Объявления были не совсем бесплатными, так как бланк вырезался из последней страницы самой газеты, а она денег стоила. Поэтому приходилось обзванивать знакомых — нет ли старых номеров? Или караулить в офисе, где народ покупал «толстушку», просматривал там же объявления о продаже, в основном, автомобилей. А тут и ты с вопросом: «Извините, вам нужна последняя страница?» Очень похоже на собирание пустых бутылок, только лучше.
После долгих размышлений я придумал себе такую формулировку: «Стихи на праздники, юбилеи, торжества». Потом дописал: «…напишет профессиональный поэт». Потом дописал: «…с десятилетним стажем». Потом переписал: «с двадцатилетним стажем». Потом подумал-подумал, вспомнил стишок, который я навалял во втором классе: «Вовка Лындин дурачок, съел с морковкой пирожок», — и с чистой совестью переделал на «…с тридцатилетним стажем».
А зачем ограничиваться торжествами?! Разве других причин для стихов нет?! В результате лёгкой перекомпоновки и шлифовки вышло следующее: «Профессиональный поэт с тридцатилетним стажем напишет стихи на все случаи жизни». Ёмко и красиво!
Тут же встал вопрос: когда просить деньги? Сразу в объявлении или потом, как при покупке автомобиля: «торг после осмотра»? Сколько просить? По каким критериям? От объёма, от скорости, от качества? Добавил: «…в любом количестве, быстро и недорого».
А недорого — это как? За три копейки горбатиться?! Видите: ещё ни строчки на заказ не написал, а уже сам с собою из-за виртуальных денег перессорился. А как, интересно, у других «продажных поэтов» с этим дело обстоит?
Полез в газету — руки опустились. Во-первых: объявлений моих будущих коллег насчиталось не менее 20 штук. Во-вторых: набранная микроскопическими буквами рубрика «Литературные услуги» была загнана в самый конец газеты и зажата между объявлениями: «Найдена левая детская варежка в хорошем состоянии» и «Продаётся недорого рассада крапивы для летних щей». Я впал в уныние, но жена, которая мечтала купить новую сумку, утешала: «Видишь, «продажа рассады» всё-таки после стихов идёт!» Но я и не собирался продавать рассаду! Пока, по крайней мере.
Редакция разрешала использовать не более 20 слов, и большинство «литературноуслужных» объявлений были короткими и какими-то вроде бы «инверсионными», то есть начинались со слов, которые по делу-то должны были стоять в конце предложения, а не в начале. Получалось коряво, типа: «Для дней рождения и праздников поздравления пишу». Вот уроды-то! Ведь любой уважающий себя заказчик, прочитав такую тухлятину, не станет связываться с жалкими ремесленниками. То ли дело клюнуть на «профессиональный поэт со стажем!..»
Периодичность выхода объявлений с одним и тем же контактным телефоном была 4 дня. Я с нетерпением ждал газету. Наконец, вот она, раскрываю и (ура!) впервые вижу моё, составленное мной, объявление. Грамотно написанное, емкое по содержанию, и в то же время компактное по форме, оно стояло последним в числе других восемнадцати жалких криков о материальной помощи. И шансов, что у какого-то заказчика может хватить терпения продраться через этот частокол странных инверсий, чтоб добраться до моего шедевра, — никаких! Звонка можно ждать до второго пришествия. Если, конечно, не найдётся урод, привыкший читать газеты вверх ногами и справа налево. И только тут до меня дошло, что все объявления расположены по принципу алфавита.
Следующее моё объявление уже начиналось словами: «Абсолютно Актуальный Автор…» Выиграв первый раунд, я принялся за второй. То, что ещё не последовало ни одного звонка, меня не смущало. Главное — включиться в борьбу! И барахтаться, барахтаться, как та лягушка в молоке, которая взбила сметану и выпрыгнула из крынки.
Тогда волею судьбы у меня было две телефонные точки. Раз «изруквручники» отсекают объявления одного и того же «соискателя» не по одинаковому содержанию, а по номеру телефона, — вот вам второе объявление, — с другим телефоном, которое я буду давать через день в шахматном порядке с первым.
После применения столь грязных технологий, перед которыми померкли платье Моники Левински и разоблачение «человека, похожего на Скуратова», звонок первого заказчика не заставил себя долго ждать. Если, конечно, не считать 15 дней долгим сроком.
— Простите, это вы сочиняете стихи? — прозвучало официальное женское контральто.
— Я-а-а… — проблеял Абсолютный Автор Актуальных Акростихов.
— Не вешайтесь, я вас сейчас переключу!
Хорошо, что она предупредила! Желание повеситься на радостях превалировало в списке испытываемых мною чувств.
— Здравствуйте, вам сколько лет? — пророкотал жёсткий, с непонятным акцентом, мужской голос. — Ладно, будем на «ты», — решил он, не выслушав ответа. — Давай завтра в три подъезжай на Маяковку ко мне в офис.
Назавтра с утра жена трепетно собирала меня на «первую работу», как Буратино в школу. Одела во всё чистое, погладила брюки, постригла брови, наказала без надобности не хамить, и в 14.30 я уже входил в вестибюль станции метро «Аэропорт». У меня вообще-то в то время был «Мерседес», на котором я мысленно уже рисовал «шашечки», но не было денег на бензин.
Мужик поднялся из-за стола очень большой, стиснул мою руку, как пассатижами.
— Понимаешь, у нас тут юбилей банного клуба, — его произношение выдавало в нём уроженца Урала.
Дальше он рассказал, что их четверо: двое в Москве, двое в Тюмени. Раз в месяц москвичи едут в Тюмень и там парятся. А раз в месяц тюменцы осчастливливают столицу. И вот на носу юбилей — шесть лет, с тех пор как они начали мучить себя и «Аэрофлот» такими сложными банными отношениями.
— А давайте я вам напишу гимн вашего клуба. С музыкой, со всеми делами. Если есть клуб, у него должен быть гимн!
— А это возможно? Ты когда-нибудь гимны делал?!
За два дня написал слова. Сам-то я не очень «банный», поэтому использовал романтическую специфику, которую насобирал по знакомым: здоровый дух в здоровом теле, шайки-лейки, веники, квас, водка, тёлки (последнее пришлось отсечь).
Пришёл к своему близко живущему другу Алику Сикорскому. Напел придуманную мелодию, Алик подобрал её на своём синтезаторе «D-12», используя тембры духового оркестра и другие гимновые прибамбасы, а потом мы с ним спели это всё на два голоса — он своим поставленным рок-н-ролльным и я своим гнусавым «микстом». Записали шлягер на бытовой двухкассетник, и назавтра я снова был во всём чистом на Маяковке.
И опять встала проблема — сколько просить денег. Я с просто стихами-то ещё не определился, а тут музыка. Да и в качестве была неуверенность — всё-таки первый мой гимн. А вдруг он скажет: «Это что ещё за херня?!» (Алик же сказал.)
Секретарша принесла дешёвый китайский плеер — «стационарной» звуковоспроизводящей аппаратуры в кабинете не было — видно, гимны не каждый день приносили. Точно мерзкую жабу заказчик взял этот плеер двумя пальцами, зарядил кассету, засунул маленькие «капельки» наушников в свои огромные уши, включил всё и застыл, уставившись в дорогую «переговорную» столешницу. Проводки торчали у него будто прямо из головы.
Цены на «изруквручном» рынке я выяснил, нахально позвонив под видом клиента двум неприлично возбуждённым потенциальным заказом поэтам, — 20–25 рублей за четверостишие. Сейчас я лихорадочно считал: шесть куплетов и один повторяющийся припев — семь четверостиший. Умножаем на 25 руб. Сто семьдесят пять! Но ведь ещё музыка (рублей четыреста), ««оркестр» — 200, «студийная» запись — 150, гонорар «солистов» — 200.
Я смотрел на каменное, без всякого выражения, лицо заказчика, который с закрытыми глазами откинулся в кресле и, по моим подсчётам, уже подбирался примерно к пятому куплету, где было особенно мощное место про крепкую мужскую дружбу четырёх брутальных бизнесменов, которой не может помешать ни дефолт, ни колебания цен на нефтяном рынке. Я бы на его месте тут просто обрыдался.
Нет, надо требовать не меньше полтинника!
Бурмистров, а именно такую фамилию носил заказчик, энергичным движением вырвал наушники из ушей, выдвинул ящик тумбы своего стола и с грохотом бросил гуда плеер. Потом недолго пошуровал в ящике и достал КОНВЕРТ.