Надо отметить, что подобные методологические установки уже давно реализуются в исследовательской практике и пустили в психологическом сообществе глубокие корни. Да и вообще в данной связи уместно подчеркнуть, что «форсированные методологии», предписывающие научному сообществу делать то, что оно еще не делает, мало жизнеспособны и выглядят как методологические мифы. Жизнеспособные же методологии, как правило, формируются путем обобщения и вынесения на методологический уровень того, что уже давно вызрело и существует в реальной исследовательской практике, а не предписывается ей.

Даже самый поверхностный взгляд на эту практику не оставляет сомнений в том, что «горизонтальная» интеграция уже достаточно давно реализуется в психологической науке.

Все реже можно встретить психолога, который считал бы себя (и реально был бы) «чистым» бихевиористом, когнитивистом или сторонником психоанализа, равно как и, скажем, теории деятельности, да и какой-либо другой психологической теории. Большинство из них не являются адептами какой-либо «одной отдельно взятой» теории, а реализуют комплексный взгляд на психологическую реальность, впитавший в себя элементы разных концепций. Эта отчетливо проявляющаяся в психологии тенденция характерна для всей современной науки, переживающей как социальную, так и когнитивную глобализацию. Последняя состоит в том, что «замкнутые на себя» и самодостаточные системы знания (или заблуждений), подобные истмату и диамату, уходят в прошлое, и даже такие его глобальные системы, как западная наука и традиционная восточная наука, ассимилируют элементы друг друга.

Соответствующую тенденцию любой психолог легко может уловить в себе, задавшись вопросом: «Кто я – бихевиорист, когнитивист, адепт психоанализа, теории деятельности или какой-либо другой психологической концепции?» Наверняка большинство из нас выберет характерный для подобной постановки вопроса ответ «другое», осознав себя как не принадлежащего ни к одной из психологических школ, а реализующего более общую «надшкольную» перспективу. Большинство из нас, будь они психологи-исследователи или психологи-практики, наверняка используют в своей работе знания, добытые и бихевиористами, и когнитивистами, и психоаналитиками, идеи и Л.С. Выготского, и С.Л. Рубинштейна, и A.H. Леонтьева, и других выдающихся отечественных психологов, опираются на разные концепции и применяют разнообразные методики. Да и в тех случаях, когда психолог тяготеет к определенной теории или объявляет себя ее адептом, он неизбежно реализует исследовательскую перспективу, выходящую далеко за пределы этой теории. А «чистого» бихевиориста, когнитивиста, представителя теории деятельности или психоанализа, который вообще не использовал бы знания, наработанные в рамках других концепций, можно представить себе разве что в абстракции, да и то для этого надо иметь чрезмерно богатое и оторванное от реальности воображение.

Соответствующим образом построено и психологическое образование, предполагающее ознакомление обучающихся психологии с разными концепциями, снабжение их знанием, полученным на основе самых различных концептуальных оснований. «Чисто» бихевиористское, когнитивистское и т.п. преподавание психологии тоже трудно себе представить, а если можно – то только как систему подготовки «профессиональных кретинов». Любой современный психолог – это своего рода стихийный интегратор психологического знания, а первый шаг к горизонтальной интеграции психологической науки уже давно сделан и запечатлен в знании, которое мы получаем в психологических вузах, в его строении и отображении в мышлении каждого психолога.

Практика изучения конкретных психологических феноменов, как было показано на примере социальной установки, тоже неизбежно порождает интеграцию, в данном случае имеющую когнитивный, а не социальный источник – внутреннюю логику изучения соответствующих психологических проблем, хотя разделять когнитивные и социальные источники интеграции тоже можно лишь в абстракции.

Таким образом, хотя единая психологическая теория, о которой психологи прошлого вожделели как о главном интеграторе психологического знания, так и не создана и едва ли будет создана, по крайней мере, в обозримом будущем (еще раз подчеркнем, что такой теории нет ни в одной науке), существующие в психологии теории не так уж непримиримы и «несоизмеримы» – в терминах Т. Куна – друг с другом, нынешнее психологическое сообщество не поделено на фанатичных адептов этих теорий, большая часть исследований строится на кросстеоретической основе и воздает должное различным аспектам психического. Все это – проявления естественной горизонтальной интеграции психологического знания, которая в отличие от его искусственной интеграции путем декларирования объединительных программ и попыток создания соответствующих теорий выглядит неброско, происходит незаметно, но обусловлена внутренней логикой развития психологического знания и дает зримые плоды.

ВЕРТИКАЛЬНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ

И все-таки, наверное, самая заветная мечта и одновременно главная методологическая проблема психологической науки – это объединение различных уровней проявления и детерминации психического. В ее истоках – попытки найти взаимные переходы между этими уровнями, например, путем установления количественных соответствий между физической величиной стимула и интенсивностью вызываемой им психической реакции, что дало бы возможность вписать психическое и физическое в единое «пространство». Малоудовлетворительные результаты подобных попыток породили представление о «параллелизмах» – психофизическом, психофизиологическом, психосоциальном – как об одном из главных свойств предмета психологии и одной из главных головоломок (вновь в терминах Т. Куна) психологической науки, над которой психологи до сих пор безуспешно ломают головы.

Эти парадоксы успешно преодолевались на уровне общеметодологических принципов. Например, системный подход декларирует необходимость системного, т.е. взаимосогласованного и взаимодополняющего, изучения самых разных уровней психического. Методологические установки такого рода регулярно провозглашались в истории психологической науки, выражая не столько реальные исследовательские ориентиры, сколько несбыточную мечту – о «комплексных, межуровневых объяснениях, в которых нашлось бы место и для смысла жизни, и для нейронов, и для социума, и для эволюционной целесообразности».

В конкретной же исследовательской практике подобные мечты и программы не только не удавалось реализовать, но и происходило своего рода удвоение исходных «параллелизмов» вследствие того, что «параллельная» детерминация психического проецировалась на само психическое. Психическое постоянно «гоняли» по основным плоскостям его детерминации, помещая то в социальную плоскость (например, путем таких его пониманий и, соответственно, локализаций, как «психика – это отношение», «психика – это совокупность общественных отношений» и т.д.), то в физиологическую («психическое – это результат взаимодействия нейронных ансамблей» и др.), то отодвигая подальше от них обеих и отождествляя, например, с душой. Все подобные попытки были сколь безрезультатны (соответствующие понимания психики выглядели явно однобоко), столь и результативны, с разных сторон вычерчивая один и тот же результат – невозможность понять и объяснить психику, абстрагируясь от какой-либо из основных сфер ее детерминации, а тем более от всех, кроме одной. Благодаря им стало абсолютно ясно, что понять и объяснить психику можно только рассматривая ее одновременно и как порождение социума, и как функцию нейронов, и как многообразие нашего феноменального мира, и в других ипостасях, что, естественно, не означает необходимости для каждого конкретного психолога «ловить» ее на всех этих уровнях и не превращает специализацию исследователей в абсурд. В русле методологического либерализма это означает, что подобно тому, как не существует «неправильных» психологических теорий, поскольку каждая из них достаточно адекватно объясняет какой-либо аспект психологической реальности, не существует и «неправильно работающих» или «не нужных» психологов (парапсихологи и иже с ними – не в счет) и познать психологическую реальность можно только объединенными усилиями тех, кто изучает нейроны, тех, кто изучает внутренний мир человека, в том числе и его душу, тех, кто изучает его зависимость от социума, и др.