Безусловно, нехорошо, да и опасно, когда человек, далекий от медицины, действует за спиной врача. Но всегда ли правильно поступает врач? Может быть, дело в косности, исключающей возможность альтернативы? Или же любое новшество воспринимается, как вторжение в святая святых?

Письма, полученные мной от врачей, свидетельствуют о небывалом прежде уважении к идеям неспециалиста. «Нет ничего более старомодного, чем мнение, что врачам нечему учиться у пациентов, — пишет доктор Геральд Луни из Калифорнии. — В наши дни люди гораздо более сведущи в медицине, чем четверть века назад. Например, в том, что касается питания, многие пациенты не всегда считаются с рекомендациями врачей. Может быть, новые представления, согласно которым интересы потребителя превыше всего, наконец проникли и в медицину? Я учу своих студентов внимательно выслушивать пациентов. Умение хорошо лечить начинается с умения хорошо слушать».

Аскорбиновая кислота привлекательна тем, что при правильном ее применении (о неправильном использовании мы еще поговорим), она не причинит никакого вреда, даже если и принесет мало пользы. Поэтому был ли оправдан категорический отказ педиатра серьезно отнестись к просьбе отца больной девочки? Разве только врач ответствен за состояние здоровья пациента? Ведь близкие, переживающие за больного, полны желания сделать все, что в их силах, чтобы ему помочь. Врач отвечает за пациента лишь какое-то время, отец же несет ответственность за ребенка на протяжении всей жизни.

Я хочу рассказать еще об одном случае. Между врачом и родственниками больного взаимоотношения неизбежны, и я еще раз призываю к доброжелательности и пониманию.

Мне позвонила женщина и попросила совета. Ее муж умирал от рака. Он прошел стандартное лечение: облучение, хирургия, химиотерапия. Жена в отчаянии — не знает, что делать и чем ему помочь. Она прочла работу химика Лайнуса Полинга, лауреата Нобелевской премии, в которой говорилось об эффекте витамина С при лечении рака. У нее появилась надежда, и она захотела узнать мое мнение (так как я сам страдал недугом, считавшимся неизлечимым) о применении аскорбиновой кислоты.

Я ответил, что не вправе давать рекомендации. Однако обратил ее внимание на то, что выводы Л. Полинга были основаны главным образом на исследованиях Звана Камерона из Шотландии. Доктор Камерон был точен в формулировках и не утверждал, что аскорбиновая кислота лечит рак. Его исследования показали, что аскорбиновая кислота может продлить срок жизни онкологических больных, но не обратить вспять процесс развития злокачественной опухоли. Он наблюдал сто пациентов, получавших в течение многих недель большие дозы аскорбата натрия. Их состояние сравнивалось с самочувствием тысячи раковых больных в такой же стадии болезни, не принимавших аскорбиновую кислоту. Продолжительность жизни пациентов первой группы была в среднем существенно выше (подчеркну, что «существенно» означает недели или месяцы, а не годы).

Доктор Камерон считал результаты своей работы важными, поскольку они четко показывают, что аскорбиновая кислота обладает свойством сдерживать рост злокачественных опухолей. Он полагал, что раковые клетки высвобождают гиалуронидазу — фермент, который разрушает вещество, соединяющее клетки. И пока образуется гиалуронидаза, разрастание злокачественной опухоли будет продолжаться. Аскорбиновая кислота укрепляет межклеточную ткань и этим снижает активность гиалуронидазы. Все это я сообщил жене умирающего. Я подчеркнул, что применение аскорбиновой кислоты не следует рассматривать как научно обоснованный метод лечения рака и других запущенных заболеваний.

Через два дня дама позвонила снова. Она пыталась обсудить с врачом возможность лечения аскорбиновой кислотой, но тот презрительно фыркнул и процедил сквозь зубы: «Шарлатанство…»

Тогда женщина и ее больной муж решили отказаться от услуг этого врача, хотя он был другом их семьи. Муж выписался из больницы и вернулся домой, где обстановка была не такой угнетающей. Участковый врач согласился на применение аскорбата натрия. Результаты не замедлили сказаться. Муж стал уверенней, у него улучшился аппетит, окрепла воля к жизни. Он умер через шесть месяцев — на четыре или на пять месяцев позже, чем предполагали врачи.

Мне кажется, что смерть сама по себе не всегда является трагедией. Ужасно то, что человеку приходится умирать в больничной обстановке, без поддержки родных, возможности прикоснуться к тем, кто его любит.

Современная медицина не считает госпитализацию хронических больных обязательной. Но с появлением электронной аппаратуры, особенно в реанимационных отделениях, возникли новые проблемы. Здесь пациент обеспечен всем необходимым для диагностики и лечения; когда он нуждается в экстренной помощи, то получает все, что может дать современная медицина, — все, кроме чувства безопасности, умиротворения, покоя и облегчения душевных мук. А в этом он нуждается куда больше, чем в автоматически выверенном и механически безупречном надзоре приборов. Аппаратура вызывает панику, а это чувство крайне опасно и может усугубить болезнь.

Это все больше беспокоит врачей. Приборы, обеспечивающие срочную помощь в палатах интенсивной терапии (так называют отделение реанимации), совершенствуются с каждым днем, но состояние пациентов иногда и ухудшается, так как стоящие вокруг щелкающие и мигающие аппараты вызывают у больного человека ожидание надвигающейся беды. В реанимационной палате отсутствует человеческое общение между врачом и пациентом.

Доктор Джером Д. Франк из Университета Джона Гопкинса, выступая перед выпускниками, подчеркивал, что лечение только физических болезней, когда не врачуется дух, недостаточно и несовершенно. Он рассказал об исследованиях, проведенных в Великобритании в 1974 году, — в среднем число пациентов, перенесших инфаркт в реанимационном отделении, было не больше числа тех, кто перенес его, находясь дома. По мнению Франка, пациенту, лишенному сочувствия близких людей, не помогут и новейшие приборы. Франк также рассказал выпускникам об исследовании, в котором участвовало 176 онкологических больных. У них наступила ремиссия, хотя им не делали хирургических операций и не проводили курса облучения или химиотерапии. Искренняя вера пациентов в свое выздоровление и столь же глубокое убеждение, что врачи тоже верят в лучшее, явились мощными факторами исцеления.

В журнале «Клиническая психиатрия» (1978 г.) было опубликовано сообщение доктора Роберта Ринеарсона. Он писал: «Болезнь, особенно хроническая, может вызвать у человека чувство зависимости от врача. Если взаимоотношения не построены на доверии, вряд ли наступит выздоровление. Врачи, не заботящиеся об установлении эмоционального контакта с больным, часто упрощенно трактуют болезнь: это «враг», на которого врач «нападает», используя все достижения науки и техники, имеющиеся в его распоряжении. А техника сегодня настолько совершенна, что пациент уступает натиску такого лечения.

Врачу необходим реальный контакт с пациентом. Увеличение технической оснащенности в медицине отдаляет доктора от больного. Если врач рассчитывает только на аппаратуру, он не может воздействовать на пациента. Тщательный осмотр (пальпация, прослушивание, измерение пульса и давления и пр.) в сочетании с внимательным и доброжелательным отношением вызывает у больного доверие. Страдающему человеку сочувствуют, его понимают. Врачу, установившему эмоциональный контакт, удается сотрудничать с пациентом, изменить его состояние в лучшую сторону.

Врач не должен поддерживать мнение, что когда-нибудь автоматика и электроника уничтожат болезни. Люди чувствуют себя беспомощными перед недугами и ищут помощи и поддержки врача. Выдающийся ученый и гуманист Яков Броновский предупреждал: «Нам надо отказаться от поисков абсолютного знания и власти. Мы должны сближаться с людьми».

По мнению кардиолога профессора Бернарда Лауна (Гарвардский университет), крайне важно, чтобы в больницу, куда попал пациент с инфарктом, сразу же вызвали его лечащего врача: