— Какое тут колдовство, ребята! — сказал охотник. И тут он рассказал попутчикам, как обучал чёрного ворона следовать за собою, носить и подавать вещи, помогать охотиться за птицами и зайцами, как в конце концов подружился с ним.

— Любопытно то, что мой Крыл нисколько не страшится выстрелов, — сказал охотник. — Я стреляю, а он преспокойно посиживает на плече, точно музыку слушает.

Много забавного и поучительного рассказал нам Василий Николаевич о своём пернатом питомце!

Особенно интересна история о том, как чёрный ворон гонял зайца. Как-то глубокой осенью пошёл Грахов на охоту и по обыкновению взял с собой Крыла.

…Медленно бредет охотник по узкой лесной тропе, а чёрный ворон над ним кружится — не отстает. Вот выбежал на опушку чем-то напуганный огромный заяц-русак… Встав на длинные задние лапы, он торопливо огляделся кругом, но как только завидел человека, стриганул к кустарнику. Как закричит тут Крыл, точно его режут!..

Загнал ворон зайца под куст своим страшным криком, низко кружится над кустарником, дожидается, когда хозяин подойдёт.

Русак, видимо, так испугался страшного карканья большой чёрной неведомой ему птицы, что подпустил охотника к себе совсем близко. Выстрел — и вкусная добыча в сумке!..

— А вот ещё один случай, — помолчав, продолжает Грахов, — я только что с ночной смены вернулся, устал крепко; проглотил на скорую руку ломоть хлеба с огурцом, прилёг на кровать. Задремал… Вдруг слышу: во дворе кто-то тревожно кричит. Вскакиваю… Что такое? Никак, моего Крыла кто потревожил? Из осторожности свет не зажигаю, подхожу к окну и вижу: две тени мелькают, мечутся (луна в ту ночь ярко светила). Мысль мелькнула: «Воры!» Хватаю ружье со стены — и в сенцы. Торопился так, что кадушку с водой опрокинул… А Крыл кричит, будто торопит меня.

Распахнул двери — слышу человеческий негромкий возглас, хриплый, какой-то странный крик моего Крыла. Толкаю ногой дверь, выскакиваю на крыльцо и стреляю для устрашения вверх. Слышу, хлопнула калитка и — тишина: исчезли ночные «гости». Смотрю — где мой Крыл? А он под навесом, у сарая лежит недвижим. Воры хотели моего приятеля придушить, чтобы не кричал лишку, а вышло по-другому, выходил я своего пернатого питомца, ребята. И вот, как видите, летает себе% жив-здоров. А надо вам сказать, что мой Крыл встречает посторонних людей неласково, сердито кружится над ними и даже, бывает, налетает на них. Он у меня вроде летающей дворовой собаки. Вот Крыл и зашумел, когда чужие люди во дворе появились… Как видите, мой пернатый пес выручил меня в ту ночь из беды, хотя чуть не поплатился своей жизнью.

Василий Николаевич помолчал и задумчиво поднял глаза вверх.

— Крыл! Крыл! Сюда-а-а!

Под одобрительный смех ребят ворон приблизился к земле и снова доверчиво уселся на плечо хозяина.

— Ишь ты… волшебная птица! — восхищенно произнес кто-то из ребят.

…Но вот и бревенчатый домик охотника. Пора и расходиться по домам; темнота быстро окутывает сонную землю; накрапывает мелкий мирный дождик…

Над нами лениво, точно в полусне кружится пернатый приятель охотника. Совсем неожиданно Крыл уселся на плечо Василию Николаевичу, и мы впервые услышали внятно произнесенное слово, вылетевшее из птичьего клюва: «Крылуша!» Мы шумно захлопали в ладоши, а старый охотник, широко улыбаясь (в темноте было видно, как блеснули его крепкие белые зубы), достал из кармана коробок спичек и пачку «Севера». Протягивая папиросы своему другу, Василий Николаевич сказал:

— Ну-ка, дорогой мой Крылуша, угости меня папиросочкой, да и на покой…

Чёрный ворон, слегка склонив свою гладкую голову на бок, осторожно, словно боясь поломать папиросу, вытягивает её из пачки клювом и протягивает хозяину, а потом достает из коробка спичку — только одну спичку!..

