Языковые картины мира

Любой язык – это уже определенного рода картина мира. Эту тему всесторонне исследовал Г. Гачев, который в серии работ обстоятельно сравнивает, как отличаются национальные картины мира, например, французского, английского, русского, немецкого языка. Действительно, разница намного более глубокая, чем мы могли подозревать. Мы думаем: «Такой же человек, только немного по-другому говорим, но по словарю переведем». Оказывается, нет. Если вы общаетесь с литовцем и говорите: «Солнце среднего рода», литовец ответит: «Сауле – женский род», Луна, женского рода, на литовском будет мужского; и если окажется, что в литовском языке более 50 процентов слов по отношению к русскому языку противоположны, то можно представить, каково мировоззрение литовца, когда у него в фольклоре матушка – солнце и батюшка – луна и диаметрально противоположное по отношению к русскому половое членение наиболее значимых мировых предметов, вещей и фигур. Можно найти множество различий в языковых картинах мира, но мы уже попадаем в мир, где язык нам предзадан, и мы входим в человеческий мир через тот язык, который мы начинаем употреблять, потому что другого способа войти в мир наших родителей, взрослых, семью у нас нет. Никто не говорит с нами на другом языке, и мы сами не знаем, можем ли мы говорить на другом языке.

Именно произносимые слова являются стабилизаторами нашего внимания, и именно через речь запускается процесс осознавания. Сам процесс осознавания – это многоканальный, многомерный информационный процесс постоянного сравнивания и фиксации того, что меняется. Мы постоянно осознаем перемены, движение; если все неподвижно, то переживание мира прекращается. Когда мы употребляем какое-нибудь слово, например любовь, за этим словом стоит опыт употребления и понимания слова «любовь» в бесчисленных ситуациях жизни: это прочитанные романы о любви, классические фильмы, это мама, которая говорила «люблю», это слово «люблю», которое мы говорили своим любимым, и т.д. Это все слова о любви, которые употребляли мы и которые употребляли люди до нас. Поэтому в каждом произносимом слове присутствует переживаемый нами резонанс с тем, как это слово употребляется в культуре, что оно значит. За каждым нашим словом стоит общекультурный опыт, который намного больше, чем наш личный опыт, и который сразу отсылает нас к общечеловеческому.

Сама природа языка трансперсональна, надличностна. В этом смысле трансперсонологи просто указали на порядок вещей в человеческом мире. Они обратили внимание на то, что все намного шире и имеет, скорее, полевой характер.

Благодаря тому, что мир уже предстает перед нами, мы уже находимся в ситуации вовлеченности в то, что называется человеческим видением. Наше Я сформировано как продукт человеческого видения. Оно нераздельно с общечеловеческим редактором реальности. Наш взгляд на мир имеет свой особенный, индивидуальный характер, потому что, например, общетигриный или общеорлиный редактор реальности работает совсем иначе, они видят все со своей перспективы. Маленький ребенок, как мы знаем, пешком ходит под стол, и горизонт его мира ниже стола: маленький паучок, какая-то точечка, букашечка, а когда дома застолье, то мир ног гостей. И когда говорят о войне в Ираке или о других политических новостях, ребенок слышит это и не слышит одновременно; он слышит слова, но не слышит смысла, это не его горизонт, его редактор реальности не улавливает в этом тех смыслов, что находят взрослые люди.

Каждый возраст имеет свой редактор реальности. Детство, как и любой другой возраст, имеет свою культуру. Когда мы взрослеем, меняется наш горизонт – еще один пример, как работает редактор реальности.

Мы знаем о таком феномене, как второе рождение или рождение в духе. Савл, гонитель христиан, шел в Дамаск, преследовать там сторонников Иисуса, и «внезапно осиял его свет с неба» (Деян. 9.1-3). Произошло обращение, он услышал Истинную Весть и стал апостолом Павлом. До этого события это был Савл, после – апостол Павл, столп Православной церкви. Произошло радикальное переживание, после которого открылась новая реальность, которой не было до этого, и соответственно весь мир изменился. Было послано Откровение, и произошло обращение. Мировая литература полна подобного рода историй. В туземных культурах существуют специальные ритуалы перехода, помогающие перейти от культуры одного возраста к культуре другого, для того, чтобы этот переход не сопровождался подростковым кризисом, столь разрушительным для жителей европейской цивилизации, где нет никаких механизмов в культуре, чтобы сгладить этот переход, связанный со стремительным физическим и психическим развитием.

