Изменить стиль страницы

***

Два путника на лошадях приближались к берегу небольшой речки, через которую был переброшен лёгкий мостик.

Не столь давно они побывали в золотоглавом Киеве и приняли участие в великом торжестве по поводу разбитых печенегов. Город уже почти пал под натиском врагов, которые окружили его со всех сторон, осыпали стрелами, как дождём, и бросали через стены зажжённые пучки соломы. Всё было в ужасе и собиралось принять смерть, как вдруг откуда ни возьмись, нагрянула бешеная молния в алом плаще. И вот пошёл тот огненный цветок метаться по полю, как скачет яростное пламя. Рядами полегали от него враги, потому что меч в руках героя был необыкновенной силы. Да, то бы волшебный меч — живая сталь! Эти двое — всадник и его оружие уложили многие тысячи врага, тогда раскрылись крепкие ворота и на подмогу — добивать проклятых печенегов — вырвалась княжеская конница. И вот триумф — Прекрасный витязь въезжает в город, встреченный с любовью. Навстречу бежит князь седой, он обнимает со слезами Еруслана и обещает возвести его немедленно на трон — лишь только очнётся княжна Радмила.

Тут, не обращая ни на что внимания, особенно на перепуганного до смерти Фарлафа, Еруслан направился в покои, где спала своим необыкновенно крепким сном его невеста. Один лишь поцелуй — и любимая проснулась. Вот пир-то был! Вот уж гуляли так гуляли!

И Румистэль с Ратмиром тоже были там, хотя жених их и не помнил. Но было и ещё кое-что иное, о чём летописи не упоминали. А надо бы.

Добрый конь Еруслана, верный и преданный ему Каурка наконец обрёл заслуженный покой. Набиты новые подковы взамен сбитых старых, расчёсан хвост, ухожена и грива. Все раны, все шрамы, обморожения — всё залечили опытные руки, и Каурый снова гордо выступает среди конюшего двора. Отныне он как будто князь великий среди всех прочих жеребцов. И вот он слышит нежный голос, поворачивает шею и замирает: глазам своим не верю! Это сон, это наваждение!

"Она, она! Прекрасна, стройна и величава! Караковая моя любовь! А с нею сын!! Чудесный жеребёнок караково-каурой масти!"

Да, ради этого стоило пройти многие испытания, чтобы награждённым быть Судьбою.

***

Два путника приближались к мелкой речке, текущей меж двух невысоких берегов. Дело Румистэля в этой истории завершилось, и теперь не было ничего, что могло бы помешать ему продолжить свой непонятный путь — об этом он не говорил Ратмиру, но всю дорогу, сожалея о расставании, радовал себя беседой с другом.

Волшебник ехал к мостику — он собирался выбраться из зоны наваждений и намеревался посетить Наганатчиму, чтобы забрать хранящийся там Живой Кристалл. Хан Ратмир решился проводить товарища до речки, а потом вернуться в степной стан — к наложницам, заждавшимся своего кумира. Когда-то все истории кончаются, вот и эта подошла к финалу.

У самой речки, не ступая на мосток, волшебник обернулся к другу.

— Здесь мы расстаёмся с тобой, Ратмир. Я ухожу во внешний мир, а ты остаёшься в сказке. Прощай, мне было с тобой интересно. Возвращайся в свой стан кочевой, люби своих наложниц — Радмила отдана другому, и я с самого начала знал, что ты Ратмир, не обретёшь царевны. Прости меня, друг мой, если сумеешь — я, право, зла не желал тебе. Не ходи за мной на мостик, это переход в другое измерение, хотя что это я — ты же слов таких не знаешь.

— Что ты такое говоришь, Румистэль? — изумился хан, во все глаза глядя на друга. — Какая сказка? Кто ты?

— Я путешественник по многим мирам. Я хожу по ним в поиске, о котором ты ничего не можешь знать. Я волшебник и вхожу в такую зону в своём собственном обличии — волшебство такой зоны не касается моей личности, но я испытываю небольшое наваждение. Вот и теперь я тороплюсь избавиться от миражей. Мне ещё надо посетить Наганатчиму и забрать один кристалл. Я пойду, а ты не ходи за мной — за пределами зоны сказки ты утратишь память. Прощай, мой хан.

С этими словами он повернулся и ступил на мостик.

