Изменить стиль страницы

Глава 11

— Да, Артур, эта твоя невеста превосходит красотой обеих твоих прежних жён. — сказал тот человек в чёрном, которого привёз с собой король.

Джиневра сразу подметила, что отношение этого старика к её будущему мужу было похоже на отношение старшего, наставника. Но тон, которым это было сказано, содержал в себе едва заметную насмешку. Выцветшие глаза старика смотрели на Джиневру так проницательно, словно владелец их был посвящён в тайну будущей королевы: что никакая она не дочь Леодегранса, а самозванка, обманом проникшая в Камелот и вскружившая голову верховного короля Британии.

Не было сомнений, кто этот старик, стоило ей лишь взглянуть в его лицо. Это был колдун Мерлин, вернее, друид. Вот зачем отбыл на неделю король Артур — чтобы лично доставить ко двору своего самого надёжного советника. Христианнейший король, заручаясь поддержкой официальной церкви, не отказывался и от помощи языческих жрецов.

Это был её враг, который при всяком случае нашёптывал королю дурное про его жену и непрерывно каркал, что она принесёт королевству горе и разорение. С этим противником стоило считаться, поскольку он имел на короля Артура огромное влияние и при том не уставал напоминать, сколь многим обязан сын Пендрагона друидам — ни много, ни мало, троном верховного короля!

Но более всего Джиневра опасалась прибытия своего лже-батюшки: владыки Озёрного края, короля Леодегранса. Однако едва тот приехал, так со слезами радости расцеловал свою лже-дочь, так что Джиневра подумала: а не впрямь ли она ему родная дочь? И, что особенно было удивительно: король Озёрного края в ответ на похвалы Артура подтвердил, что послал все те дары, которые неделей ранее прибыли с конным отрядом. А ей сказал с ласковой улыбкой:

— Да не посрамите вы, младшая моя дочь, достоинств покойной вашей матушки, что скончалась при вашем рождении, отдавая вам все свои силы! Надеюсь, вы поддержите славу нашего рода и принесёте королю лучшие дары, нежели те, что я прислал вам.

И вот настал час торжества, когда наряженный в великолепную одежду король Артур повёл к венцу свою невесту. Невиданное платье кремовых цветов с атласными розовыми вставками, тонкая вуаль, живые розы в головном уборе — такова была прекрасная Джиневра. Красивая пара пошла по красным коврам в городскую церковь, а не в замковую часовню, чтобы все могли полюбоваться на новую королеву Британии и островов. Маленькая калитка, соединяющая замковый двор с городом, была украшена венками из диких роз, а у ворот церкви собралось всё население Камелота.

— Вы не находите, моя принцесса, — шепнул король Артур, церемонно держа за пальцы свою невесту. — что ваш изумрудный браслет не слишком подходящ для вашего наряда?

— Нет, не нахожу. Очень даже подходящ. — ответила тоже шёпотом Джиневра, но настроение всё же было испорчено. Совсем некстати было это замечание касательно наручного коммуникатора, только внешне похожего на изумрудный браслет. Она как-то позабыла про него, настолько он был ей привычен, но вид браслета лишний раз напомнил ей, что однажды раздастся сигнал, и его звук вырвет её из этого волшебного сна. А пока этого не произошло, надо спешить и наслаждаться.

На свадебном пиру только слепой не смотрел завистливым взглядом на супругу короля. Все рыцари спешили произнести заздравные речи, так что прислуга едва успевала наполнять кубки. А когда уже совершенно упились, то, не стесняясь, принялись блевать тут же, за креслами, а утирались вышитыми скатертями. Орали и ругались, спеша перебить друг друга — спорили о своих воинских удачах и победах. Колотили кулаками по столам, местами даже дрались, потом мирились и снова лопали. Жрали они просто безобразно, причём, их жёны нисколько не смущались такими застольными подвигами.

Некоторые матроны были с дочерями, и тут же на пиру слаживались некоторые будущие свадьбы. Другие были ещё молоды и многие беременны, но тоже пили и ели всё подряд. Не раз Джиневра ловила на себе их завистливые взгляды и видела как дамы что-то втюхивают в уши своим благоверным. Ответом были большей частью взгляды, которые бросали мужчины на Джиневру. Она хорошо знала цену этим взглядам — это была похоть. Супруга короля не подавала вида, будто всё это понимает. В конце концов, эта свадьба была лишь неизбежностью, которую следовало переждать.

