Уилл не был в этом уверен. Он не мог понять, что происходит. Они перешли улицу, и их едва не окатило,когда мимо проехал двухэтажный автобус, Карен оттащила его от края тротуара. Они пошли дальше, и она легонько провела рукой по его спине, почти незаметно, но все же Уилл это заметил. Он увидел группу подростков, сидящих у противоположной стены, напрягся, пытаясь разобрать, дружелюбно ли они настроены, по они разговаривали между собой и ни на кого не обращали внимания, и он снова переключился на Карен. Она показывала дорогу, свернула на боковую улочку, налево, они прошли мимо колонны припаркованных машин у гаражей, под старым железнодорожным мостом, где было темно и пахло прогнившим картоном и разлитым моторным маслом, какой-то мрачный угол, где спят бродяги и прячутся насильники. В таких местах, наверное, Бэтмэн прыгал с балок, раскрывал свою пелерину и размахивал своим концом.

– Это короткий путь до дома, но в ночное время я так никогда не хожу, – сказала она. -Слишком опасно. Аж мурашки по спине, но так гораздо быстрее, чем в обход. Я сюда даже днем не захожу. Никогда не знаешь, что тебя ждет.

Уилл был слегка раздражен на себя, он ощущал трепет, словно был охотником-собирателем, защищающим женский род, рыцарем в тяжелых доспехах, как будто он приказывал остальным крестоносцам, чтобы их насилия и грабежи его не коснулись. Он любил женщин. Он много думал о них, но по-другому, не так, как остальные парни, или, по крайней мере, не так, как он себе это представлял. В женщинах ему нравились теплота и находчивость.

– Ну вот и все, – сказала Карен, глядя на трехэтажный дом, квартира, в которой она жила, располагалась на последнем этаже. – Дом, милый дом. Хочешь зайти, выпить кофе?

Уилл собирался сказать «нет», ведь они только что выпили кофе, и тот кофе был чересчур крепким, и теперь он всю ночь не сможет заснуть, а утром ему надо на работу. Он осознал, какой он слюнтяй, и снова улыбнулся. Подумал, что именно кофе виноват в том, что много лет подряд люди находят друг друга и остаются вместе. Везде эти клише. Шагу нельзя ступить, чтобы не выразиться очередным штампом. Он приказал себе прекратить это постоянное нытье, попытался рассудить логически. Что она должна ему сказать? «Не хочешь ли ты подняться наверх, грязный ублюдок, и выебать меня в жопу, а если хочешь, я отсосу тебе, и тогда ты впечатлишь Картера, своего дружка, и придешь в свой паб с ним и остальными и будешь как жеребец Алфи?» Нет, спасибо. Он сказал Карен, что кофе было бы неплохо. Вероятно, они послушают этот альбом Prince Far I, который она сегодня купила. У него у самого были с собой пластинки.

Свиньи в трусиках

Манго был единственным, кто оставался в офисе, он удивился, когда бросил взгляд на часы на мониторе и обнаружил, что уже практически десять. От долгого сидения за компьютером болели глаза. Он не устраивал себе перерывов в работе, которые так рекомендуют медики, он откинул голову назад, покрутился на кресле. Отвернулся от машины и сфокусировал взгляд на дальнем углу просторного офиса – этот офис занимал весь девятый этаж здания. Предполагалось, что такая планировка офиса поможет умиротворить мысли и создаст иллюзию свободного пространства, что максимизирует рабочий потенциал, но серые разделительные стенки и большие комнатные растения все равно создавали ощущение замкнутости. Картинки, тщательно вырезанные из The Times и Economist, прикреплены кнопками к доске для всеобщего обозрения. Постоянное ожидание то ли увольнения, то ли очень большой премии.

Даже будучи ценителем уникальной природы корпоративной жизнестойкости, Манго, или Джеймс Уилсон, как называли его коллеги, предпочитал те вечера, когда практически все сотрудники уже ушли из офиса. Вот тогда он мог полностью расслабиться, спокойно бороздить базы данных, отмечая для себя потенциальные мишени. Большинство людей, с которыми он работал, вызывали у него легкую тошноту, но он охотно готов был прикусить губу. Компенсация за этот ад являлась в форме большой денежной премии. Это, в свою очередь, позволило ему выбраться из бедности, в которой прошло все детство. Манго был хорош в том, что делал, у него и в самом деле все отлично получалось, чего нельзя было сказать о многих его коллегах, которые получили дорогое образование и беспечно вертелись в быстро меняющемся мире предметов потребления, в котором никогда нельзя расслабляться. Но в World View, в образчике мультинационального предприятия, в счет шли только результаты, неважно, какое у тебя образование, обычное среднее или любое другое, промашки тут не прощались. Мэгги бы одобрила. Манго сделал большое одолжение великой леди. Да, ему повезло, ведь он работал в компании головорезов, здесь любая человеческая слабость удаляется нажимом на клавишу Delete, и он твердо верил в то, что структура WorldView отражала всю структуру современной экономики. Манго сумел обставить коллег но работе и пожинал плоды. У Джеймса Уилсона были амбиции. Он постепенно выбивался вперед, делая деньги, работая над собой.

Манго уставился на юкку. Сосредоточился, разглядывая экзотическое растение, пытаясь приспособить глаза к вальяжно раскинувшему листья тропическому чуду. Это самая большая юкка, которую он когда-либо видел, стоит, должно быть, минимум сотню фунтов. Острые листья с четкими краями, седоватая прочная кора.’ Их младший сотрудник тщательно протирает каждый лист, листья сияли под офисным искусственным освещением. Глаза Манго постепенно приспосабливались. За такое растение заплатили слишком много, но Манго привык мыслить перспективно. WorldView получил за предыдущий финансовый год рекордные прибыли. Так что теперь можно позволить себе сделать что-то на благо здоровья своих сотрудников. В Британии такого не практикуется. Он понял это, пока рос, и именно потому решил для себя жить в роскошной квартире, где не протекают потолки и где никто не посмеет творить вандализм. Он не хотел смиряться и всю оставшуюся жизнь считать копейки и мучиться от того, что сидит на шее у родителей. Никто ведь не собирался протягивать ему руку помощи. Мэгги поняла этот существенный факт, она оказалась настоящим другом для тех людей, которые были готовы поднять свои задницы и начать работать. Она была истинным патриотом, если дело касалось реалий мультинациональной торговли. Он воспользовался своим шансом и влился в бесклассовое общество.

Манго думал о своем брате. Пит, должно быть, тоже выбрал для себя лучшую участь, когда сбежал, хотя в самые мрачные минуты Манго всегда представлял одну и ту же картину: залитая красным светом площадка, и Пит продает свой рот за пару шиллингов, чтобы свести концы с концами. Мальчик по найму, он в игре, преодолевает себя снова и снова, пока он не сделает себе карьеру, и пусть тогда политиканы и финансисты доводят свою политику до конца, до логического заключения. И где он сейчас, этот Пит? Манго ждал своего старшего брата, пусть тот распахнет двери и войдет, держатель доли нового государственного консорциума, самый крутой парень, никак не меньше. Пит ведь попытается преуспеть. Может, так оно и есть, откуда об этом знать Манго, и хотя единственно так он и хотел думать, у,него были сильные сомнения. Кто он такой, чтобы судить своего брата? Иногда он тупо злился, представлял, как схватит Пита за грудки и скажет ему, какой он все-таки мудак, не оставил им тело, которое можно было обмыть, и похоронить, и оплакать, просто взял и съебался, это тоже случилось перед Рождеством, ударить пария, затем пнуть ногой, когда он упадет на землю, пинать его по лицу до тех пор, пока оно не превратится в сплошное месиво, взять паяльную лампу и выжечь все опознавательные приметы, расплавив воск.

Каждый год мама Манго покупает Питу подарки и кладет их под рождественскую елку. Она покупает их, будучи еще трезвой, потом заворачивает, прихлебывая из праздничного стакана виски, кладет вместе с другими подарками, затем напивается. Всегда одно и то же. Каждый год. Наступает рождественское утро, семья собирается вместе. Старик распаковывает подарки. Две сестры Манго, обе никогда не были замужем, но всегда мечтали выйти замуж, грустная история, если честно. Потом начинается знакомая рутина, все передают друг другу подарки, оттягивают тот самый момент, откладывают его, рыскают в поисках чего-то еще, что можно открыть, пока ничего не останется, только груда бумаги с красноносым Рудольфом и пастухами, которые выхаживают свои стада на благо скотобойни, вот оно, оставленное на самый конец, окруженное разодранной упаковкой, как, ебаный в рот, и всегда, этот подарок Питу от мамы на Рождество. Миссис Уилсон ничего не говорит, берет этот подарок, прячет его за шкафом в своей комнате вместе со всеми остальными подарками, и слезы текут по ее щекам, стекают прямо ко рту, соль материнского горя, вот еще одна женщина сломлена, размазана по асфальту. Это печально, так, ебаный свет, печально, что иногда Манго хотел разреветься, как ребенок.