— Простите, Евдокия Ивановна. — по обыкновению глядя куда-то в сторону и вниз, забормотал Косицын-старший. — Не могли бы вы одолжить мне сто рублей до завтра. Детям молока купить и хлеба, Раю тоже покормить. Я с зарплаты отдам.

— У меня горе, Николай, — жалко заговорила Дусяванна, вся сморщившись от плача. — Видишь, при Горбачёве заморозили у меня вклад — целых двадцать пять тысяч. Копила на старость да на чёрный день. И вот разрешили получить — через столько-то лет! Сказали: пойди к нотариусу и оплати какую-то бумагу. Я пошла да оплатила из последних — полторы тысячи кровных! — а что за бумажка, и не знаю. И выдали мне вклад мой!

Николай поднял глаза и с надеждой взглянул на старуху — всё же выдали какие-то деньги! Сам-то он сроду книжек сберегательных не имел по причине неумения копить деньги.

— Мне только сотню. — пробормотал он.

— Вот, смотри. — сказала Евдокия и показала в ладонях две мятые десятки и тусклую жёлтую мелочь.

Косицын с дрожью закрыл лицо бледными пальцами и удалился.

"Страна абсурда…" — думал он.

Глава 21. Последний визит

— Мы всё знаем. — с такими словами встретила его у дуба Брунгильда. Была она в одном из трёх своих обличий — в виде простой молодой женщины, такой она являлась летом в деревне Блошки. Когда предстоял нелёгкий разговор, валькирия становилась именно такой.

— Вот ты и прибыл. — кивнул Лёну Магирус Гонда.

Лён перенёсся по их неслышному зову именно сюда — к волшебному лесному дубу-великану. Жребий завершён, и он свободен.

Они зашли внутрь необьятного ствола и теперь сидели в уютной комнатке, которая была жилищем начальницы лесной школы — ведьмы Фифендры, по совместительству валькирии Брунгильды.

— Нам надо кое-что тебе сказать. — произнесла волшебница. — Не думала я, что это случится так скоро. Всё надеялась, что судьба потерпит. Но ошиблась.

— О чём ты, Брунгильда? — поразился Лён, но наткнулся на печальный взгляд Магируса.

— Есть у волшебников одно очень неприятное свойство. — сказала она. — Можно сказать, рок. Ты никогда не думал, отчего люди стараются избавиться от своих детей, в которых проявляется дар волшебства? Зачем я заколдовала этот лес? Почему лишаю подброшенных детей памяти?

Нет, он не задумывался над этим. Всё ему казалось как бы само собой — всё естественно. А в самом деле, почему люди стараются избавиться от мага в своей семье? Разве это так плохо?

— Да. Есть у прирождённых волшебников такой рок. — подтвердил Магирус. — Они теряют родных. Рано или поздно. Поэтому, едва у ребёнка обнаружится такой дар, люди стремятся отвести его в одно из таких мест, к другим волшебникам. Если бы не это, такие дети были бы обречены на гибель. Мы все понесли утраты — и я, и Брунгильда. Она потеряла сына, я — невесту. Причастники магии рождаются спонтанно — это может произойти в любой семье. Это значит, что среди их предков был какой-то маг. Свойства накапливались с поколениями и проявлялись — иногда сильно, иногда слабо. Мы собираем таких детей и учим их, внимательно наблюдая за ними — в ком проявится подлинный талант. Бывает так, что мы даже искусственно заглушаем такой дар, если человек недостоин. У некоторых нет дара вообще — их бросили по ошибке, как Долбера.

— Твои родители погибли, потому что ты волшебник. — сказала Брунгильда. — Мне следовало раньше объяснить тебе что придётся распрощаться со своим миром.

— Тогда они бы остались живы? Но ведь дядя Саня мне не родной отец.

— Ты любил его. — ответил Магирус.

— Волшебники теряют только родителей? — горько спросил Лён.

— Нет. И братьев, и сестёр, и жён, мужей из простых людей — не магов. И особенно детей. Бывает, что дар выявляется довольно поздно, когда человек уже создаёт семью. Это проклятие Селембрис, а в чём причина — мы не знаем. Это судьба. Мы все одиноки. Впрочем, если бы не одна возможность, племя волшебников вообще исчезло бы. Мы оставляем своих детей, как все прочие люди. Редкость рождения волшебника компенсируется долгой, очень долгой жизнью. Мы удаляем от себя своих детей — в другой мир, как люди отправляют их в заколдованный лес.

