– Погодите! – воскликнулл Хедли. – Это уж чистая фантастика! Предположим, свидетели действительно не смогут однозначно опознать в ней убийцу. Но мы ведь нашли у нее украденные вещи! Вот они – у вас под носом, друг мой!

– Вы уверены, что это украденные вещи?

– В каком смысле?

– Тут лежит браслет и пара сережек. Вы уверены, что, зайдя в "Гембридж", не смогли бы купить сразу дюжину подобных вещичек? Это ведь не уникальные произведения, их делают десятками, никто не скажет вам те ли они, которые были украдены 27 августа. Нельзя же арестовать всех, кто носит аналогичные украшения. Нет, старина, среди украденных вещей лишь одну можно было бы опознать со всей определенностью – сделанные в семнадцатом веке и переданные Карвером на выставку карманные часы. Это действительно уникальный экземпляр. Он и только он мог бы достоверно доказать вину Элеоноры. Трудно считать случайностью, что именно этой вещи мы и не нашли. Хедли схватился за голову.

– Вы хотите сказать, что по чистой случайности у нее в тайнике оказались две именно такие вещи, какие были украдены в универмаге?

– При чем тут случайность? Я как раз и хочу показать вам, – Фелл ударил рукой по каминной полке, – что все эти "счастливые случайности", на которые мы непрерывно наталкиваемся, были запланированы заранее. Склонность Элеоноры к клептомании подсказала убийце идею, а случай в "Гембридже" дал возможность осуществить ее. Неопределенное описание преступницы подходит к Элеоноре, она была в универмаге и у нее нет алиби. Необходимы, однако, дополнительные улики. Ради них тот, кто все это задумал, украл мауреровские часы из шкатулки Боскомба. Он знал, что Боскомб будет подозревать девушку, знал и то, что Боскомб постарается не выдать своих подозрений. Этот дьявол понимал, что вы не поверите в рассказанную Боскомбом сказочку и тоже начнете подозревать Элеонору. Разумеется, все попались в поставленную ловушку!

А теперь рассмотрим дальше "конкретные улики" против Элеоноры. Я сказал уже, что единственная настоящая улика – те карманные часы, которые неопровержимо доказали бы вину Элеоноры, – отсутствует. Почему? Человек, решивший свалить преступление на девушку, в первую очередь подбросил бы в тайник эти часы. Часов, однако, там не было. Единственное разумное объяснение, почему кто-то – независимо от того, будете ли вы и дальше подозревать Элеонору или примете мою точку зрения – не положил часы в тайник, состоит в том, что у него их не было.

Напомню наш пятый пункт. – Фелл бросил взгляд на листочек в своей руке. – Мелсон сформулировал его так: "Убийца не украл принадлежавшие Карверу часы дома, где это было бы гораздо проще, а пошел на огромный риск кражи в переполненном людьми универмаге". Но ведь это же так очевидно! Женщине, живущей в доме, не могла прийти в голову безумная идея украсть часы, которые она ежедневно могла здесь видеть. Нет, такая мысль возникла у другой – женщины, которая не живет в доме, о которой мы, вероятно, никогда и не слыхали и которая бесследно растворилась в восьмимиллионном городе. Я имею в виду убийцу из универмага. Злой дух этого дома ловко воспользовался той историей, чтобы, пусть без веских улик, навести полицию на след Элеоноры. Затем он убил обманом завлеченного в дом детектива и сфабриковал набор ложных улик с тем, чтобы отправить Элеонору на виселицу, как виновную в обоих преступлениях!

Хедли, взволнованный до такой степени, что выронил на пол свой портфель, воскликнул:

– Я не верю в это! Это же демагогия! Сплошная очевидная выдумка! Вы же ничего не можете доказать! Нельзя обвинять кого-то, чье существование даже не доказано! Вы...

– Мне еще не удалось заставить вас сдаться? – угрюмо спросил Фелл. – Надеюсь, что я, по крайней мере, внес некоторое смятение в вашу душу. Почему бы вам не поискать отпечатки пальцев на блестящей поверхности браслета и часов? Вы сказали, что Элеонора считала этот тайник абсолютно надежным – если так, на вещах должны быть отпечатки ее пальцев. Однако их там нет. Ни одного – вот та проблема, которую наш противник не смог решить. Понимаете ли вы, теперь, почему, начав искать хотя бы одну улику, вы нашли с полдюжины их? Понимаете, почему, едва вы высказали свою версию, как сразу же стали находиться ее подтверждения? Если так, то вам должно быть ясно, почему это дело так тревожит меня и почему я верю в присутствие злого духа. Да, в этом доме есть поистине злой дух, смертельно ненавидящий девушку, ненавидящий так, как раб на галерах ненавидит хлещущего его бичом надсмотрщика, как вечный неудачник ненавидит своих соперников. Весь его план имеет одну цель: накинуть петлю на шею Элеоноры, убить ее руками закона, если уж нет возможности сделать это собственными руками... Могу я теперь продолжать? Хотите дослушать мои выводы до конца?

– Вы все еще не доказали... – начал было, уже негромко и задумчиво, Хедли, – но умолк и наклонился, чтобы поднять свой портфель.

– Продолжайте! – сказал Мелсон, ни на мгновение не прекращавший делать заметки.

Фелл тяжело вздохнул и обвел присутствующих взглядом. Лицо его было багровее обычного, но заговорил он совсем тихо:

– Оставим пятый пункт и вернемся к четвертому, мучительно неотступному вопросу – почему украли обе стрелки и почему это сделали в момент, казалось бы, исключительно неподходящий. Что ж, могу вам ответить и на него. Несомненно, все улики должны были указывать на то, что убийца Эймса – Элеонора. Если бы украли только одну стрелку, это не говорило бы ни о чем. Но вторую стрелку, кража которой для случайного преступника означала бы только нелепую потерю времени, эту стрелку обязательно должны были найти у Элеоноры, что лишний раз доказывало бы ее вину. По не менее существенной причине с кражей следовало повременить до среды. Я вижу, никому не пришло в голову, что только в среду вечером стрелки были уже позолочены.

Неужели вы не видите, как все предельно просто? Дело крутится вокруг следов позолоты! Так и планировалось. Куда бы девались улики против Элеоноры, если бы эти перчатки не были так великолепно испачканы краской, если бы одна из них не была спрятана в тайнике, а другая не валялась неподалеку от трупа? А если вас интересуют дополнительные аргументы, давайте внимательнее рассмотрим историю с ключом. Этот маленький ключ, господа, одна из самых важных деталей в нашем деле – деталь, без которой оно вообще не могло быть доведено до конца. Нужно было лишить Элеонору алиби на эту ночь, даже того алиби, которое мог дать ее возлюбленный, к которому она собиралась выйти на свидание. Нельзя было допустить, чтобы девушка вышла на крышу. А когда убийца уже не нуждался в ключе, он сунул его в перчатку, добавив еще одну улику против девушки.

Хедли поспешно перебил Фелла:

– Если мы на минуту примем... почему бы и нет, если считать это пока только одной из гипотез... как тогда обстоит дело с перчатками? Черт возьми! Чем больше я думаю, тем яснее вижу, как все зависит от этих проклятых перчаток! Насколько я понял, вы считаете, что ни одна из них не была на руках...

– Гм-м, да. Любопытная история, не правда ли? – Доктор улыбнулся, но сразу же снова посерьезнел. – Я действительно все время говорю не о том, что было на самом деле, а о том, чего не могло быть. Однако пока еще не время называть того, кого я считаю настоящим убийцей.

Хедли, выставив вперед подбородок, проговорил:

– Вы так думаете? И, тем не менее, хотите в чем-то меня убедить? Хорошо же это выглядит! Право же, Фелл, я не настроен сейчас любоваться вашими фокусами! Кажется, имею право...

– Ну, как сказать. Не знаю, не знаю, – ответил Фелл, с угрюмым вниманием приглядываясь к Хедли. – Я немного переубедил вас, но не настолько, чтобы рискнуть рассказать обо всем. – Видя, как нервно напрягся Хедли, он уже дружеским тоном проворчал: – Да нет тут никаких фокусов, старина! Поверьте, мне сейчас не до забав. Я все рассказал бы вам, но вы сейчас способны немедленно броситься проверять мою гипотезу. А мы, Хедли, имеем дело с изворотливым и в то же время исключительно невинным на вид дьяволом! Одно неосторожное слово – и змея проскользнет у нас между пальцами, а вы разрушите всю возведенную мною постройку и, вероятно, снова наброситесь на несчастную Элеонору.