На конференции 1943 года был решен один из важнейших вопросов, который особенно интересовал Советский Союз: об открытии второго фронта в Европе, операции «Оверлорд». Она должна была начаться не позднее мая 1944 года. Очень много выдвигал объективных причин Черчилль, чтобы оттянуть открытие второго фронта. Он считал более выгодным вторгаться не через Францию, а через Средиземное морс — как он говорил, в «мягкое подбрюшие немцев». Но Сталин твердо отстоял вторжение через Ла-Манш. Он давал совет, делился опытом как это лучше осуществить. Говорил: — Я думаю, что «Оверлорд» — это большая операция. Она была бы значительно облегчена и дала бы наверняка эффект, если бы имела поддержку с юга Франции. Я лично пошел бы на такую крайность. Я перешел бы к обороне в Италии, отказавшись от захвата Рима, и начал бы операцию в южной Франции, оттянув силы немцев из северной Франции. Месяца через 2—3 я начал бы операции на севере Франции. Этот план обеспечил бы успех операции «Оверлорд», причем обе армии могли бы встретиться, и произошло бы наращивание сил... По опыту наших операций мы знаем, что успех достигается тогда, когда удар наносится с двух сторон, и что операция, предпринятая с одной стороны, не дает достаточного эффекта. Поэтому мы стремимся нанести удар противнику с двух сторон, чтобы он вынужден был перебрасывать силы то в одном, то в другом направлении. Я думаю, что и в данном случае было бы хорошо осуществить операцию сюга и с севера Франции. И чтобы закрепить и конкретизировать это решение, Сталин требовал здесь же, на конференции, назначить командующего этой операцией. Позднее Черчилль об этом вспоминает так: "Затем Сталин задал самый важный вопрос: «Кто будет командовать операцией „Оверлорд“? Президент ответил, что это еще не решено. Сталин прямо сказал, что операция будет сведена к нулю, если вся подготовка к ней не будет поручена одному человеку. Рузвельт разъяснил, что это уже сделано. Английскому генералу Моргану выделен объединенный англо-американский штаб, и он уже в течение значительного времени разрабатывает планы». Далее Черчилль пишет: «Я сказал, что вопрос о назначении верховного главнокомандующего скорее подлежит обсуждению тремя главами правительств, чем на довольно широком заседании. Сталин сказал, что Советское правительство не претендует на право голоса в этом назначении. Оно желает лишь знать, кто будет этим главнокомандующим. Очень важно, чтобы это назначение было сделано по возможности скорее и чтобы генерал, который будет избран для этого, нес ответственность не только за подготовку плана, но и за его осуществление. Я согласился, что вопрос о том, кто будет командовать операцией „Овер-лорд“, является одним из важнейших моментов, которыми нужно заняться, и заявил, что он будет решен не позже ближайших двух недель». Представляй себе участников и события, происходившие в залах посольства, я особенно реально хотел воспроизвести торжественный момент, о котором прочитал в мемуарах многих участников этой процедуры. Все они непременно отмечают два факта: Сталин поцеловал меч, а Ворошилов его уронил. Вот как это подает Черчилль: «Перед нашим вторым пленарным заседанием, начавшимся в 4 часа, я по поручению короля вручил Почетный меч, который был изготовлен по специальному заказу Его Величества в честь славной обороны Сталинграда. Большой зал был заполнен русскими офицерами и солдатами. Когда, после нескольких пояснительных слов, я вручил это великолепное оружие маршалу Сталину, он весьма внушительным жестом поднес его к губам и поцеловал. Затем он передал меч Ворошилову, который его уронил. Меч был вынесен из зала с большой торжественностью в сопровождении русского почетного караула». На конференции было зафиксировано, кроме открытия второго фронта, обязательство СССР объявить войну Японии после разгрома Германии, а также другие вопросы сотрудничества после окончания войны. В Тегеране Черчилль отметил свое 69-летие. Это событие, конечно же, лучше других описывает он сам: «До сих пор мы собирались для наших заседаний и обедов в советском посольстве. Но теперь я заявил, что третий обед даю я, и он должен состояться в английской миссии. Никто не мог против этого возражать. По алфавиту и Великобритания, и я сам стояли первыми, а по возрасту я был лет на пять старше Рузвельта и Сталина. Я сказал, что 30 ноября мой день рождения. Эти аргументы, в особенности последний, оказались решающими, и наш посланник сделал все необходимые приготовления к обеду примерно на 40 человек... Это был памятный день в моей жизни. Справа от меня сидел президент Соединенных Штатов, слева — хозяин России. Вместе мы фактически контролировали все флоты и три четверти всей авиации в мире и управляли армиями примерно в 20 миллионов человек, участвовавшими в самой ужасной из всех войн в истории человечества. Рузвельт преподнес мне в подарок прекрасную персидскую фарфоровую вазу; она разбилась в пути, когда я возвращался на родину, но была чудесно восстановлена, и я храню ее среди прочих дорогих для меня вещей». О том, что подарил Сталин, именинник не пишет, но один из подарков был такой. Во время неофициальной беседы за чашечкой кофе Черчилль как-то сказал, что ему очень нравятся русские романсы в исполнении Вадима Козина. Сталин это запомнил, дал указание привезти певца в Тегеран спецрейсом. Представьте, как артист испугался, когда к нему пришли чекисты и сказали: «Собирайтесь». И еще представьте, какой эффект произвел Козин своим появлением на именинах и исполнением песен на изумленного Черчилля. Сталин умел делать приятные сюрпризы и умел продемонстрировать, что для него все возможно. Дальше опять слова Черчилля: "Во время обеда у меня завязался исключительно приятный разговор с обоими моими знатными гостями. Сталин повторил вопрос, который он задавал на совещании: «Кто будет командовать операцией „Оверлорд“? Я сказал, что президент еще окончательно не решил...» Как видим, Сталин гнул свое даже в неофициальной обстановке. И добился — имя главкома было названо: генерал Эйзенхауэр, а начало операции «Оверлорд» — не позднее мая 1944 года. В завершение расскажу о любопытном эпизоде, который произошел до начала Тегеранской конференции, Сталин со своей делегацией выехал из Москвы поездом. В Сталинграде пересели на самолеты. На аэродроме делегацию встречали командующий ВВС А. А. Новиков и командующий авиацией дальнего действия А. Е. Голованов. На поле стояли несколько самолетов Си-47. Новиков доложил: — Для вылета подготовлены два самолета, один поведет генерал-полковник Голованов, другой — полковник Грачев. Через полчаса за нами пойдут еще два самолета с группой сотрудников МИДа. Полет прикрывают три девятки истребителей. Сталин без церемоний сказал: — Генерал-полковники редко водят самолеты, мы лучше полетим с полковником. И пригласил с собой Молотова, Ворошилова, Берию и Штеменко. Кстати, Грачев не простой полковник авиации, а один из лучших летчиков, поэтому и был он личным пилотом Берии и самолет, который выбрал Сталин, тоже был его «личный». Я был в Тегеране в год празднования 50-летия Победы. Посол Сергей Михайлович Третьяков и военный атташе полковник Михаил Иванович Крицкий со своими коллегами сделали доброе дело к этому юбилею. В Иране, как известно, были наши войска, перегонялась техника из портов Индийского океана на север, на советскую территорию. Случались здесь и аварии, и террористические акты — гибли наши советские воины. Их хоронили, как и на фронте, в братских или одиночных могилах, на которых ставили фанерные красные звезды и тумбы с именами погибших. Солнце и дожди смыли эти имена. Истлели фанерные памятнички. Вот и решили работники российского посольства на свои средства поставить мраморный обелиск на российской земле (во дворе посольства) и перезахоронить здесь 48 обнаруженных ими останков наших воинов, — что и сделали. В торжественной обстановке был открыт этот обелиск. Священник отец Александр отслужил панихиду. Послы бывших советских республик и бывшие союзники американцы и англичане возложили венки. Посол сказал мне: — В Москве могила одного неизвестного солдата, а у нас их 48. Ни одного имени нам установить не удалось... На совещании Ставки Сталин не рассказывал подробностей о своем пребывании в Тегеране. Верховный только коротко сказал: — Рузвельт на Тегеранской конференции дал твердое слово открыть широкие действия во Франции в ]Ч44 году. Думаю, что он слово сдержит. Ну а если не сдержит, у нас хватит и своих сил добить гитлеровскую Германию.