По пути в гостиницу я испытала свою новую палочку. Задержавшись на мгновение у дома Хольмфриды, я произнесла очень сильное заклинание, чтобы собравшиеся в нем омниоры из Клана Кобылицы заснули и не скоро проснулись.

Потом впервые поговорила со своей будущей дочкой. Я велела ей не волноваться и уверила в том, что никто не сотворит ей зла, и что она не попадет в лапы ни одной одиоры, а также в том, что ни одна омниора не заставит меня потерять ее или лишить отца.

Теперь у меня была волшебная палочка и уверенность в том, что у меня родится прекрасная девочка с голубыми глазами Гуннара и моими длинными ногами. Назло всем проклятиям и пророчествам моя зачатая в ночь летнего солнцестояния малышка должна была унаследовать от своих родителей все самое лучшее.

Наступило утро. Робкое солнце едва выглядывало из-за затянувших небо тяжелых туч. Понимая, как мало у нас времени, я бросилась будить Гуннара, который так хорошо выспался, что, увидев меня, тут же заулыбался, заключил меня в свои медвежьи объятия и, притянув к себе, начал щекотать. В другое время я бы с радостью еще поспала на его груди, но нам нужно было срочно бежать, и я выдумала очередную ложь.

— Хольмфрида узнала о смерти Метрикселлы и засыпала меня вопросами. Мне все это не нравится. Боюсь, что она сообщит обо мне в полицию.

Услышав такое, Гуннар немедленно вскочил с кровати.

— Немедленно уезжаем! — ни секунды не колеблясь, воскликнул он.

— Куда? — с надеждой спросила я.

— Исландия — уединенная и дикая страна, — выглянув в окошко, пробормотал Гуннар. — Но и она поддерживает связи с внешним миром. Боюсь, полиции будет нетрудно тебя разыскать.

— Что же делать? — спросила я.

— Помнишь, как мы собирались странствовать по ледяной пустыне? — сжав ладонями мое лицо, спросил Гуннар.

У меня замерло сердце. Я все прекрасно помнила.

— Мы пройдем путем твоего предка Эрика Рыжего?

— Я отвезу тебя в места, где у тебя захватит дух — так там красиво. Мы доберемся туда на упряжке резвых ездовых собак! — с этими словами Гуннар нежно погладил меня по голове. — И будем там только вдвоем.

Облегченно вздохнув, я подумала о том, что вдвоем с Гуннаром мне ничего не страшно.

— И там никто нас не найдет? — с надеждой в голосе спросила я.

— Никто и никогда! — решительно заявил мой викинг.

За несколько минут мы позавтракали и отнесли вещи в машину.

Не испытывая больше страха, я села рядом с Гуннаром, взявшим бразды правления нашей дальнейшей судьбой в свои руки. Ведь это был его родной остров, и он знал, что делать.

Однако мне то и дело приходилось хлестать себя по щекам, чтобы не заснуть.

— Лучше поспи! — посоветовал Гуннар, и я с благодарностью последовала его совету. Теперь, когда у меня снова были защита и волшебная палочка, я чувствовала себя вполне довольной. Однако мне ужасно хотелось спать. От усталости мои глаза закрывались сами собой, и я непрерывно зевала. Поэтому я просто перелезла на заднее сиденье и мгновенно заснула.

Гуннар вел машину, не оглядываясь и не зная, сплю ли я одна или с существом, не покидавшим меня все наше долгое путешествие и по каплям высасывавшим из меня жизнь.

На хуторе

Спустя несколько часов меня разбудил шепот:

— Не шевелись!

Это был голос Гуннара. Казалось, мой викинг чем-то взволнован.

Внезапно я ощутила к нему такой прилив неистовой и иступленной ненависти, что чуть не свалилась с сиденья. Я просто не понимала, что со мной происходит. Мне ужасно хотелось вонзить в тело Гуннара атам. Руки у меня так и чесались, уже нащупывая нож.

Борясь с противоречивыми чувствами, не открыв глаз, я замерла на сиденье и внезапно почувствовала в левой руке такую боль, словно кто-то проколол мою вену крошечной иглой.

Внезапно все встало на свои места. Это была Баалата! Она пыталась вселиться в меня и уже овладела моей рукой, но остальное мое тело было ей пока неподвластно.

