Он решил, что неестественная протяженность его фантастического обиталища говорит о потустороннем происхождении сооружения, построить которое не решился бы ни один вменяемый архитектор. По всей видимости, коридор мог быть каким-то бункером инопланетян, возможно, построенным с целью заманивать в ловушку человеческие существа и проводить над ними изощренные садистские опыты. Да, скорее всего, так оно и было. Едва Славе пришла в голову эта мысль, как он безоговорочно утвердился в ней, от страха потеряв способность сопротивляться доводам своего испуганного воображения. В инопланетян Слава никогда раньше не верил, считая их суеверием такого же толка, что и Лох-Несское чудовище или Снежный человек. Но место, в котором он находился, было столь исключительно неправдоподобным и одновременно столь несомненно реальным, что оно почти наверняка было плодом инопланетного творчества, потому что иначе его существование нельзя было объяснить никакими логическими причинами. Слава стал озираться кругом, пытаясь углядеть скрытые в стенах камеры, через которые за ним, может быть, сейчас наблюдают отвратительные инопланетные существа зеленого цвета (почему зеленого?) с трубчатыми отростками на головах. Но камер нигде не было видно. 'Ну, конечно, — у Славы в голове метались скользкие, трусливые мысли, — дураки они, что ли. Камеры-то наверняка замаскированные'. Ой, как страшно, проскулил он про себя, покачавшись немного на корточках; слова вырвались из него довольно громко, он думал, что выплеснув свой страх в словах, он почувствует облегчение: стенать от боли все же легче, чем переносить ее молча. Тут же в голову полезли глупейшие фильмы про нашествия инопланетян и похищения людей и вызвали новый неимоверный страх, какую-то до сих не испытанную его разновидность, хотя нервы уже, казалось, натянулись, высохли и совсем отмерли от ужаса. Он с дрожью представил, как скользкое уродливое тело со смрадным дыханием стоит за спиной, протягивая к нему щупальца. Вспомнился жуткий список инопланетных агентов с приложением их погрудных портретов, выполненных с ужасающими физиологическими подробностями: черепа, покрытые струпьями, выпуклые стрекозиные глаза, наросшая на теле чешуйчатая броня, чудовищные стальные когти. Книжку эту притащил Леша, в детстве фанат фантастической макулатуры, купив ее в ближайшем киоске. Ребята пририсовали к каждому портрету непотребные детали и переписали все названия заново, так что через несколько лет, случайно обнаружив секретный список в куче других книг, сваленных под Лешиным столом, лопались от смеха. Можно не сомневаться, что именно за это он сюда и попал. Какой дурак! Слава не выдержал и заплакал, не столько от страха, сколько от непереносимого ощущения своей глупости, за которую ему придется теперь расплачиваться жизнью. Он сидел и тихонько рыдал, вытирая спиной серую холодную стену, и ему чудился слабый шум где-то справа, в отдалении, там, откуда он пришел. Слава знал, что это за шум, мучение, вызванное страхом, доконало его настолько, что им на какую-то секунду овладело желание быстрой и безболезненной смерти. Вне себя, он вскочил на ноги и уставился лихорадочным пронзительным взглядом туда, откуда доносились звуки — это как будто были тихие неуверенные шажки и монотонное ритмичное поскрипывание паркета — и увидел метрах в ста в коридорной глубине маленькую человеческую фигурку, подобно ему, пребывающую в состоянии полнейшего смятения.

У него в голове словно молния вспыхнула, и разом все воспоминания о солнечном летнем дне, таком невероятно далеком, но сразу ставшем как будто стократ более близким и родным, ошеломительным ярким потоком хлынули в его мозг; и огромная радость, так долго прятавшаяся от него в ужасных коридорных катакомбах, обрушилась на Славу так, что от неожиданной слабости он едва не сел обратно на пол. Растерянная фигура Димы выглядела до странности непривычно в длинном сером коридоре и вязалась больше с совсем другой, все еще такой живой реальностью. Слава, забыв обо всем на свете, бросился в сторону друга, громко крича от нервной радости. Дима заметно вздрогнул. Настороженно глядя на Славу, он судорожно вытаскивал что-то из кармана брюк — Слава, за несколько часов одиночества в бесконечном чужом коридоре научившись обостренным чувствам, увидел, что это черный газовый пистолет, который Дима в последнее время почему-то беспрерывно таскал с собой.

— Эй! Не стреляй! — дико кричал Слава, размахивая руками. Голос его перешел в судорожный всхлип. Славе не было страшно, просто он лопался от избытка чувств. — Не стреляй! Это я! Я!

Дима, такой знакомый и близкий, испуганно глядел на орущего Славу и, по всей видимости, точно так же не понимал, что происходит.

— Убери пистолет, дурак! — орал Слава в полный голос, яростно жестикулируя.

Он уже добежал до Димы, но на всякий случай остановился от него на некотором расстоянии и с мольбой поднял обе руки, как Богоматерь Умягчение злых сердец. Дима смотрел на друга с испуганным удивлением, но в его взгляде не было ни отчаяния, ни сумасшествия: может быть, неожиданная смена обстановки не подействовала на него так сильно, как на Славу. Пистолет он по-прежнему держал в руке, но не целился в сторону Славы, а опустил его дулом вниз.

— Славик, ты живой? — выдавил из себя Дима.

— Дима, это ты? — пролепетал Слава дрожащим голосом.

— Блин, наконец-то! — закричал Слава.

— Что за херня! — вопил Слава. — Чего происходит? Вы где были, вашу мать? Вы понимаете, через что я прошел! Да меня тут чуть не сожрали! Да я тут… Я тут сто раз уже сдохнуть мог! А вы там наверху, небось, довольные! Вам там наверху, наверно, вообще нас-рать на все!

Из-за всех обрушившихся на него бед Слава, пожалуй, кричал громче, чем следовало, не отдавая себе отчета в том, что Дима находится в таком же точно положении.

Дима, тоже в избытке чувств, выразительно качал головой, слушая Славины крики, и глядел на него, словно не веря своим глазам. Всем своим видом он выражал мысль, которая сводилась к одной-единственной фразе: 'Ну и ну!'. Когда Слава в нервном припадке перешел к оскорблениям, Дима, наконец, не выдержал:

— Блин, Славик, ты кричишь тут и мне слова сказать не даешь! Ты думаешь, мы там сидели и ничего не делали? Ты когда провалился, мы с Лехой сами чуть не охренели. Да я сам не понимаю, что происходит! И без твоих криков тут проблем полно. Чего кричишь?

— Да вы что, вашу… да я… да вообще! Да вы что! — орал Слава, прерывая Диму.

— Да, Славик, я сам сюда попал не по своей воле, — говорил Дима, досадливо морщась. — Тихо, не кричи так. Разберемся.

— Давай, вытаскивай меня отсюда! — всхлипывал Слава. — Хватит ваших фокусов, все, кранты. Пошутили, и хватит.

— Славик, как я тебя вытащу? — спросил Дима. — Ты что, думаешь, это мы с Лехой тебя сюда посадили, что ли?

— Естественно! — закричал Слава. — А кто же еще?

— Славик, ты давай успокойся, — говорил Дима примирительно, но немного кривя губы, — успокойся, и все будет нормально. Я все понимаю еще хуже тебя. А Леха где, вообще не имею понятия. Видишь, его нет? Он-то уж точно потерялся.

— Где еще этот дебил потерялся? — кричал Слава.

— Откуда я-то знаю! — Дима сокрушенно махнул пистолетом. — Тихо! — вдруг приказал он. — Слышишь? Что это?

Он испуганно поднял голову и посмотрел на потолок, направив туда дуло пистолета.

Слава в ярости замолчал, переводя дыхание и шумно всхлипывая. До его слуха донеслись знакомые дикие звериные вопли и царапанье когтей по потолку, до невероятности близкое и полновесное. Ящерица, скорее всего, бесновалась уже не первую минуту, необъяснимым образом отследив Славу и Диму, хотя Слава уже порядочно отдалился от места своего падения. Однако ошеломленные друзья услышали ее только сейчас. Слава, которому все происшедшее на радостях стало уже казаться просто дурным сном, почувствовал новый прилив тоски: рев ящерицы мгновенно напомнил ему, что на самом деле ему ничего не приснилось.

— Славик, кто это? — прошептал Дима, держа пистолет в дрожащей руке дулом вверх.