— Подожди! — опомнился вдруг хан, бросившись за другом на мосток и хватая его за рукав. — А что ты говорил такое насчёт Черномора, что…

— …что вроде ты мне его должен… отдать. — медленно договорил Кирбит, оглядывая мостик, речку и панораму впереди.

Лён обернулся, ошеломлённо глядя на Кирбита.

— Лембистор, так это был ты! — вскричал он в страшной досаде.

— Постой-ка, так ты предлагал мне в качестве тела карлика?! — изумился тот. — Ах, подлец! Воспользовался моим беспамятством и пытался всунуть порченый товар!

— Отстань, Лембистор! — вне себя от кошмарного чувства ошибки, отмахнулся Лён. Какой ужас — он помогал Ратмиру обрести Радмилу и действовал против Долбера! Ах, уже не Долбера, а Еруслана Лазаревича!

— Он остался в сказке. — горько сказал Лён. — И я не могу вернуться и вытащить его оттуда. Теперь он навеки Еруслан.

Демон собрался было добавить что-то язвительное к своим речам, но не сделал этого.

— Да ладно. — ворчливо бросил он. — Такое путешествие и всё ни к чему не привело. Прямо, как в сказке про кольцо Альмансора, когда королева-мать в досаде восклицает в конце истории: "и это всё затем, чтобы мальчишка-садовник похорошел?" Ну да, мы столько прошли лишь для того, чтобы Долбер обрёл свою безумную мечту жениться на царевне! Что ж, теперь мне окончательно ясно, что поиск снова окончился ничем.

— Следующий раз будет точно твой! — в досаде отозвался Лён, посылая жеребца вперёд.

— Уже говорил! — буркнул демон и растворился в воздухе, окутавшись разноцветным дымом.

— Что это было, Гранитэль? В чей образ я воплотился? Кто примазался к сказке? Ведь это был тот, кого узнали Гедрикс, Елисей и Финист! Его поминал Оракул у дороги!

— …той! О, Лён! Ты жив?!

— Что такое? — изумился тот.

— Где ты был?! — закричал Перстень и этот крик отозвался болью в руке Лёна.

— Как где был? — не понял он. — Я угодил в зону наваждения и был в ней волшебником Румистэлем. Долбер остался там и превратился в Еруслана Лазаревича. Я думаю, что царь Лазарь всё же был его отцом, и Долбер в самом деле был царевичем. Ромуальд, к сожалению, всё-таки погиб — его утащила русалка, от которой ты спасла Долбера. И я лишился друга, как и предсказал Оракул.

Он порылся в карманах, пошарил за пазухой.

— Где этот перстень с Лазарем? — в досаде спросил Лён.

— Разве ты не отдал его Ромуальду? — подала голос Гранитэль.

— Ну да, отдал. Но, тот ведь последовал за Долбером в зону сказки, стал Рогдаем и погиб от его руки. А я был Румистэлем и нашёл тот перстень на берегу Днепра. И где же он?

— Не ищи. — после некоторого молчания сказала принцесса. — Я полагаю, он остался с тем, в чей образ ты вошёл.

— А кто он? — оторвался от поисков Лён.

— Не знаю. — ответила принцесса. — Я не была с тобою в сказке.

— ?!!

— Да. Ты въехал на мосток с Кирбитом, потом сплошная тьма. А потом ты выехал с ним же. Что между тем и этим мигом — я не знаю.

— Румистэль идёт по моим следам. — проговорил Лён. — Он собирался посетить Наганатчиму! И кто же он?

— Не знаю. — кратко ответила принцесса. — Я не знаю такого человека. Я ни разу в мою бытность с Гедриксом, Елисеем и Финистом не видела его и не слышала ни о чём подобном. Возможно, он вошёл в их жизнь или до того, как они обрели меня, или после утраты.

— И он сказал, что они его предки, а он их потомок. — продолжил Лён. — Он собирал Живые Кристаллы, тем самым исправляя ошибку Гедрикса.

— У него было кольцо с чёрным бриллиантом?! — в волнении спросила Гранитэль.

— Нет!

— Тогда он тот, кто будет после тебя. Видение у Бесконечной Дороги было символическим: поток людей, что ты видел, это была непрерывная цепь предков, а Румистэль — тот, кого ещё нет.

— Он мой потомок?!

— Едва ли…