Это равносильно тому, как если бы он сказал, что первые изображали Иисуса Христа, когда Его пришествие только ожидалось, а вторые являют Его присутствие после того, как Он уже приходил и был нам дан. Таким образом, св. Августин говорит о способе обозначения, что очевидно из следующего высказывания: «Закон и пророки имели таинства для того, чтобы предвещать будущее. Наши таинства возвещают, что прежде обещанное наступило» (Он же. Против посланий Петилиана, II, XXXVII, 87 (MPL, XLIII, 289)).

Что касается истинности и действенности таинств, то св. Августин излагает своё понимание этих вещей во многих местах. Например, он говорит, что иудейские таинства по знакам были отличны от наших, но по означаемому совпадали с нашими: отличны по видимости, но одни и те же по силе и духовному воздействию (Он же. Трактат о Евангелии от Иоанна, XXVI, I сл. (MPL, XXXV, 1612)). И ещё: «Наша вера и вера праотцев едина при различии знаков - точнее, при различии знаков и слов. Ибо с ходом времени слова изменяют звучание, а по своему действию они суть то же, что знаки. Таким образом, древние праотцы пили то же духовное питьё, что и мы, хотя их телесное питьё было другим. Так и знаки: они претерпели изменение, но вера не изменилась. Для них камень был Иисусом Христом (1 Кор 10:4); для нас же предлагаемое на жертвеннике есть Иисус Христос. Для них была великой тайной исшедшая из скалы вода, которую они пили - а верующие знают, что мы пьём. Если смотреть на видимую сторону, здесь есть различие; но если смотреть на внутреннее значение, оно одно и то же» (Там же, LXV, 9 (MPL, XXXV, 1723)). И ещё: «Наша пища и питьё те же, что и у древних праотцев в том, что касается таинства, то есть означаемого, а не видимого знака. Ибо один и тот же Иисус Христос был изображён у них в камне и явлен нам во плоти» (Он же. Толк. Пс 77, 2 (MPL, XXXVI, 983)).

До сих пор я цитировал св. Августина. Но я признаю, что между древними таинствами и нашими есть некоторое различие в следующем смысле: хотя те и другие свидетельствуют о том, что отеческая любовь Бога открывается нам во Христе вместе с благодатью Св. Духа, тем не менее в наших таинствах это свидетельство яснее и очевиднее. Равным образом, хотя Иисус Христос сообщался праотцам через древние знамения, Он полнее сообщается нам через те знаки, которые Сам даёт нам, как того требует природа Нового Завета в сравнении с Ветхим. Именно это хотел сказать всё тот же учитель, которого я упоминаю охотнее прочих как более верного и надёжного. А именно: после пришествия Иисуса Христа данные нам таинства уступают таинствам народа Изральского по числу, но превосходят их по значению и силе (Августин. Против Фауста-манихея, XIX, 13 (MPL, XLII, 355); О христианском учении, III, IX, 3 (MPL, XXXIV, 71); Письма, 54, 1(MPL, XXXIII, 200)).

Следует предупредить читателей ещё об одном: всё то, что эти софисты измышляют относительно opus operatum (совершённого дела) (как они называют это на своём жаргоне (таинство сообщает благодать через совершённые дела)), не только ложно, но и противно природе таинств. Они были установлены Богом для того, чтобы мы, совлекшись всего, что имеем, предстали перед Ним просителями, которые не могут предложить ничего, кроме своей нищеты. Отсюда следует, что, принимая таинства, мы не заслуживаем никакой похвалы. Более того, поскольку это с нашей стороны пассивный акт, нам не позволено ничего приписывать себе. Я называю этот акт пассивным потому, что всё совершает Бог, а мы только принимаем. Между тем схоласты из Сорбонны утверждают, что мы содействуем Ему, дабы здесь хотя бы отчасти можно было усмотреть и нашу заслугу.

Глава XV

О КРЕЩЕНИИ

1. Крещение есть печать нашего христианства. Оно есть знак того, что мы принимаемся в сообщество Церкви и, соединившись в одно тело со Христом, можем быть причислены к детям Божьим. Крещение дано нам от Бога для того, чтобы, во-первых, служить нашей вере перед Богом, а во-вторых, служить нашему исповеданию перед людьми (как это уже было сказано в отношении таинств вообще). Мы рассмотрим обе причины и цели этого божественного установления по порядку.

