Затратив изрядное количество времени и энергии на то, чтобы постичь темные, грозные образы своего осознаваемого сновидения, я попутно раскрылся для восприятия его просветляющего и вдохновляющего послания. Я задал себе несколько чистосердечных вопросов: Готов ли я вести жизнь, исполненную радости? Готов ли я ощутить в себе способность испытывать блаженство, которая открылась мне в осознаваемом сновидении? Готов ли я приблизиться к переживаниям психической осознаваемости в ясных сновидениях, прекрасно понимая, что они когда-нибудь перейдут из состояния осознаваемого сновидения в состояние яви? Ведь чтобы такой переход произошел, нужны только время и открытость. Стоит человеку испытать вкус блаженства, как он скоро захочет ощущать его постоянно. Этот и другие вопросы будут рассмотрены в этой книге по мере развертывания моего эксперимента.

Осознаваемое сновидение — это путь к мистическому переживанию. Описывая свой опыт осознаваемого сновидения, писательница и психолог Патриция Гарфилд заканчивает свою книгу такими словами: «Я поняла! Наконец-то я поняла! У моих осознаваемых снов та же сущность, что и у периодов медитации, потому что и то, и другое — часть мистического процесса: осознаваемые сновидения — это микрокосмы мистического опыта» [20, с. 213]. Мои личные находки совпадают с ее опытом. Осознаваемое сновидение — это действительно путь к переживанию мистического состояния, «путь к блаженству», как утверждает заглавие ее книги.

В сновидении «Стычка с антилопой гну» я в очередной раз пережил колоссальное расширение сознания и внутренний прилив энергии. И хотя обретенную мной тогда невероятную ясность видения невозможно выразить словами, я счел своим долгом как можно лучше описать этот осознаваемый сон и сопутствовавшие ему чувства. Заключительная часть сновидения дала мне незабываемое ощущение и подлинный образ собственного «я». И теперь я часто вспоминаю этот образ, полный осознаваемости, бдительности и ясности мыслей: руками, которые так и лучатся силой, я готов схватить грозную антилопу за рога и швырнуть наземь. Во время неоднократных периодов медитации и спокойных раздумий я умышленно сосредотачивался на этом образе, полном непоколебимой уверенности. Используя самогипноз, я все глубже укоренял его в своем сознании. Я предпочитал носить его при себе месяцы и годы, прошедшие после того, как я увидел этот сон впервые. И теперь, сталкиваясь наяву с любой проблемой, с любой пугающей ситуацией, я часто вновь рисую себя таким, каким я был в заключительной сцене того сна: полный бдительности и энергии и силы, я готов встретить противника так же, как тогда встретил антилопу и дикаря. Размышляя над этим образом своего «я» и позволяя ему снова заполнить мое сознание, я ощущаю прилив смелости и уверенности в себе и готовность к отважному поступку. В критический момент я могу сказать себе: «Вот кто я такой. Вот как я поступаю».

«В доме Отца моего обителей много...»[8]. Финал этого осознаваемого сновидения даровал мне иную обитель, иное пристанище для мыслей. Каждому человеку нужно место, куда бы он мог поместить свои благородные символы, место где бы могло обитать его высшее «я», ибо в итоге мы становимся тем, о чем мыслим.

А сейчас позвольте мне вернуться к началу моего рассказа. Как зародился во мне интерес к осознаваемым сновидениям? Когда и от кого я впервые услышал об этой уникальной разновидности переживаний во сне? Чтобы ответить на эти вопросы, придется повернуть время вспять и пролистать календарь на два с половиной года назад, к осени 1980 года. Мое странствие началось именно в тот год, напоенный свежими ощущением начала нового десятилетия, когда я сам тоже почувствовал, что в нашей культуре наметилось некое коллективное духовное возрождение.

