепочкой на шее. Я хорошо знала эту цепочку, это был мой подарок. К цепочке было прикреплено кольцо. Это меня поразило. Кольцо, да еще какое: с большим сапфиром в форме квадрата в обрамлении маленьких бриллиантов.
Я взяла кольцо в руку, чтобы рассмотреть получше.
Лотти слегка покраснела.
— Я помолвлена, мама. Это мое обручальное кольцо, — сказала она.
— Помолвлена? Девочка ты моя, вспомни, сколько тебе лет.
— Мама, я взрослею с каждым днем, и, как только мне исполнится шестнадцать, я выйду замуж.
— Лотти, что ты такое говоришь? Кто подарил тебе это кольцо?
— Красивое, не правда ли? — спросила она. — Мы ездили в Лондон и выбрали его вместе.
— Вместе с кем? — спросила я. — Да кто же он? Она вызывающе посмотрела на меня:
— Ты удивишься.
— Ну, говори же, — сказала я. — Это Дикон.
— Дикон?!
У меня голова пошла кругом.
— Я знала, что ты удивишься. Он велел мне никому не говорить. Поэтому я и ношу это кольцо на цепочке, а не на пальце.
— Дикон? — повторила я. — Бред какой-то…
— Это почему же? — резко спросила Лотти.
— Так он ведь взрослый человек…
— Но еще не старик. Терпеть не могу глупых мальчишек. Дикон всегда будет молодым. Он всего на десять лет старше меня. Это пустяк.
— Ты должна вернуть это кольцо обратно, — потребовала я.
— Ну уж нет.
— Прекрати эти глупости.
— Ну как же, мамочка? Если двое любят друг друга, разве можно считать это глупостью?
— Как ты не понимаешь?
— Я все понимаю, мамочка. Ты считаешь меня ребенком. Тебе хотелось бы, чтобы я так и оставалась маленькой девочкой. Это позволяет тебе чувствовать себя молодой. Матери все такие.
— Нет, Лотти, нет, — сказала я. — Кто угодно, только не Дикон.
— Но почему? Почему ты не любишь его? Все Другие любят. Бабушка и тетя Сабрина считают, что это будет так здорово, если мы поженимся. Они сказали, что я счастливая девочка. Мы даже устроили по этому поводу небольшой праздник. Мамочка, ну что ты так расстраиваешься? Рано или поздно это должно было случиться. Люди женятся. Это не изменит наших отношений. Они будут такими же, как и были.
Я онемела, меня охватил ужас.
Лотти переоделась в сухое белье, сняла кольцо с цепочки и надела его на палец.
— Теперь нет смысла прятать его, — объяснила она. Мне нечего было сказать ей. Я обняла ее и прижала к себе. Она восприняла это так, будто я даю согласие на их брак.
Вернувшись в свою комнату, я написала Дикону письмо: