Шел пятый год как жили мы в жилище горном нашем. В доме просторном места стало мало и мы второй этаж из дерева надстроили. В пещере же запасы хранили и убежищем она должна служить нам в случае прихода врага. Торосс ловкий подружился с соколиной парой и стали пернатые друзья нам стражами.

И снарядить решил Перейра небольшой отряд в поход за солью — в отряде этом были он да я. И в путь обратный налегке, с оружием лишь, в пути все добывая, мы двинулись. И был Перейра, оторвавшись от каждодневной заботы о женщинах и детях, лёгок, весел и быстроног, хоть седина уже пробилась на чёрных волосах его. И в пути отбили мы от стада одичавших лошадей двух жеребцов. Перейра их объездил. В занятье молодецком он годы сбросил с плеч своих. Силён он был, и время не касалось его своей мертвящею рукой. Лишь седина висков была той малой данью, что отдал он годам прошедшим.

Мы научились ездить без седел и без упряжи, как ездят на конях индейцы. И мчались по равнинам и горам, по тем путям, где шли мы годы назад, друзей теряя и надежду. Равнинный ветер нас освежал, и радость бытия нас посетила, о которой мы забыли за годы блужданий. И Перейра о золоте заговорил, и никто его не прерывал, никто не рвал у песни его крыльев.

На два голоса мечтали о богатстве мы и грезили о блеске и о славе. И летели над землей, держась ногами за бока коней и раскинув в полете руки, словно две свободных птицы! И пели, и кричали небу, солнцу и горам о страсти о своей, о жажде и мечте! И ночью у костра, стреножив лошадей, смеялись, лежа на земле, прогретой солнцем, и не могли наговориться за годы, проведенные в молчанье.

***

Мы добыли соль, отнявши у друзей у наших, у испанцев. Нагрузили на их же лошадей, а также случайно прихватили порох, изъятый у небольшого отряда разведчиков, что новой искали для себя поживы в дебрях леса. Нагруженные и довольные, в высоких испанских седлах мы возвращались тем путем, который пролетели. И вот пришли в убежище в горах.

Там новость нас ждала. В углу пещеры дальнем взялись за возведение стены из камня, чтобы зимние запасы от тепла и дыма уберечь, случись нам прятаться там от врага. И камни для постройки брали из завала в конце пещеры. И вот, раскидав порядком каменных тяжелых глыб, вдруг уловили воздуха движение, шедшее из-за камней. И с интересом принялись разбирать и дальше каменные глыбы. Вот постепенно освободился проход и ветер холодный потянул из глубины его.

Все догадались, что человек тут потрудился, а не слепые природы силы навалили так ровно каменный завал из глыб! И решено отряду с факелами спуститься и осмотреть тот путь, которым ровный ветер дул. А это означало, что путь в глубины будет долог.

Мы взяли факелов большие связки и запаслись оружием и, наскоро простясь, пошли втроем по зеву темному горы, спускаясь в глотку самой преисподней. Ступени вскоре появились, и спуск тот стал крутым, но ровным пол был, без камней, без ям и без порогов. И ветер дул навстречу непрерывно и пламя факелов трепал, хоть просмоленное тряпье ему угаснуть не давало. Так шли мы час за часом, и ни конца не видно было, ни начала. В молчании мы совершали путь свой и вот услышали тихий, нежный звон, словно тысяч тысячи далеких колокольчиков, едва колеблясь, трепетали и звоном неземным тьму и пением тончайшим наполняли.

И вот заколебалась темень впереди, и светом таинственным озарились стены, мерцающим и слабым, и звон над головами нашими привел нас в изумление. Но, сколько ни светили мы своими факелами, сколько ни смотрели вверх, глубокая тьма без малейшего просвета скрывала от нас источник звука.

И мы пошли на свет, таясь и прячась, двигаясь на ощупь, факелы оставив позади. Обшаривая руками поверхность стен, нашли мы кольца, в которых оставались остатки факелов.

Был обитаем некогда тот коридор, которым двигались мы. И вот приблизясь вплотную к концу прохода, в котором мы скрывались, уперлись пальцами своими в решетку узорчатую. Она сверху донизу перекрывала наш коридор. И свет от факелов, что за решеткой в стене напротив, неровным светом своим преграду нашу осветил. И пальцы наши на золоте лежали!

Так долго просидели мы за преградой золотой, но ничто не нарушало нашего уединенья. Лишь треск от факелов горящих, да дивный и немолчный звон невидимых нам колокольчиков. Потом решились встать и в путь обратный отправились в молчании, от увиденного в изумленье, с глубоко потрясенною душой! Возвращались долго и вот, когда у выхода в убежище наше мы почти были, осветил светильник мой то, что не видели мы ранее, когда в дыру спускались. У подножия ступеней двоился коридор. Но мы вернулись наверх, чтобы товарищи все наши от беспокойства перестали изнывать.

Там, вне себя от потрясения, выслушивали молча братья наш рассказ. Глаза Перейры блистали, словно две черные звезды, когда он говорил о золотой решетке, и торжество его во взорах слушателей утопало. Тут Торосс поискал в кармане и вынул то кольцо, что из стены он вырвал пальцами крепкими своими. И никто не удивился, когда увидели блеск золота под копотью и пылью вековою.

И решили тут же второй пройти мы коридор, который факел мой в момент случайный выхватил из тьмы. И вот отправились опять Перейра, я и Макконнехи, и Мбонга черный. И снова шли, и долог был наш путь, и этот коридор был так же длинен. И так же тихо пели колокольцы, вызывая священный ужас у Мбонги, что вращал глазами дико в глазницах, и в возбуждении зубами щелкал.

И снова завиднелся свет неясный, как в коридоре, что остался в стороне от нашего пути. И снова мы приблизились, уж думая, что встретим снова мы решетку золотую. Но не было решетки, проход свободен был. Все наготове держали оружие, поскольку не горят там факелы в стенах, где нету ни души и где не ходят люди. Но просмотрели мы, когда возник пред нами один из обитателей убежища. Лишь Мбонга черный пантерой бросился вперед и горло вырвал у него своими белыми зубами так, что ни вопля и ни звука несчастный не успел издать, когда залился он своею кровью и мертвым наземь он упал.

Мы утащили мертвеца подальше от света и залегли во тьме, и стали ждать, когда увидим в тусклом свете появление других живых людей. Сновали они мимо с ношами своими, как муравьи, что на лесной тропе несут на кучу муравьиную кто листик, кто — жучка. Несли и эти, но не веточки растений, несли корзины с плодами, и связки факелов несли, и стопы дощечек глиняных, и много другого, что для жизни надо множеству людей, и золото несли.

Диковен облик их — не индейцы и не испанцы. И почти одежды нет на их худых телах, лишь грязные повязки на тощих бедрах, и выбриты их головы, лишь прядь одна красовалась на макушке.

Но были и другие, видать, надсмотрщики, в теле поплотнее и поосанистее, в сандалиях ременных, на руках и шее золотые украшения. С хлыстами они проходили в молчании, хотя не погоняли никого. Их лица неподвижны были и жили лишь глаза.

Потом носильщики обратно шли, и пусты темные глаза их были, подобно тем корзинам, что назад они в руках несли. Мерной поступью босые ноги топтали землю, словно одним лишь им понятный танец исполняли.

Потом прошел отряд десятка в два с оружием и в латах необычных. И впереди них шел с вельможной важностью, украшенный не просто золотом — камнями сияющими! — на руках, ногах и голове, с высоким опахалом перьевым над покатым лбом и крючковатым носом не иначе как служитель местного обряда. Значит, рабы, жрецы и армия у здешних обитателей имелись.

Мы отползли подальше и осторожно встали на ноги, и тихо удалились по темному проходу назад, туда, где ожидали нас. Там всё мы рассказали и тревога овладела нами. Мы не одни и противник странный в соседях у нас и вход в владения его у нас под боком.

Мбонга протянул нам то, что вынул из повязки убогой убитого им человека. То была коробочка из дерева, легко открылась крышка, и крошки выпали на ладонь. Торосс понюхал и осторожно взял на язык одну и ответил на вопросы нетерпеливые: