– Итак, господа…

– Скорее! – процедил полковник Торнтон. Филип промолчал.

Сэр Бенедикт положил на стол заряженный пистолет рукояткой к полковнику, а дулом к Филипу. Незаряженный пистолет он положил напротив; дуло его находилось всего в одном-двух дюймах от пистолета полковника Торнтона.

Затем сэр Бенедикт вернулся на свою позицию – спиной к камину.

– Далее! – сказал он. – Каждый из вас берет пистолет и проверяет, хорошо ли он заряжен. Лорд Гленарвон?

Филип сделал то, что было велено.

– И… именно так, – сказал он.

– Полковник Торнтон?

– Да, все нормально, – отвечал полковник, подкидывая пистолет в руке и любуясь перламутровой инкрустацией на рукоятке. – Да, клянусь Богом!

– Господа, поднимите пистолеты.

Послышался тихий, приглушенный щелчок – противника взводили курки.

– Положите пистолеты на стол, – скомандовал сэр Бенедикт, – на то место, где они лежали прежде. Если пистолеты будут лежать по-другому, я должен их поправить.

Дуэлянты положили пистолеты на место: послышался глухой стук.

Сэр Бенедикт достал очень большой красный носовой платок в белый горох. Здесь такой платок казался нелепым, как кукла среди мертвецов. Однако никто ничего не сказал.

– Сейчас я досчитаю до трех, – продолжал сэр Бенедикт, – и на счет «три» брошу платок!

Неожиданно капризное, как всегда в апреле, солнце выглянуло из-за туч. Его бледные, но необычайно яркие лучи осветили светло-зеленые стены и выступающие из стен колонны с бело-золотыми каннелюрами. Солнечные зайчики заплясали по полированному красному дереву и ослепили Филипа.

Полковник Торнтон оскалил превосходные искусственные зубы.

– Тебе конец, Гленарвон! – прошипел он. – На этот раз, черт меня побери, тебе конец!

– Полковник Торнтон! Молчать!

Полковник расхохотался. Филип не произнес ни слова.

– Вам, – невозмутимо продолжал сэр Бенедикт, – не нужно следить за платком. Когда я скажу «три», вы берете пистолеты и стреляете так, как считаете нужным. Готовы? Раз!

Тишина в доме стала почти ощутимой. Полковник Торнтон стоял, широко расставив ноги. Он прикидывал в уме расстояние и радовался, видя, как солнце бьет в глаза его противнику.

– Два!

Единственный из троих, сэр Бенедикт почувствовал, как лоб его покрывается испариной. Он поднял платок и посмотрел на незаряженный пистолет, лежащий перед Филипом.

Филип моргнул и слегка сместился вправо.

– Милорд! – послышался вдруг голос Хопвита из-за двери. – Судья и констебли! Они…

– Три!

Платок в белый горох упал на пол.

Но Филип Клаверинг уже бросился вперед с такой скоростью, что сэр Бенедикт едва успел его заметить. Молнией выбросив вперед правую руку, он схватил пистолет за дуло и швырнул вперед.

Полковник Торнтон тоже не зевал. Он схватил свой пистолет за рукоятку, прицелился и уже поднял локоть, готовясь выстрелить, когда рукоятка пистолета, брошенного Филипом, опустилась на его голову с жидкими напудренными волосами.

Полковник опоздал на полторы секунды. Локоть его ударился о стол. Пистолет выстрелил наугад. Тяжелая пуля срезала угол каминной полки, со звуком лопнувшей струны отскочила в сторону и ушла в стену под картиной, изображающей Мадонну с младенцем.

Полковник Торнтон упал головой на стол лицом вниз, подпрыгнул конский хвост, туго завязанный черной лентой; из напудренной головы вылилась струйка крови. Пистолет с грохотом свалился на столешницу рядом с ним. Кружевная сорочка полковника сбилась набок. Стул покачнулся, и полковник упал на пол. Он лежал на спине, раскрыв рот. От него невыносимо воняло горелым порохом.

– Господи помилуй! – прошептал сэр Бенедикт Скин. Филип бросил незаряженный пистолет на стол.

– Не бойтесь, сэр! – рявкнул он. – Полковник Торнтон невредим: я не собирался убивать его. Но теперь вы понимаете, почему я вынужден был пользоваться незаряженным пистолетом?

Побагровевший сэр Бенедикт, казалось, вовсе лишился дара речи.