Тайна восприятия

Из мировой психологии лишь трансперсональные дисциплины всерьез стали заниматься изучением восприятия. Конечно же и до них существовала психология восприятия, но она интересовалась механизмами восприятия в мире, который уже определен. Трансперсональные же дисциплины, выросшие на изучении опыта необычных состояний сознания, имеют дело с миром восприятия прежде всего, понимая, что все, что предшествующие подходы считали объективным миром, является восприятием некоего мира. Вся тайна человеческого мира завязана на тайне восприятия.

Если мир – это мир, воспринимаемый нами сквозь призму редактора реальности, мир восприятия (или переживания), возможно ли нам добраться до несомненной реальной, на которую мы можем положиться? И по сути дела, философы во все времена искали такую несомненность, на которую можно опереться. В европейской традиции найти эту точку удалось Рене Декарту, французскому философу, офицеру, дворянину, участнику войн, как все французы XVII века, светскому человеку, вращавшемуся в свете, писавшему друзьям письма и на досуге размышлявшему о мире и человеке. Нам он известен как корифей мировой философии Декарт, а для друзей он был приятным собеседником, немного писателем, человеком, который на досуге о чем-то размышлял и рассказывал друзьям о результатах своих размышлений. Он также читал древних философов и конечно же думал о несомненном в жизни. И он, как всякий глубокий мыслитель, добрался до идей, похожих на идею редактора реальности, о том, что мы воспринимаем мир через просвет бытия. Каждый серьезный мыслитель приходил к этому, формулируя каждый раз по-своему.

Однажды Декарт в загородном доме взбирался по лестнице, и ему и повезло и не повезло одновременно – упал, сильно ушибся, но в момент падения осознал великую вещь: «Я есмь». Он летел и понял в этот момент, перед тем, как удариться, – я есмь! Он выразил это на латыни словами cogito ergo sum – «мыслю, следовательно, существую», в традиционном переводе. Но это уже «причесанный» вариант озарения Декарта. Самое же главное, что этому предшествовало, долгие размышления Декарта о том, что может быть несомненным в нашем мире. Он думал: «Внешний мир не может быть несомненным, потому что он дан нам через органы чувств». Мы знаем, сколь много обмана связано с органами чувств. Органы чувств могут обманываться, можно принять змею за веревку и веревку за змею и т.д. Мнения, слухи, авторитетные мнения не могут быть источником несомненности. Что же тогда может быть несомненным? И вот Декарт уже подошел к тому, что называется радикальным сомнением: «Я могу сомневаться во всем, в чем угодно. Но я не могу поставить под сомнение факт своего собственного сомнения. Это несомненно. Уже до того, как я начал сомневаться, уже есть некое трудно определимое, но опознаваемое присутствие. И оно несомненно». Его Декарт и назвал «я есмь» или «мыслю, следовательно, существую». И в тот момент, когда он падал, у него было отрешенное переживание чистого присутствия, Духа, объемлющего все. Но, как всякий человек, живущий в плену времени, он выразил это озарение на языке эпохи. Есть переживание, есть открытие, но затем нам нужно как-то коммуницировать с эпохой об этом озарении. И неизбежно мы попадаем в плен языка, в плен представлений эпохи. Поэтому Декарт выразил это переживание отрешенного свидетельствования и неограниченного духа на уже сильно урезанном «мыслю, следовательно, существую». Правда, он пояснял, что это не совсем мысль, это намного больше, нечто сродни созерцанию, это присутствие. Но современники поняли: мыслю – следовательно, существую, т.е. в основе всего мысль, следовательно, это доказательство. Декарт же имел в виду, что домысленное переживание «я есмь» («я есмь чистый дух») и есть изначальное переживание для каждого человека, исходная несомненность (изложение озарения Декарта дано по приложениям к роману К. Уилбера «Boomerits», опубликованному в книге [315]).