Кроме того, думаю, «ТриСай» так или иначе поймут, что их план — решение временное. И едва о нем станет известно (а это рано или поздно обязательно случится), стоит ждать весьма сильной негативной реакции. И я знаю, кто окажется «стрелочником» — уж конечно, не Фостер, не Эставиа и тем более не Риктер. Вот она, истинная причина, по которой им понадобились инфомастеры: им нужны козлы отпущения. Зачем же езде «ТриСай» настаивала на встрече в своем офисе? Они наверняка проделали то же самое с другими рекрутами-инфомастерами. Самый надежный способ обеспечить конфиденциальность беседы.

Такси доставило меня до ближайшей от Массингема стоянки, и остальную часть пути я прошел пешком. Как и ожидалось, детекторы у ворот немедленно подняли тревогу, как только я оказался у входа.

Я был вооружен и очень опасен, поскольку прятал в кармане плеер.

Комитет по приему меня разочаровал, ибо состоял из одной Эставиа.

— Мистер Фостер занят, — сообщила она после того, как меня проводили, в тот же конференц-зал. — Но, заверяю вас, он очень заинтересован в вашем ответе. Содержание нашего разговора я передам чуть позднее.

— Нет, думаю, Фостер захочет услышать собственными ушами все, сказанное мной, — возразил я, показывая на монитор комма. — И бьюсь об заклад, что после этого вам настоятельно понадобится потолковать с Рихтером. Так почему бы вам не вызвать его сейчас и одним махом не избавиться от кучи неприятностей?

Эставиа нахмурилась и покачала головой. Сальные волосы метнулись взад-вперед.

— Но так не принято, мистер Данн. Подобное поведение не отвечает нашим стандартам.

— Новости, которые я принес, тоже вряд ли соответствуют вашим стандартам, — заверил я, награждая ее своей лучшей корпоративной улыбкой. Эставиа поколебалась.

— Не можете ли вы сообщить природу вашей информации… — начала она.

Я достал плеер и продемонстрировал одну из записей. Менее чем через пять минут в конференц-зал влетел Фостер, а на мониторе спутниковой связи возникла физиономия Рихтера.

Фостер недоверчиво уставился на меня, но я спокойно выдержал взгляд.

— Невероятно! — возмущался он. — Хотите сказать, что подслушивали переговоры нашей корпорации? Невозможно!

— Вполне возможно, — поправил я. — Правда, только зашифрованные простыми кодами. Например, в 7:22 утра вы получили сообщение от Ю Му, Инк., касательно некоего электроприбора. Верно?

Эставиа проверила записи. Лицо ее побледнело.

— Кроме того, — добавил я, — в 7:26 вы получили…

— Неважно. — Фостер откинул голову на спинку стула и закрыл глаза. — Я вам верю. Не знаю, как вы это проделали, но факт налицо.

Я уже хотел рассказать ему о своем жучке, но решил, что не стоит. Никогда не выдавай тайны компании.

Из динамика комма донесся голос Риктера. Судя по тону, он нервничал и был близок к отчаянию.

— Если никто не возражает, я вернусь к себе в лабораторию, тем более, что все это, по моему мнению, только отвлекает от работы.

— Я бы не рекомендовала слишком торопиться, — проворчала Эставиа.

— Из-за чего вся эта суматоха? — Рихтер опустил глаза, очевидно, сверяясь с часами. — У меня не слишком много времени.

— Речь идет о манипуляторах, — пояснил я. — А именно, об одном манипуляторе. О вас

Я еще раз прогнал ту запись, которую ранее продемонстрировал ученой даме. Чей-то голос давал указания боту. Боту с речевым управлением, разумеется. Голос очень походил на манеру Эставиа говорить, хотя, если прислушаться, имитация была очевидна. Боту было приказано внести следующие предложения в дневник Эставиа: «Последнее время я постоянно не в настроении. Все думаю, насколько пуста моя жизнь. Разве деньги приносят счастье? Нет, только не мне. Чего-то не хватает. Чего-то осязаемого, того, что можно… любить. Того, что ответит любовью на любовь».

Тот же голос приказал внести еще несколько дополнений подобного рода в дневник Эставиа. Сигналы были посланы непосредственно в квартиру Эставиа и переданы через динамики ее комма. Неизвестный, очевидно, получал сведения обо всех ее передвижениях и физиологических процессах: я заметил, что за всем этим последовал поток исходящих сообщений, подозрительно похожих на сигналы медицинского монитора. Команды давались лишь тогда, когда Эставиа либо спала, либо находилась в другой комнате и не могла их слышать.

— Не уверен, что все понял точно, — заметил Фостер.

— Эти слова вносились в мой дневник. Не только прошлой ночью, — пояснила Эетавиа. — Очевидно, все это повторялось последние несколько дней. И учти, я часто перечитываю дневник. Фостер как-то странно на нее покосился: — Неужели ты не поняла, что не писала ничего подобного. Я круто повернулся к нему.

— А вы? Вы всегда помните, что диктовали? Особенно, если пишете много, а к концу дня сильно устаете? Эставиа, ведь именно в это время суток вы обычно работаете с дневником, не так ли?

Она кивнула. Фостер нахмурился.

— Полагаю, вы правы. И я тоже не все запоминаю. Но как же… Глаза его внезапно блеснули.

— Погодите-ка. Имеет ли это какое-то отношение к книге, которую ты читала?

Эставиа болезненно поморщилась, а Фостер ухмыльнулся.

— Так вот оно что! А я-то никак не соображу… Ты пыталась спрятать от меня книгу, но сегодня утром я подсмотрел название и поразился: это был любовный роман! Джулия, но ты никогда не читаешь любовных романов!

Эставиа вздохнула.

— Не читала. Раньше. Но вдруг подумала… как тосклива моя жизнь. Фразы из моего дневника… те, которые я, как была уверена, надиктовала сама, заронили некие семена…

Она осеклась и медленно опустила голову.

— Хотя Рихтер наверняка сможет рассказать вам больше, все и так легко объяснимо, — начал я. — Сила убеждения вещь сама по себе поразительная, но особенно действенна, когда человек твердо уверен, что идея возникла в его собственном мозгу.

Входящие блоки информации имели один источник, тот же самый, куда шли сигналы с медицинского монитора: Риктер.

— Ну… — протянул Риктер, — Джулия, Эд, я не вижу причин расстраиваться. Все совершенно невинно. Я всего лишь экспериментировал. Был уверен, что Джулия питает тайные желания, и добавления в дневник только подкрепили их.

Из горла Эетавиа вырвалось хриплое рычание. Эд расплылся в улыбке:

— Ну же, Джулия, перестань. Я вполне понимаю твои чувства и согласен, что со стороны Аллина это неэтично и даже незаконно. Но, в конце концов, ничего страшного не произошло.

Я проворно сменил кассету.

— Рад слышать, что вы так считаете, Эд. Значит, сможете спокойно выслушать эту запись. Учтите, она проигрывалась в вашей квартире.

На этот раз зазвучала довольно сносная имитация голоса Фостера, с инструкциями боту Фостера заказать и установить как можно больше зеркал во всех помещениях квартиры.

Фостер ошеломленно вытаращил глаза.

— Я удивлялся… я все гадал… но подумал, что это работа менеджеров Массингема. Мне и в голову не пришло спросить, зачем эти зеркала.

Он перевел взгляд с Рихтера на меня, и я заметил, как на его лице промелькнуло нечто вроде страха.

— Но какова цель?!

— Приступить к следующей фазе эксперимента, — усмехнулся я.

— А именно: проигрывать запись в вашей спальне, когда вы спите. Фостер насторожился, как учуявший крысу терьер.

— Запись?

— Совершенно верно.

Я нажал другую клавишу:

— Сообщение, которое повторялось все ночи напролет.

На этот раз голос имел непререкаемый оттенок. Ках у человека, облеченного властью.

— Ты обязан делать пробор слева, — твердил он. — Ни в коем случае не справа. С любым другим пробором ты выглядишь непрофессионально. Только слева. Иначе люди не признают тебя высшим человеческим существом. Волосы любого человека естественно ложатся на одну из сторон. У тебя она слева. Если не станешь зачесывать волосы на естественную сторону, окружающие посчитают тебя глупцом.

Эставиа, в свою очередь, искренне развеселилась.