После того как с тяжелым заданием было покончено, наступила реакция. Филипа била дрожь, по телу тек пот, он едва мог говорить.

– Если бы я ударил его по голове заряженным пистолетом, он бы выстрелил сам – как его пистолет. И моя пуля угодила бы в меня самого.

Дверь в столовую с шумом распахнулась. Хопвит с плащом и шляпой бросил всего один взгляд на побежденного полковника.

– Милорд! – воскликнул он. – Судья…

– Да, – с горечью согласился Филип. – Несмотря на все предупреждения Дженни, я слишком долго тянул. – И в нем снова вспыхнул гнев против полковника Торнтона. – Послушайте, сэр, – обратился он к сэру Бенедикту. – Вы показали себя истинным спортсменом! Благодарю вас. Но прежде чем вы начнете распространяться о дуэльном кодексе, позвольте задать вам один вопрос. – Он показал пальцем на Торнтона. – Он играл честно?

– Так точно! – рявкнул сэр Бенедикт. – Честная игра, конечно, но как же кодекс…

– У кого было преимущество? У него или у меня?

– У него, разумеется. Но…

– Это меня устраивает. Нет, погодите! Он слишком часто издевался надо мной и пользовался любым предлогом, чтобы меня унизить. Если мне когда-либо придется снова сойтись с ним, когда бы то ни было, клянусь Богом, я его убью! Передайте ему это, когда он очнется. И пусть впредь поостережется! – Филип повернулся кругом. – Ну, Хопвит! Судья! Наручники! Где они?

– Милорд, я все время пытался вам сказать. Мистер Эйвери еще не прибыл.

– Не… прибыл?

– Они давно бы уже были здесь. Только лошадь судьи потеряла подкову. Молодой Джаред наблюдает за ними в подзорную трубу с крыши. Сейчас они в кузнице Миллера. Если вы поспешите, вы еще успеете сбежать от них!

Он сунул Филипу плащ и шляпу, а затем тайком передал ему свернутую записку, которую Филип сунул в жилетный карман.

– Благослови вас Бог, Хопвит!

– Помоги вам Бог, милорд! – И Филип выбежал на улицу, в душистый апрельский день.

Настроение у него снова поднялось. Дженнифер ждет его в двуколке. Все отлично!

Однако через полтора часа все его замыслы снова оказались расстроенными.

Глава 11. «Скорей!» – кричали стены, когда мы мчались мимо…»

Больше полумили по лесу, по дороге, идущей вдоль реки, двуколка с сине-желтыми спицами колес неслась, влекомая норовистой гнедой кобылкой, которая бежала бодрой рысцой.

Они въехали на Чейни-Уок, крайнюю улицу в деревушке Челси. Улица была обитаема, но с левой стороны дороги дома стояли только в один ряд, а за ними простирались луга и росли деревья, на которых распускались листья.

Дженнифер, с трудом встав на ноги и шатаясь от тряски, изумленно оглядывалась по сторонам.

– Но здесь же деревня! – воскликнула она. – Ты хотя бы представляешь, где мы?

Филип поднял поводья и хлестнул лошадь по крупу.

– В общих чертах. Это Чейни-Уок, она ведет к…

– Ройял-Хоспитал-авеню, да? Прямо к Челсийскому инвалидному дому?

– Так его станут называть через сто пятьдесят лет. Сейчас же, в соответствии с горвудовским планом Лондона тысяча семьсот девяносто пятого года, вся улица называется Пэра-дайз-роу. Внимательно следи за белыми дорожными указателями. Если мы заблудимся…

Но Дженни откинулась на спинку сиденья и оглянулась на клубы пыли за ними.

– В том-то и дело! Мы едем не так быстро, как нужно! Фил, может, хлестнуть ее? Нас в любую минуту настигнут!

– Не думаю.

– Почему? – спросила Дженни, поворачиваясь к нему.

– Кажется, я приобрел устойчивую репутацию отверженного, – отвечал Филип, улыбаясь. – Мировой судья прекрасно понимает: двух констеблей недостаточно, чтобы удержать меня.

– Они и не удержат, – с горечью согласилась Дженни-фер. – Фил, ну почему ты, когда злишься, непременно должен рисковать? Почему ты непременно должен тянуть и медлить, и лупить полковника Торнтона по голове пистолетом, когда солнце бьет тебе в глаза, а он готов застрелить тебя наповал?

– Откуда ты все знаешь? Ты ведь сидела снаружи, в двуколке!