— Он так много для тебя значил?

— На нем все и началось, — пробормотала Селена, вытирая краем рукава глаза, в которые, наверное, что-то попало. — Именно тогда решилось многое из того, что раз и навсегда определило ход моей дальнейшей жизни.

— А сколько тебе было лет?

— Семнадцать. Я как раз переехала в город, где должна была жить одна, учась журналистскому мастерству.

— Вот это да! Почему я раньше ничего об этом не знала?

— Скоро ты все узнаешь. Я должна многое тебе рассказать.

— Когда?

— Во время нашей поездки. У нас будет время поговорить.

— Давай лучше прямо сейчас!

— Сейчас?

— Ну да. Как раз подходящий момент. Клаудия спит, а Рок помогает отцу.

Немного поколебавшись, Селена взглянула на часы, подумала и кивнула. До вечера еще было время.

— С чего же начинать?

— Начни с праздника.

Помолчав, Селена вытерла руки о фартук: и спросила у дочери:

— Ты действительно готова выслушать мою историю? А точнее, нашу с тобой историю?

— Да, конечно!

— Возможно, ты узнаешь много удивительного и даже неприятного. И даже пожалеешь, что попросила рассказать ее. Знай, я ничего не стану от тебя скрывать. Все или ничего. Идет?

— Ты это серьезно? — не веря своим ушам, спросила Анаид.

— Абсолютно.

— Правда, ничего не будешь от меня скрывать? — настаивала Анаид.

— Ничего.

— И скажешь, кто был моим отцом?

— Разумеется, — без колебаний ответила Селена.

— Тогда рассказывай!

Анаид схватилась за сердце. Еще ни разу в жизни она не осмеливалась спросить мать о своем отце. А сейчас Селена сама предложила рассказать дочери как, когда и почему та появилась на свет.

Все началось в феврале. Я это прекрасно помню, потому что тот день был холодным, а у нас не было отопления. Я жила тогда в Барселоне в маленькой квартире с балконами, постоянно закрытыми старыми деревянными ставнями.

По квартире вечно витал запах жареного лука, а двери были так источены жучками, что рассыпались прямо на глазах. Сейчас бы такую квартиру опечатала санитарно-эпидемиологическая станция, но в семнадцать лет она казалась мне сказочным дворцом.

Я жила там вместе с Карлой, Метрикселлой и Лолой.

Карла училась на химическом факультете. Она была полненькой и любила командовать. Впрочем, китайская кухня и кубинская сальса[5] увлекали ее гораздо больше, чем свойства соединений натрия. Белокурая Метрикселла с золотистыми глазами была родом из Андорры. Худенькая, красивая, меланхоличная, она училась на художницу и украшала потолки нашей квартиры мерцающими звездами, а стены — блестящим дождиком. Лола напоминала маленький меховой комочек. Она свободно бегала по комнате под опекой своей хозяйки Метрикселлы, никогда не отходя дальше, чем на десять метров от своей уютной клеточки, где ее всегда ждали сочные листья салата и постелька из чистых опилок. Лола была хомячком Метрикселлы. Мы все ее баловали и холили так, словно это был наш ребенок. Лола была нашим живым талисманом.

Я училась на факультете журналистики и вносила свой вклад в наше совместное существование, стараясь создать в квартире атмосферу уюта. Моим соседкам очень нравилось то, как вечерами я украшала нашу обитель свечами, а также мои травяные настои и эксцентричный стиль. Признаюсь, в те времена я не стеснялась выставлять на показ свои длинные ноги, пышные вьющиеся волосы и с удовольствием строила мужчинам глазки, тем более что они у меня такого красивого зеленого цвета.

Мне нравилось необычно и даже вызывающе одеваться. Поэтому почти все молодые люди хотели со мной познакомиться, но никто из них почему-то в меня не влюблялся. Девушки же, по большей части, смотрели на меня косо и недружелюбно. У меня были только две чудесные простые смертные подруги — Карла и Метрикселла.

По утрам я ходила в университет, но пользовалась малейшим поводом, чтобы прогулять занятия. Гораздо больше мне нравилось посещать факультетский студенческий бар, где мы жадно читали газеты, придумывали невероятные репортажи и спорили о том, как сделать наш несовершенный мир лучше.

Во время учебы меня ужасно интересовали всякие светские скандалы и интриги, о которых писала пресса, и я придумывала на их темы такие вариации, что некоторые уставшие от моей фантазии преподаватели нашего факультета предсказывали мне блестящее журналистское будущее, лишь бы я от них отстала. Бедняги! Наверное, я действительно утомляла их своими бесконечными рассуждениями. С не меньшим увлечением я посещала разные вечеринки.

Хорошо помню, что именно я уговорила Карлу и Метрикселлу принять участие в конкурсе карнавальных костюмов, организованном студентами факультета журналистики. Сначала обе мои соседки наотрез отказывались.

Карла утверждала, что настолько толста, что под ней проломится любая сцена, а из костюмов ей подойдет только наряд плюшки в сахарной пудре. Метрикселла же призналась, что будет очень смущаться и чувствовать себя под взглядами сотен незнакомых глаз совершенно голой. Но я была настойчива и последовательна. Наконец они согласились и с примерным усердием принялись за подготовку к карнавалу.

Тем февральским днем, с которого начинается мой рассказ, мы с Карлой и Метрикселлой, продрогшие до костей, решили взяться за иголки и нитки, чтобы соорудить себе карнавальные костюмы до начала сессии. На покупку готовых нарядов у нас не было денег, — мы тратили их на другие, более насущные вещи, поэтому решили сшить себе костюмы сами. Мы с головой ушли в рукоделье — пришивали пуговицы, вшивали молнии, приметывали подкладки. А когда пальцы переставали слушаться, кололись иголками и визжали от боли.

И все время хихикали, как маленькие дурочки. Особенно, когда у нас ничего не получалось. Мы смеялись до слез, до икоты…

Наконец мой костюм был готов. Разглядев его, Карла и Метрикселла перестали смеяться.

Почему я выбрала именно этот наряд? До сих пор не могу понять, но хорошо помню, какие он повлек за собой несчастья…

Мои подруги гадали, кем я нарядилась.

— Скажи же! Ну хоть намекни!

Еще чего! Я не имела права произносить имена божеств. Мне запретила это делать Деметра, потому что, произнося чье-либо имя, мы призываем его обладателя. Кроме того, богиня, о которой шла речь, носила много имен. Переодеваясь ею, я, наверное, просто хотела доказать самой себе, что выше суеверий Клана Волчицы, которыми меня пичкали с детства. Как же я ошибалась! Меня и сейчас прошибает холодный пот при мысли о свирепой жестокости существа, которым я тогда нарядилась.

— Это очень сильная женщина. У нее железная воля.

— Значит, это Маргарет Тэтчер! — воскликнула Карла.

И как ей только в голову могло прийти, что я буду изображать на карнавале бывшего премьер-министра Великобритании! Конечно, меня считали способной на все, но не до такой же степени! Наверное, Карла хотела надо мной поиздеваться. Это было весьма в ее духе!

— Это очень кровожадная женщина, — уточнила я.

— Жена мясника! — воскликнула Карла.

— Сестра расчленителя! — пискнула Метрикселла.

Их догадки были недалеки от действительности. Богиня, которой я собиралась нарядиться, дала бы фору любому мяснику и расчленителю. Она требовала человеческих жертвоприношений и пила кровь своих жертв.

Я так и не произнесла ее имени, но расхаживала перед своими подругами в тунике, украшенной змеями и птичьими перьями, и даже дала им потрогать свой обоюдоострый атам — священный нож колдуний, дерзко включенный мной в состав костюма, хотя его никогда не следует показывать простым смертным.

— Я — богиня!

Услышав это, Карла и Метрикселла от любопытства заерзали на стульях. Недаром я уже несколько месяцев по вечерам интриговала их гаданиями и поила настоями таинственных трав.

У меня не было ни интересной меланхолии Метрикселлы, ни здорового прагматизма и юмора Карлы. Зато я была загадочной. Мне это ничего не стоило. Ведь я же была колдуньей. Конечно, мои соседки этого не знали, но чувствовали во мне что-то необычное, наслаждаясь этой стороной моей натуры и требуя от меня все новых и новых неожиданностей. Вот так все и началось…