Короля нисколько не огорчало то, что происходило в пиршественном зале. Он был оживлён, много ел и пил, охотно целовался со всеми, кто подходил его поздравить. Заляпался он, как свинья, постоянно вытирая руки о свою красную рубаху, а рубиновый дракон на его тунике был залит пивом и вином. Он также запачкал и Джиневру, обращаясь к ней с полным кубком и с любовной заботливостью подсовывая ей в тарелку кусок пожирнее.

— Супруг мой король. — тихо обратилась она к нему. — Почему вы едите так небрежно, что запачкали жиром ваш свадебный наряд?

— А как же? — удивился он. — На праздничной одежде всегда должны быть следы обильной пищи, чтобы никто не мог сказать, что на пиру кормили слишком постно!

Сама королева ела мало, чем, кажется, вызывала пересуды у знатных дам. Ей было сильно не по себе: справа гоготал Артур, а слева чавкал пьяный священник. Мерлин же сидел от короля по правую руку. Джиневра улучила момент: она наклонилась над столом, чтобы посмотреть на него, и встретила его внимательный взгляд: друид наблюдал за ней. Он был трезв, и в тарелке у него лежали лишь овощи. Казалось, в этом взгляде сквозит злорадство, отчего-то колдун ненавидел её.

Королева устало откинулась на прямую спинку кресла. Ей было невмоготу.

Музыканты дудели в свои дудки, бренчали на каких-то струнных инструментах, гости орали варварские песни. Горящие факелы, спёртый воздух, насыщенный запахами кухни и ядрёным потом, звон посуды, суета прислуги, народ, толпящийся в дверях — всё это вызывало раздражение и головную боль. Джиневра ждала, когда все начнут расходиться по ночлегам.

С места поднялся самый приметный рыцарь королевского двора, славящийся своей неподражаемой учтивостью и блестящими светскими манерами — сэр Гавейн — и начал витиевато выражаться:

— Хочу я пожелать нашему досточтимому господину королю скорейших подвигов на поле брани — среди вышитых подушек и шёлковых простыней! Да будет лошадка его резвой и послушной! И пусть победа эта принесёт плод мужского пола не позднее девяти месяцев с сего дня! Пусть дерево Пендрагонов с нынешнего дня плодоносит каждый год!

Джиневра не сразу догадалась, что такое сказал Гавейн, но дружный рёв гостей и их хохот навели на мысль о чём-то непристойном. Она оглянулась на мужа: король тоже смеялся, но в этом смехе было что-то странное. Он повернулся к супруге, словно собирался обнять её. Лицо короля покраснело, но не только от обильно выпитого вина, а в его глазах был непонятный вызов. Из-за королевского плеча выглядывало худое лицо колдуна, он тоже смотрел на королеву и тоже очень странно, словно не доверял ей.

Король поднялся с места, потянув за руку и Джиневру — ей тоже пришлось встать.

— Сидите, друзья мои! — провозгласил он во внезапно нагрянувшей тишине, только факелы трещали и роняли капли жира на пол. — А мы с королевой удаляемся в супружеские покои. Продолжайте праздник и припасите силы для будущих сражений с жареными баранами и дубовыми бочками.

Все грохнули со смеху, оценив ответную шутку короля.

У неё было немного времени: пока Бракка снимала со своей госпожи свадебное платье, а Энн вынимала из её волос шпильки и расчёсывала длинные чёрные пряди. Они готовили королеву к супружескому ложу.

А королева вдруг осознала, что ей придётся сейчас лечь в постель с этим пьяным мужланом и терпеть его грубые ласки! Это было совсем не то, чего она хотела!

Джиневра сидела в оцепенении и не сразу поняла, что такое говорила Бракка:

— Первые две жены не родили королю младенцев, отчего он был во гневе. Вы, госпожа, последняя надежда нашего лорда короля, иначе ещё десяток лет, и он будет уже не в состоянии зачать наследника. А это значит, что кланы снова возьмутся за распри, и саксы приспеют к раздору. Пока лорд наш король правит Британией, земля наша наслаждается покоем.