— Спасибо, Крыл! — улыбается Василий Николаевич и весело подмигивает изумлённым попутчикам…

Приезжая в уральский городок Очёр, я спешу к домику, что стоит на самом берегу пруда. В этом домике живет мой друг и приятель Виктор Степанович Бурдин. Я приезжаю к другу, чтобы порыбачить с ним, а после похлебать на берегу душистую ушицу из свежей рыбы, густо сдобренную луком, черным перцем и лавровым листом.

Но я спешу не только порыбачить и отведать ухи, вовсе нет! Мне хочется повидаться со своим четвероногим приятелем — котом Кузьмой, — питомцем Виктора Степановича и всей его большой и дружной семьи.

Вот и сейчас, добравшись до Очера, я иду к знакомому домику рыбака.

На пологом берегу ровного, как зеркало, пруда, на влажном золотистом песке важно восседает мой четвероногий друг — большущий котище Кузьма с рыжеватой, точно подпаленной огнём, шерстью. Кот хмуро, слегка поводя длинными усами, смотрит вдаль, ничем внешне не показывая живого интереса к жизни.

— Кузьма! — зову я его.

Животное лениво поворачивает в мою сторону лобастую голову, но туловище его остается совершенно неподвижным.

— Здравствуй, Кузя! Хозяина поджидаешь? Ну, давай лапу, поздороваемся!

Кузьма, не поворачивая своей лобастой головы, не отрывая от противоположного берега, заросшего густым лесом, своих зеленых, огромных, как у филина, глаз, медленно, точно нехотя, подает мне свою широкую когтистую лапу. Едва слышное мурлыканье свидетельствует о том, что кот благосклонно отнесся к моему приходу.

Вдали показалась быстро плывущая лодка. Это возвращается с очередной рыбалки мой приятель — хозяин Кузьмы.

Кот, завидя лодку, мгновенно преображается: куда девались сонливость, вялость! Кузьма, подняв хвост трубой, рывком бросается к воде и призывно трубит — мяукает. В его мяуканье явственно звучит радость.

Не доезжая до берега метра два-три, Виктор Степанович, завидя нас, восклицает:

— Кого я вижу! Привет, друзья! — И, стоя в лодке во весь рост, приветственно размахивает пожелтевшей от солнца соломенной шляпой.

Затем Виктор Степанович, обращаясь к коту, командует:

— Кузьма! Ко мне, да поживей!

Выхватив из ведра, стоящего на дне лодки, первую попавшуюся под руки рыбину, мой приятель помахивает ею над своей головой и продолжает звать кота.

А Кузьма, мурлыкая и выгибая спину, облизывается, жадно поглядывая да трепещущего в руке хозяина солидного красноперого окуня.

— Кузьма! Ну, плыви же! Кому говорю! — громко произносит Виктор Степанович.

Кот минуту-две кружит по берегу, видимо, не решаясь войти в воду. Однако острое желание отведать свежей рыбки с неодолимой силой гонит его вперед.

То жалобно, то сердито мяукая, Кузьма медленно и без особой охоты, высоко вскидывая лапы, идет по воде к лодке. Вот уже его белого, с рыжими пятнами брюшка ее видно — оно под водой; вот лапы отрываются от дна, и храбрый Кузьма, борясь с небольшим течением, изо всей силы работает лапами, плывет к хозяину, руля длинным, как плеть, хвостом.

Я чуть не валюсь с ног от хохота, прыгаю по берегу, как заправский дикарь из книги «Робинзон Крузо», а Виктор Степанович, посмеиваясь, продолжает очень медленно отталкивать веслом лодку к середине пруда, размахивая в воздухе вертящейся в руке рыбиной.

— Кузьма! Кузенька! Ну ещё, ещё плыви, нажимай, нажимай, — ласково зовёт он кота.

Наконец, метрах в десяти от берега, сжалившись над четвероногим пловцом, Виктор Степанович приостанавливает лодку. Перегнувшись через ее высокий борт, он протягивает рыбину коту.

Схватив добычу, Кузьма поворачивает к берегу. Добравшись до него, он встряхивается, как настоящий пловец, и не спеша разделывается с окунем, а лотом моет лапой рот, охорашивается и мешком сваливается тут же на согретый лучами солнца песок подремать часок-другой…