Что касается первой причины, Крещение имеет три следствия для нашей веры, каждое из которых тоже следует рассмотреть в отдельности. Во-первых, это таинство дано нам Богом как знак и печать нашего очищения. Другими словами, оно послано нам словно подписанный и скреплённый печатью Бога указ, которым Бог повелевает, подтверждает и удостоверяет отпущение, покрытие и отмену всех наших грехов. Он обещает, что никогда не посмотрит на них, не вспомнит о них и не поставит их нам в вину. Ибо его желание таково, чтобы все уверовавшие крестились в прощение грехов. Поэтому те, кто берёт на себя смелость писать, будто крещение - всего лишь знак, каким мы объявляем своё исповедание перед людьми (наподобие того, как солдаты и офицеры носят форму, установленную их государем, свидетельствуя тем самым, что состоят у него на службе), - эти люди упускают самое главное в крещении. А именно: мы должны принимать крещение вкупе с обетованием, что все уверовавшие и крестившиеся будут спасены (Мк 16:16).

2. Именно в таком смысле надлежит понимать утверждение св. Павла о том, что Иисус Христос освятил и очистил свою Супругу-Церковь крещением водным, в слове жизни (Эф 5:26), а также сказанное в другом месте о том, что «Он спас нас ... по Своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом» (Тит 3:5), и слова св. Петра о том, что крещение спасает (1 Пет 3:21). Ибо ни св. Павел не имел в виду, будто наше омовение и спасение совершится водой или что вода обладает силой очищения, обновления и возрождения; ни св. Пётр не хотел сказать, будто вода есть причина нашего спасения. Они имели в виду, что в таинстве крещения мы получаем удостоверение этих даров благодати, и вполне ясно выразили эту мысль собственными словами. Так, св. Павел сопрягает Слово жизни, то есть Евангелие, и водное крещение. Это равнозначно утверждению, что Евангелие возвещает наше омовение и освящение, а крещение знаменует и запечатлевает это провозвестие. И св. Пётр, сказав, что крещение спасает, тут же добавляет, что оно есть не омытие плотской нечистоты, а обещание Богу доброй совести, идущей от веры. Крещение не доставляет нам иного очищения, кроме совершаемого пролитием крови Христовой. Именно её символизирует вода по причине подобия в способности омывать и очищать. Кто же возьмётся утверждать, будто мы очищаемся водой, коль скоро она свидетельствует о том, что наше истинное и единственное омовение есть кровь Христова?

Таким образом, нет лучшего довода, чтобы опровергнуть заблуждения тех, кто всё приписывает действию воды (Тертуллиан. О крещении, 3-5 (MPL, I, 1309 p.); Кирилл Иерусалимский. Катехизис (MPG, XXXIII, 431 p.)), нежели прояснить смысл крещения. Этот смысл уводит нас как от видимого глазами элемента таинства, так и от всех прочих вспомогательных средств достижения спасения, чтобы целиком удерживать в Иисусе Христе.

3. Но не следует думать, будто крещение очищает нас только от прошлых грехов, так что, согрешив после крещения, мы должны искать против них новое целебное средство. Из-за подобного заблуждения многие в древности стремились креститься в конце жизни или даже перед самой смертью, чтобы получить таким образом полное отпущение всех совершённых в жизни грехов. Эта безумная выдумка часто осуждается в сочинениях епископов (См. среди прочего: Григорий Назианзин. Речи, XL, 11 (MPG, XXXVI, 371 p.); Григорий Нисский. Речь против тех, кто отсрочивает крещение (MPG, XLVI, 415-432)). Нам следует знать, что, когда бы мы ни крестились, крещение омывает и очищает нас на весь срок земной жизни. Поэтому всякий раз, когда нам доведётся впасть в прегрешение, мы должны обращаться к воспоминанию о крещении и находить в нём подтверждение вере, что данное нам отпущение грехов твёрдо и непоколебимо (Лютер также признавал за крещением эту постоянную действенность. См. Werke, B. 6, S. 528). Ибо хотя мы получаем его единожды и оно кажется нам уже оставшимся в прошлом, тем не менее оно не стирается последующими грехами. Ведь в крещении нам предлагается чистота Иисуса Христа, а она всегда сохраняет свою силу, всегда пребывает, и никакая нечистота не может её одолеть. Напротив, она устраняет и очищает любую нашу скверну и нечистоту.