В тот день Баалата столкнулась с моей защитой, созданной накануне исландскими одиорами, и пыталась прогрызть ее, чтобы напиться крови, как она это делала уже много недель.

Мне стало противно и страшно, бешено забилось сердце и вспотели лоб и ладони.

Я не понимала, почему Гуннар требовал, чтобы я не двигалась, но подчинилась ему, хоть и по-прежнему ненавидела. Зажмурившись, я не двигалась, пытаясь не дать Баалате полностью овладеть собой.

Внезапно боль в руке прекратилась, и я вновь стала хозяйкой своих чувств и эмоций.

И вдруг в вечерней тишине раздался пронзительный вопль — визгливый, душераздирающий, нечеловеческий. Вскочив с ногами на сиденье, я поняла, что разъяренный Гуннар держит пальцами Баалату. Увидев ее, я всхлипнула и на мгновение спрятала лицо в ладони, не в силах открыть глаза, а Гуннар размахивал Баалатой в воздухе и кричал:

— Смотри! Смотри! Эта мерзкая тварь впилась тебе в руку!

«Лола!!!»

— Убей ее! — крикнула я, не раздумывая ни секунды.

Гуннар примеривался, как бы бросить хомяка на пол машины и раздавить каблуком, когда Лола с невероятной для такого маленького существа силой вонзила ему в руку свои зубы.

Гуннар разжал пальцы, и хомяк выскочил в приоткрытое окошко машины.

Внезапно погода резко ухудшилась. Откуда-то набежали закрывшие собой горные вершины облака. Небо потемнело. По крыше машины застучали крупные капли дождя, а рядом с нами в землю ударила молния. Раздался оглушительный раскат грома.

Разинув рот от изумления, Гуннар созерцал неожиданно разразившуюся бурю.

Я не стала мешкать. В одной руке у меня был атам, а в другой — волшебная палочка. Простерев палочку в сторону хомяка, я произнесла самое сильное из известных мне заклинаний. Вселившуюся в Лолу Баалату парализовало. Теперь нельзя было терять ни секунды.

Выскочив из машины, я бросилась к маленькому меховому комочку, корчившемуся на мокрой земле.

Баалата старалась вырваться из тисков моего заклинания, и ее освобождение было делом нескольких секунд. Я тут же вымокла под дождем, поскользнулась, упала, вымазалась в грязи, но добралась до Баалаты раньше, чем та сумела освободиться и поразить меня молнией. Одним ударом атама я отрубила хомяку голову.

Повторяя про себя, что передо мной не крошечное безобидное животное, а воплотившаяся в него кровожадная одиора, уморившая Метрикселлу и испепелившая молнией несчастного Кристиана Мора, что это не маленький хомячок, гревшийся у меня на груди, а безжалостная колдунья, выжившая, благодаря тому, что, выскочив из тела девушки, вселилась в Лолу, я выпотрошила маленькую тушку, извлекла у нее сердце, пронзила его своим атамом, а потом нашинковала на маленькие кусочки то, что осталось от животного, и все сожгла.

Закопав пепел в землю, я произнесла над этим местом заклятье, чтобы одержимый хомяк больше не воскрес.

Завершив кровавый ритуал, я прижалась к груди молча наблюдавшего за моими действиями Гуннара и разрыдалась.

Несмотря на происшедшее, мой прекрасный викинг стал гладить меня по волосам, как ребенка, и гладил до тех пор, пока я не перестала всхлипывать. Потом обработал спиртом ранки на моей искусанной руке.

Мне было больно, но я даже не поморщилась, потому что была невероятно рада избавлению от Баалаты. Теперь я могла, наконец, спать спокойно.

И я все время думала о своей милой, еще не родившейся дочурке, которой угрожала не меньшая опасность, чем мне. Представив себе, как каждую ночь Баалата в обличье Лолы, примостившись рядом, мирно сопела у меня на груди, я содрогнулась. Потом вспомнила, как проницательный Кристиан Мор, почувствовав неладное, хотел раздавить Баалату в углу каюты, а она испугалась так, что вызвала шторм с громом и молниями, одной из которых и покончила со старым моряком.

И тут я поняла, что произошло с Метрикселлой.

— Она сама это сделала!

— Кто?

— Метрикселла! Она сама себя убила, чтобы уничтожить вселившуюся в нее Баалату!