Глава 2. Эксперимент начинается

Ранней осенью 1980 года я стал замечать, что в моем отношении к сновидениям наметилась незаметная и в то же время глубокая перемена. Медленно и постепенно я стал более восприимчив к идее развить в себе способность к осознаваемому сновидению. К этому времени я восемь лет старательно вел дневник сновидений и накопил уже несколько томов снов. Работая психотерапевтом и проводя занятия по сновидениям, я на протяжении многих лет уделял много внимания снам своих учеников и пациентов. До того, как во мне возникло это растущее чувство внутренней готовности, осознаваемые сновидения, которые у меня порой бывали в среднем один раз в год, посещали меня спонтанно и непредсказуемо, без какого бы то ни было желании или намерения с моей стороны. В этих удивительных психических взрывах была особая красота и сила, и всякий раз, когда они случались, я придавал им очень большое значение. По сравнению с обычными снами и обычными воспоминаниями, принадлежащими состоянию яви, их отзвуки сохранялись в сознании гораздо дольше яви. Понимая, что эти сны — некий особый дар, я еще несколько лет не знал, как на них реагировать.

Первое соприкосновение с осознаваемым сновидением в литературе произошло, когда я прочитал книгу Карлоса Кастанеды «Путешествие в Икстлан» [8, сс. 88-155][9]. Хотя я и был заинтригован той аурой тайны, которая окружает большинство произведений Кастанеды, в то же время мое отношение к автору было несколько критическим и даже недоверчивым: у меня было такое впечатление, будто он прячется а каком-то тайном укрытии и оттуда дразнит читателя. Я никогда не встречал имени Кастанеды в списках выступающих на конференциях и не слышал ни о ком, кто бы беседовал с ним лично. Я был совершенно не уверен, кто же такой его учитель-колдун из племени яки: реальная личность, литературный образ или придуманное сочетание нескольких реальных и вымышленных персонажей. Пребывая в такой нерешительности, я в течении нескольких лет отказывался от попыток вызвать осознаваемые сновидения, используя метод дона Хуана — для этого нужно во сне смотреть на свои руки.

Однако в тот период, когда я стал ощущать в душе растущее стремление самостоятельно вызвать осознаваемое сновидение, стали разрешаться и мои сомнения и внутренние споры относительно реальности дона Хуана. Я понял, что для меня подлинность существования дона Хуана менее важна, чем его психологическая проницательность, понял, что его метод вызывания осознаваемых сновидений может стать очень действенным для меня, независимо от того, существовал ли дон Хуан на самом деле. Именно сила этого открытия, сопровождаемая чувством внутренней, позволила мне начать эксперимент.

Где-то около 25 декабря 1980 года, сидя в тишине у себя дома, я впервые выполнил практику вызывания осознаваемого сновидения, используя описанный у Кастанеды метод. Я посидел несколько минут, пребывая в спокойном, расслабленном состоянии ума, пока не почувствовал полное умиротворение и ум мой не очистился от всех посторонних мыслей. Тогда я поднял руки, и, держа ладони перед собой, сосредоточил на них свой взгляд — пристально и в то же время не напрягаясь. Используя зрение так, будто оно — фотокамера, я сформировал ясное, отчетливое зрительное впечатление о своих руках и сказал себе спокойно и серьезно: «Я вижу свои руки во сне; я знаю, что сплю». Эти слова я повторил вслух несколько раз, пристально глядя на свои ладони. Затем я перевел взгляд на стену в дальнем конце комнаты и несколько мгновений нейтрализовал взгляд, просто сосредоточившись на стене. Потом, снова вернув, взгляд к ладоням, целеустремленно и спокойно сосредоточился на них и снова несколько раз повторил те же слова внушения: «Я вижу свои ладони во сне; я знаю, что сплю... Я вижу свои ладони во сне; я знаю, что сплю». Потом я снова стал смотреть на пустую стену, чтобы нейтрализовать взгляд. Этот процесс я повторил пять или шесть раз, поочередно сосредотачивая и нейтрализуя взгляд. Потом несколько минут посидел спокойно. После этого я встал и вернулся к обычным повседневным делам. Весь процесс расслабления, вызывания сна и сосредоточения занял около пяти минут.