На самом деле спастись можно только всем. Если же поверят Явлинскому, то на его шлюпке все погибнут. Но чтобы это стало ясно, надо нам распутать клубок наших мыслей. Потянуть хоть за одну ниточку, неважно даже, за какую — но тянуть долго, не дать оборваться. Обрывы, каких у нас сегодня много, связать. Втянуть в разговор тех, кто пока что очарован Явлинским.

Хотя и трудно тянуть ниточку в нашей «красной» печати.

1999

Государство и человек

Сегодня мы стоим перед выбором. И все уже чувствуют, что это выбор более глубокий, нежели может выразить язык политики. Это — выбор жизнеустройства, выбор пути, который надолго определит судьбу наших потомков и судьбу множества народов России. Потому-то увязли реформы, потому-то нет и активного социального протеста. И очень осторожно ведут себя люди на выборах. Народ застыл в раздумье.

Думать сегодня тяжело. Реформаторы, сделав манипуляцию сознанием главным средством своего господства, отравили каналы общения, разрушили язык, воззвали к темным комплексам, вбросили в умы массу идолов и разорвали историческую память. Ущерб, который они этим нашей культуре, несопоставим с их жалким политическим выигрышем. Они поступили как хищники, убивающие не для еды. Пора бы тем из них, кто может, одуматься и вернуться — восстанавливать разрушенное.

Я скажу лишь об одном образе того многоликого будущего, которое мы выбираем на нынешнем распутье. Об образе того государства, к которому можно пойти по тому или иному пути. Пути разные, и государства, которые шаг за шагом будут складываться на каждом пути, тоже разные. Собрать из них все самое приятное, остаться как бы вне коридора — невозможно. Но раз мы зовем к диалогу, то не будем ни из одного образа делать карикатуру, не будем пугать эксцессами никакого пути. Не будем даже ссылаться на тот ужас, который творится сегодня в «России ельцинской». Примем, что все это пока что эксперимент, во многом неудачный, что мы пока что живем в неизбежной разрухе переходного периода. Рассмотрим именно идеальный образ того государства, к которому нас позвала либеральная интеллигенция, уговорив разрушить государство прежнее, советское (впрочем, уже сильно подпорченное, но и здесь мы должны говорить о сути).

Каждое общество строит государство своего типа — а государство охраняет устои своего общества. Вот самый главный, самый грубый выбор: есть общества, построенные по типу семьи, и общества, построенные по типу рынка. Внутри этих типов есть свои варианты, свои капитализмы и социализмы, свои свободы и несвободы, а порой и тирании, свои общественные болезни и припадки, но сначала надо разобраться с главным.

В обществе, которое строится по типу семьи, государство — отец (патерналистское государство). Он следит за тем, чтобы все дети были сыты и в безопасности. В обществе-рынке государство — ночной сторож. Он следит за тем, чтобы на всех рынках (рынке товаров, денег, политических программ, любви и т.д.) строго соблюдался принцип эквивалентного обмена и никто никого не обсчитывал.

Из этих образов и строится вся система взаимных обязанностей и прав государства и гражданина. Роль отца и роль сторожа различны фундаментально. И даже очень похожие внешне права в государствах разного типа внутренне различны. Бесплатная медицина в Швеции — социальное право, завоеванное в борьбе, а индивидуальные права при государстве-рынке неотчуждаемы, с ними человек рождается. Напротив, бесплатная медицина в СССР — естественное право члена семьи. А заботиться о своем здоровье — обязанность гражданина перед государством, потому что его тело не есть частная собственность личности, оно частично принадлежит семье, народу, государству.

Прикладывать мерки и критерии государства одного типа к действиям другого — наивно (хотя наша интеллигенция этим занималась два десятка лет). Верховный совет не может быть похож на парламент, который выражает ритуал конкуренции на политическом рынке. Семейный совет обсуждает вопрос, пока не приходит к единогласному решению, здесь голосование — ритуал единства. Сегодня, когда государство-семья в России изуродовано и мы испытали результат на своей шкуре, нам должно быть стыдно, что мы не понимали этих простых, давно написанных в учебниках вещей. Мы не знали общества, в котором жили — и не читали этих учебников.

Государство, порожденное обществом, активно создает и использует «генетические матрицы», на которых это общество воспроизводится из поколения в поколение. Здесь — главное взаимодействие между государством и личностью. Кого воссоздает либеральное государство? Об этом ясно сказали философы от Гоббса до фон Хайека: в каждом поколении государство Запада воссоздает свободного индивида (атом). Атомы собираются в классы и ассоциации, чтобы успешнее конкурировать на жизненном рынке. Кого воссоздает государство-отец? Народ — и личность как частицу народа. Для либерала это слушать противно, но придется ему проявить свою пресловутую толерантность.

Так же, как любая клетка организма имеет набор хромосом, все институты государства содержат в себе матрицы общества и человека. Я упомяну лишь самые активные в этом отношении — те, что связаны с детством и старостью. Это школа, что дает духовную пищу новому поколению, и пенсии, что обеспечивают хлеб старикам. Реформаторы, которые претендуют сломать генотип общества, прежде всего стараются изменить эти две матрицы. Это мы и наблюдаем сегодня в России.

Советское государство в октябре 1918 г. определило тип нашей школы — единая. Идея такой школы была рождена в долгих исканиях русских педагогов как отрицание школы буржуазного общества, которая возникла в ходе промышленной революции на Западе. Главная задача буржуазной школы — воспроизведение классового общества, и такая школа в принципе есть школа двойная. Она состоит из двух «коридоров», которые расходятся уже в начальных классах. Один формирует элиту, другой — человека массы. Школа для элиты общеобразовательная, она основана на университетской культуре и дает целостное знание в виде дисциплин. Школа для массы основана на «мозаичной» культуре и дает так называемые «полезные» знания. Одна готовит сильного духом, свободного в мыслях волевого человека, другая — пассивного «потребителя идеологии».

Советская школа была единой и основанной на университетской культуре — она воспроизводила народ, а не классы. Элитарная школа — для всего народа. Это была невиданная социальная роскошь, которая, с трудностями и частными неудачами, предоставлялась всему населению России, а затем и СССР. Экзаменом этой школы стала индустриализация, а затем Великая Отечественная война. Пожалуй, еще более тяжелый и страшный экзамен проходит советская школа сегодня. Я думаю, что поразительное достоинство и терпение, которое обнаружили советские люди в условиях нынешнего бедствия, в большой степени — плод образования, полученного в школе. Она дала нам всем общий язык и строй мысли, соединила нас в народ, который пока что не удается рассыпать на конкурирующих индивидов никакими тяготами и соблазнами.

Вообще, советское государство, как это бывает и в семье, умело сочетать непpитязательность с pоскошью, тяжелый тpуд с пpаздником — в пpотивовес тяге либерального государства к «сpеднему» и даже посредственному. В 50-е годы мы, школьники и студенты, ходили в пеpешитых гимнастеpках — но могли иметь яхту или лошадь в споpтклубе. Мы не имели благ, обычных для сpеднего класса Запада, но имели то, что на Западе доступно только миллионеpам. Тепеpь нас зовут в государство, где обычный гражданин сможет съедать в день по десять сосисок, но никогда не сядет на лошадь. А ребенок его пойдет в школу, хотя бы и уставленную компьютерами, которая сделает из него массового потребителя. Это, повторяю, в идеале. А об идеалах спорить бесполезно.

Сегодня советскую школу уничтожают. Это дело идет трудно, пассивно сопротивляются и родители, и учителя, и чиновники. Но лучше бы им всем понимать, в чем суть двух типов школы.