— Значит, если бы я перенёс маму и Семёнова в Селембрис, они бы всё равно погибли?

Волшебники кивнули головами.

— Надо было оставить их в том мире и уходить. — сказала валькирия. — Я хотела поговорить с тобой, но не успела — Жребий помешал. Обычно всё происходит в одно-два погружения, но ты задержался очень долго.

— Да. — мрачно ответил Лён. — Я много раз мог завершить Поиск, но всё колебался. Теперь тот мир мне стал чужим. Я не хочу туда возвращаться. У меня теперь даже нет дома.

— Всё верно. — ответил Магирус. — Но, дело в том, что связь между нашими мирами истончилась. Ранее люди — не волшебники — могли сколько угодно проходить в Селембрис, если их кто-то проводил. Потом количество таких посещений стало сокращаться. Тот, кто проходил свыше определённого лимита, терял память и становился жителем этой страны. Когда ты пришёл, можно было пройти четыре раза. Потом — три, а теперь один, но скоро затянется и этот портал.

Он ошеломлённо переводил глаза с одного на другого. Отчего же так? Почему всё довольно долго было хорошо, а именно его появление словно затянуло окно между мирами?

— Я думаю, причина в том, — сказал Магирус, словно читая его мысли, — что последний потомок магического племени покинул вашу планету. На Земле больше нет волшебников — так оно всегда и происходит. Ты пришёл, и путь закрылся. Проблема ещё и в том, что миры, достигшие определённого технологического уровня, как бы кастрируют сознание своих жителей. Конечно, это метафора, люди сами обирают себя — они порождают вокруг себя химерическое пространство, неживую среду. Духовное пространство вашей планеты, словно паразитами, облеплено такими пузырями — они составляют прослойку между миром Земли и Селембрис, и она становится всё непроницаемее.

— Мне всё равно. — угрюмо ответил Лён. — Я отрекаюсь от того мира. Я житель Селембрис.

— Тогда у тебя остался последний долг перед твоим миром. — ответила Брунгильда, ласково кладя руку ему на плечо.

Магирус тоже улыбнулся, и Лён растерянно посмотрел на обоих — какой ещё долг? Перед кем?

— Прежде, чем ты отправишься на поиски Пафа, вернись домой и забери всё, что тебе дорого. Может, это фотографии, вещи какие-нибудь. Не оставляй ничего, о чём мог бы пожалеть. Но это ещё не всё. Ты не знаешь, что нынче за день?

Какой сегодня день? Когда он вышел из психушки, была явно весна, только холодно очень… А здесь так тепло. Так, что же за день?

— Тридцатое апреля. — с улыбкой сказал Магирус. — Сегодня в полночь время в вашем мире и в Селембрис совпадёт, и это будет последняя возможность пригласить кого-нибудь в наш мир. Зачем? Сегодня Вальпургиева ночь — мы отправляемся в полёт к своим истокам, а ты достиг совершеннолетия — восемнадцати лет. Так что сегодня ты впервые отправишься в полёт и можешь взять с собой спутника. Выбери того, кто тебе дорог. Сегодня мы пьём особенное вино — оно одушевляет самые диковинные фантазии. Так что, иди и подготовься, все разговоры отложим на потом.

— Кого ты позовёшь? — спросил Магирус. — Наташу?

Наташа. И она его оставила. Если бы у него была с ней связь, он бы нашёл слова, чтобы убедить её и обязательно позвал бы в эту ночь. Но Наташа сейчас где-то за границей, богатая и независимая — может, ей больше Селембрис и не нужна.

— Пойду, пожалуй. — сказал Лён магам. — Вещи соберу, Костика с Федькой навещу. Да! Я их позову!

Он вышел с волшебниками из дуба, и Брунгильда открыла перед ним котёл с заранее сваренным составом — это было волшебное вино. От него исходил чудный аромат, и Брунгильда со смехом призналась, что для несовершеннолетних это вино пахнет просто отвратительно и выглядит также, чтобы не напились и не вляпались в какую-нибудь историю. В такие ночи все ученики сидят по келейкам и носа не высовывают! Вот какое зелье нёс он с Пафнутием тогда, столько лет назад, на Лысую Горку!