Опять жалкие гроши… Все антропологические и этнографические коллекции заложены и перезаложены, перешли в руки батавских и сингапурских кредиторов. Сумма общей задолженности выросла во внушительную цифру — 10 тысяч флоринов. (Одна лишь экспедиция на Папуа-Ковиай обошлась в тысячу флоринов. 150 фунтов стерлингов съели две экскурсии по Малакке.) Растут проценты, петля затягивается все туже и туже. И если даже Маклай умрет, его головой волен распоряжаться лишь представитель фирмы «Думмлер и K°». Еще не так давно Николай Николаевич с горечью восклицал: «Мне иногда приходит на ум тяжелая мысль, что я живу на счет сестры и матери!» Но сейчас даже на помощь матери нельзя рассчитывать: совершив неудачную покупку имения Екатерина Семеновна влезла в неоплатные долги. За два последних года он не получил из России ни гроша. Жил близ Бейтензорга в развалинах какого-то дома.
На Яве Миклухо-Маклай не находил себе покоя. Из Богора он переехал в кампонг Эмпанг, из Эмпанга в Батавию, из Батавии в Шерибон. В полтора месяца, диктуя свои записки по шести часов кряду каждый день, он подготовил к печати семь работ.
Но это была лишь короткая передышка в страннической жизни. И эта передышка тяготила Маклая.
Он вынашивал в голове новый грандиозный план: любой ценой вернуться на берег Маклая! Опередить англичан, встать между ними и мирными папуасами… Он изучал право и сумеет защитить своих друзей от гибели.
«Я надеюсь, что общественное мнение всех честных и справедливых людей будет для моего дела достаточным покровительством и охраною против бесправных притязаний правительств и против несправедливых и насильственных поступков разных европейских эксплуататоров и искателей обогащения и личных выгод всеми средствами и путями», — написал он Мещерскому.
Миклухо-Маклай замыслил объединить всех папуасов восточного побережья, сплотить разрозненное население берега Маклая в одно политическое целое и создать Папуасский союз, который смог бы защищать свою независимость. Он даже подготовил телеграмму в газету «Голос» с заявлением, что «Папуасский союз на берегу Маклая желает остаться независимым и будет до крайней возможности протестовать против европейского вторжения».
Маклай прочно встал на путь политической борьбы, отложив на время свои научные изыскания. Ему нужна была опора, но на всем Ост-Индском архипелаге не значилось ни одного русского консула.
Явившись к Хендрику-Яну Анкерсмиту, Миклухо-Маклай сказал:
— Вы назначаетесь русским консулом в Батавии. О формальной стороне дела я позабочусь.
Анкерсмит с радостью принял назначение и обещал всеми силами и возможностями защищать права русских граждан на архипелаге.
— В первую голову вы будете защищать мои права…
18 февраля 1876 года Миклухо-Маклай, так и не дождавшись ответа от Петра Петровича Семенова, на небольшой торговой английской шхуне «Морская птица» отправился в долгое плавание к берегу Маклая.
По пути следования он посетил острова западной Микронезии и северной Меланезии: Целебес, Гебе, Яп, Пелау, Адмиралтейства, Агомес.
Задержись Маклай в Батавии ещё на некоторое время, он получил бы, наконец, долгожданное письмо. Но оно вряд ли утешило бы его. Семенов-Тян-Шанский сделал все, что мог. Но, конечно, из всей затеи ничего не вышло. Русское правительство отказалось взять под протекторат берег Маклая, мотивируя свои отказ «отдаленностью страны и отсутствием в ней связи с русскими интересами».
Сам Маклай не собирался превращать Новую Гвинею в русскую колонию. «Колонизацию» я не имел в виду, — разъяснял он. — Что мне казалось (и кажется) желательным, — был «протекторат» части Новой Гвинеи, жители которой через мое посредство подчинятся некоторым международным обязательствам и которые, в случае насилий со стороны белых, имели бы законного могущественного покровителя».
Он хотел полной самостоятельности. Но полной самостоятельности не было даже на шхуне «Морская птица». Маклай попал в лапы мерзавца шкипера. По договору вместо платы за проезд Миклухо-Маклай обязался быть посредником между купцами и туземцами (как человек, знающий потребности и обычаи обитателей Каролинского архипелага и островов Адмиралтейства). Шкипер обманывал туземцев, угрожал им оружием и даже пускал в ход кулаки, натравливал на них собак. Миклухо-Маклай пригрозил негодяю и отказался быть посредником.
— Я вас высажу на первом же острове! — разъярился шкипер.
— Это именно то, чего я желаю, — невозмутимо отозвался Маклай. — Он и в самом деле решил высадиться на одном из островов Агомес или Ниниго. И только сильные приступы лихорадки помешали осуществить это намерение.
А где же юный друг Маклая Ахмат? Почему мы не видим его на палубе шхуны «Морская птица»?
Перед самым отплытием из Шерибона Ахмат тяжело заболел (сказались скитания по Малакке). Взять мальчика в почти полугодовое плавание Николай Николаевич не решился.
— Ты плыви, Маклай… Я не умру!.. — сказал Ахмат.
Поручив Ахмата заботам новоиспеченного русского консула господина Анкерсмита и оставив значительную сумму денег, Николай Николаевич простился со своим маленьким другом, чтобы никогда больше с ним не встретиться. След Ахмата затерялся. Возможно, он не перенес болезни, а возможно, выздоровел и отправился в странствия по островам с надеждой напасть на след своих родителей. Документы не дают нам ответа на это.
На шхуне Миклухо-Маклай познакомился с так называемыми тредорами, или торговыми агентами, Пальди и О'Хара. Оба по контракту, заключенному с сингапурской фирмой, должны были остаться на островах Адмиралтейства. Уроженец северной Италии Пальди решил высадиться на южном берегу большого острова в деревне Пуби.
— Что вы думаете о моем новом местожительстве, о решении жить здесь между дикими и вероятном результате моего плана? — спросил итальянец Миклухо-Маклая.
— Зачем мне вас разочаровывать? — отвечал ученый. — Мои слова будут лишними, так как вы решили остаться здесь. Если вам жизнь дорога, если вы когда-нибудь надеетесь жениться на вашей возлюбленной, о которой вы как-то мне говорили, то, по моему мнению, не оставайтесь здесь!
— Это почему?! — вскричал Пальди.
— Потому, что вы проживете здесь месяц, может быть, два, а возможно также, только день или другой по уходе шхуны.
— Что же вы думаете, меня убьют туземцы?
— Да!
— Отчего же меня убьют?… Вас же не убили папуасы на берегу Маклая! Почему же убьют меня? Вы же ужились с туземцами Новой Гвинеи! Разве здесь люди другие? Вам же удалось, отчего же не может удаться другому?
— Причин тому много. Лучше прекратим этот разговор.
— Я настаиваю!
— Хорошо. Главные причины следующие: вы горячекровный житель юга, я северянин. Вы считаете вашим другом и помощником, вашею силою ваш револьвер; моей же силой на берегу Маклая было хорошее и справедливое обращение с туземцами; револьвер же мне никогда не казался там нужным инструментом. Вы хотите, чтобы туземцы вас боялись благодаря револьверу и ружью; я же добивался и добился их доверия и дружбы. Вот главнейшие различия наших воззрений относительно обращения с туземцами.
— Но я-то не горячекровный житель юга, а ирландец, — сказал О'Хара.
Миклухо-Маклай усмехнулся:
— Но вы тоже своими лучшими друзьями считаете револьвер и бренди. И кроме того, вы будете стремиться получить барыш в восемьсот процентов! Когда вы вымениваете мелкий бисер или пустую бутылку от пива на черепаху и перламутр, то туземцы постепенно начинают понимать, что вы их надуваете. А кому это может понравиться?
— Откуда это вы взяли?
— Я хорошо знаю тредоров. А кроме того, я отлично помню сочинения вашего соотечественника Альфреда Уоллеса, который выдает себя чуть ли не за революционера и в то же время негодует, что туземцам островов Ару европейские произведения достаются почти что даром — за какой-то там несчастный жемчуг, трепанг и кокосовое масло. Глядя на вас и на шкипера нашей шхуны, Уоллес мог бы остаться доволен заработком европейских купцов в Океании.